Страница 11 из 117
Он обратил свой взгляд в сторону от осадных работ, на циркумвалационную линию вокруг крепости, которая к тому времени перестала быть таковой по своей сути. Изоляции гарнизона и нарушения связи его с внешним миром, предотвращения возможности снабжения Севастополя всем необходимым для выдерживания длительной осады она не выполняла. По мнению Джеймса Мортона, одного из создателей системы укреплений береговой обороны США, взявшего для этого многое из опыта Крымской войны: «…циркумвалационные линии союзников под Севастополем были построены с единственной целью: ограждения армии от нападения русских, то есть сугубо оборонительными».{81}
Еще один из американских военных, генерал федеральной армии периода Гражданской войны (1861–1865 гг.) Джордж Мид, считал, что кампания под Севастополем, в которой союзникам не удалось перерезать пути снабжения русских войск, была «длительным процессом полуосады», грозившим затянуться бесконечно долго.{82}
Важным для определения дальнейшего хода вооруженной борьбы в Крыму оказалось мнение императора Наполеона III, небезосновательно опасавшегося дальнейшего затягивания войны и как результат, что «…осада Севастополя может превратиться в многолетнюю Троянскую войну».{83}
Перенос основных усилий союзных войск на территорию вне осадной линии мог привести к разрыву сообщений и соприкосновений крепости с полевой армией, при отсутствии которых Севастополь «…не продержится и в течение недели».{84}
Такое изменение характера боевых действий могло, по мнению французского императора, полностью использовать наметившийся перевес сил союзников, которые постоянно пополнялись. Образованный артиллерист, автор нескольких книг по теории артиллерии, в том числе довольно интересной работы «История орудий используемых современными армиями» (1849 г.), Наполеон III весьма оперативно реагировал на ситуацию в Крыму. С начала 1855 г. он категорически запрещал любые второстепенные действия. Для наблюдения и контроля им был послан в Крым генерал-адъютант военный инженер Ниель, которого, как выше говорилось, император был не против увидеть на посту главнокомандующего. Прибытие этого выдающегося военного специалиста имело большое значение: «Его роль, достаточно серьезная, хотя совершенно неопределенная, состоит в том, чтобы следить за всем весьма тщательно и отчитываться прямо перед французским правительством».{85} Ниель стал одним из тех, кто создал условия, приведшие к поражению русской армии на Черной речке.
Англичане рассуждали почти аналогично, с той лишь разницей, что, по их мнению, «…всякое углубление внутрь полуострова, атака неведомых позиций, маневрирование при отсутствии кавалерии и обозов, являлось авантюрой».{86} В свою очередь они предложили провести ряд экспедиций в города на побережье Черного и Азовского морей, что могло не только усугубить положение русских, лишив их нескольких баз, но и перережет важные артерии снабжения. В данном случае, традиционным для британцев способом было ведение боевых действий против прибрежных баз с использованием силы собственного флота.
Французский вариант, таким образом, предполагал сокрушение русских, а английский — их измор. Одинаковым в обоих случаях было перенесение действий за пределы Севастополя. Признаем, что при всех присущих внезапным планам недостаткам, оба оказались достаточно эффективными по полученным результатам.
Вскоре англичане предприняли экспедиции в Керчь, Бердянск, Геническ, Таганрог, Ейск и Мариуполь. Правда с последним не обошлось без очередного курьеза.
Первое нападение на него было совершено союзной «Летучей эскадрой» в составе 18 судов, 24 мая 1855 г. Город бомбардировался с 9 до 13 часов. Было сожжено, разрушено и повреждено 20 домов и амбаров; в порту, на бирже английским десантом поджигателей истреблены все заведения (амбары, склады, торговые конторы). Но оказалось, почти все они принадлежали иностранцам, в том числе французам, австрийцам и тем же англичанам. То что англичане сожгли амбары, принадлежавшие их соотечественникам, никого не трогало — сами разберутся. Но уничтожение ими австрийского, французского имущества… Ближайшая телеграфная станция находилась тогда в Кременчуге так, что через пять дней газеты, прежде всего Вены, а также Парижа, и Лондона, сообщили своим читателям пренеприятнейшую весть: англичане используют войну для подрыва торговли своих европейских партнеров. С таким трудом сколоченный против России союз извечных врагов — Англии и Франции, грозил дать трещину с непредсказуемыми последствиями. И все это на фоне провала штурма Севастополя и перспективы затяжки войны. В эти дни телеграф между тремя европейскими столицами работал более оживленно, чем обычно. В результате потерпевшим владельцам было обещано возмещение убытков. А поскольку в Мариуполе много еще было жилых домов, контор и складов иностранцев, то во избежание повторения скандала, союзники сделали самое простое — больше их корабли к Мариуполю не подходили. Мариупольцы могли видеть время от времени дымы на горизонте, иногда одно-два судна показывались вдали, но и только. И в то же время, как следует из хроники, беспощадно бомбардировались Бердянск, Таганрог, в огне было все побережье Азовского моря.{87}
Действовали союзники по привычке. Как разбойники. С дымом горящих приморских городов окончательно рассеялся образ мифический «рыцарской войны». Тотлебен, как бы он ни был лоялен к французам, отметил однозначно: «…Взятие Керчи и безбожное поведение союзников произвели на меня такое тяжелое впечатление, что мне и в голову не могло придти заговорить с французами во время перемирия о Керчи и о благородном поведении французского флота. Moniteur сочинил обо всем от первой до последней строчки».{88}
Но война всегда цинична. То, что одни называют разбоем, другие определяют как военный успех. Как бы не подвергали англо-французские рейды критике современные исследователи, называя «пиратскими» и «негуманными» — в основном цели ими были достигнуты. За две недели были уничтожены или захвачены до 500 русских торговых судов. Были потеряны «…запасы продовольствия на стотысячную армию на срок четырех месяцев; небольшая часть этих запасов досталась союзникам. Наши войска в Крыму с этого момента были обречены на сокращенный, голодный паек…».{89}
Не будем здесь детально рассматривать Азовскую кампанию, хотя там есть немало интересного. Надеюсь, это станет темой отдельной книги.
РУССКИЕ: В ОЖИДАНИИ РАЗВЯЗКИ
У русских войск к началу лета 1855 г. далеко не все и не всюду было хорошо. Положение обороняющихся становилось тяжелее с каждым днем. Вне осадной линии, особенно после сражения у Балаклавы и тяжелейшего кровопролитного сражения при Инкермане в 1854 г., командование более не рисковало предпринимать каких-либо активных действий, тем более против значительно пополнившего свои силы союзного контингента. Этим не преминуло воспользоваться союзное командование, шаг за шагом начав диктовать свои условия ведения боевых действий: «Начиная с конца апреля 1855 г. инициатива военных действий под Севастополем принадлежит союзникам. В результате мощных наступлений они захватывают одно за другим полевые укрепления, сооруженные русскими с внешней стороны их оборонительной линии, и отбрасывают противника за основной защитный пояс крепости».{90}