Страница 20 из 23
– Может, и у вас тут нашлись бы отроки неробкие, – отчасти подтвердил их надежды Городислав, но посмотрел почему-то на Прияну, – чтобы с нами на летиголу пойти. И себе бы чести добыли, и нам бы помогли.
Отроки посмотрели на своего князя с надеждой. Иные из них, давно уже «отроки» только по званию, а на деле – усатые мужи, его ровесники, когда-то вместе с ними жили в лесу, в числе братства вилькаев. С тех пор как их вожак стал смолянским князем, они переселились из чащобных избушек в гридницу, а иные, старшие, даже в собственные избы на предградье. Со своими родами, жившими вокруг Свинческа, они не теряли связи, но возвращаться к обычным промыслам земледельцев не собирались. Теперь они звались не стаей, а дружиной, и образец им задавали витязи из преданий, что ходили грабить Греческую землю и привозили оттуда сосуды золотые и девок красных.
Но от верховьев Днепра до Греческой земли было уж больно далеко, а на пути раскинулась Русская земля: русь не только давно уже сама ходила грабить греков, но и заключала с ними мирные договора о торговле. На севере лежали владения тех же русов, родичей Эльги и Святослава, на востоке – вятичей, с которыми Станибор не хотел ссориться, пока они позволяют ездить торговым гостям. А за западе особенно нечего взять: небогатые земли двинских кривичей-полочан, а потом летигола да зимигола, родичи днепровской голяди. Через их владения текла большая река Двина, впадавшая в Полуночное море, но западная голядь торговых гостей на свои земли не пускала. Поэтому и полочанам приходилось задешево уступать товары русам в Витьбеске. Нетрудно понять, отчего они с такой надеждой смотрят на заморских варягов, способных хоть с той стороны пробить эту стену.
– Может, помогли, а может, и навредили бы, – подала голос Еглута. – Не боитесь ли вы?
– Чего мы должны бояться? – Городислав слегка нахмурился. – Если собрать дружины хорошие да как следует дело обдумать, то была бы Перуна милость, а уж мы не из робких.
Он говорил спокойно, без похвальбы и удали, но Прияна чувствовала в нем неуверенность. Не страх перед военным походом, а сомнение, сочтут ли его способным на такое дело. Ведь пятнадцатилетним отроком он начал свой ратный путь с поражения и плена, и все здесь это знали.
– Я не о том говорю, чтобы сеять, а о том, что взойдет! – усмехнулась Еглута. – Допустим, Перконс благословит мечи ваши, и вы разобьете латгалов, земгалов… и столкнетесь лоб в лоб с русью заморской! Тогда что будет – подумали вы? Сейчас голядь двинская ваши земли от варягов прикрывает. Эту стену варяги со своей стороны рушат, а вы хотите еще и со своей начать ее ломать! Сами варягам дорогу к своим очагам откроете. Может, не у Перконса вам милости просить, а у другого какого бога? Какой ума прибавляет?
Кое-кто из старших усмехнулся. Городислав почти не переменился в лице, лишь чуть крепче сжал челюсти. В тот раз его с братьями одолел и пленил Ингорь киевский – рода русского, то есть тех же варягов.
– Ну так и мы не одни люди на свете! – пришел на помощь сестричу находчивый Богуслав. – Мы – кривичи, вы – кривичи, да и в Плескове тоже нашего коня люди живут.
– Плесковские не будут помогать, – покачала головой княгиня. – Они с Эльгой в близком родстве, там теперь в князьях сидит ее брат Белояр. Они сами с купцов мыто собирают, кто через них на Полуночное море ездит. Зачем они будут вам помогать свою дорогу прокладывать?
– Ну а вы что сказали бы? – Богуслав настойчиво, хоть и с улыбкой, смотрел на Станибора.
– Мы… – князь ущипнул себя за ус, – у нас…
– Или и у вас свой путь на Полуночное море есть? – усмехнулся Богуслав.
Станибор не мог ответить «есть»: он жил на самом Днепре, но путь по Днепру ему не принадлежал. И чтобы им воспользоваться, ему требовалось соизволение киевских князей.
– У нас своя русь есть, – сказал он наконец. – С чужой воевать несподручно.
– Та двинская русь вашей киевской не родня, – покачал головой Богуслав. – Были б они заодно, уже здесь стояли бы из Киева дружины.
Станибор не отвечал. Этот разговор его встревожил. А если та неведомая русь пройдет зимиголу и летиголу и выйдет в земли кривичей? Полочане – не такая уж сила, сами не выстоят. И что тогда? Ему придется вести войско на волоки, выводящие с Двины на Днепр, чтобы защищать свою собственную землю. Да, как данник и союзник Киева, он мог просить защиты у Эльги и Святослава, но…
Он посмотрел на Прияну и теперь с совершенно новым волнением задал себе вопрос: где Святослав? Почему так и не приехал за своей невестой, чтобы заключить обещанный союз?
Во всех своих сомнениях Станибор, конечно, не признавался. Но о русах, воюющих двинскую голядь, заговорил и назавтра, когда на пир по поводу возвращения восточного обоза собрались смолянские бояре и все торговые гости, что в эту пору находились в Свинческе.
В этот раз Прияна уже ждала гостей в гриднице, стоя возле Прибыславы и своей сестры. Рядом отроки держали несколько окованных серебром рогов и чаш, стояли три ведра пива с ковшиками-уточками, чтобы своевременно наливать и подносить. При входе женщины приветствовали и угощали самых уважаемых гостей, после отроки разводили тех по местам. Станибор, в шелковом кафтане, где по рыжему полю мчались всадники на золотистых конях и с зелеными псами, и собольей шапке с шелковым верхом, приветливо кивал со своего резного сиденья.
Когда вошли полочане, Прияна слегка расширила глаза от удивления. Они разоделись не по-вчерашнему: вместо свит простой домашней шерсти, выкрашенных в бурый и зеленоватый цвет при помощи дубовой коры и толокнянки, на них красовались кафтаны с шелковой отделкой и узорной тесьмой на груди. На Городиславе – ярко-синий с желтовато-золотистым шелком, на Богуславе – синевато-зеленый, очень темного оттенка, с отделкой из рудо-желтого шелка с черными узорами и тонкой тесьмой тех же цветов. Княгиня, поймав удивленные взгляды обеих сестер, усмехнулась: богатства взялись из ее укладок. Муж велел ей послать полочанам в дар цветное платье, и теперь они были не только горды тем, как хорошо одеты, но и явно обнадежены насчет дальнейшего. Богуслав, весело и лукаво блестя глазами, поклонился князю и княгине ниже обычного. Прибыслава вручила ему чашу, кивнув Прияне на княжича.
Прияна взяла у отрока наполненный пивом рог и подошла к Городиславу. Хотела пошутить насчет его нарядности, но смолчала, смущенная его слишком уж пристальным взглядом. Он так смотрел, будто ждал от нее каких-то очень важных для него слов. Но что она могла ему сказать?
Князь возложил на очаг угощения для Велеса, сохранившего купцов в долгом опасном пути, братину пустили по кругу, потом принялись за лосятину. Вымоченную ночь в уксусе с травами, ее приготовили в разных видах: и в похлебке с луком и пшеном, и тушеную с репой и морковью, и обжаренную – для тех, у кого зубы помоложе и покрепче. Подавали рыбу, кашу, жареную птицу, моченую бруснику, соленые грибы. Поговорили о вятичах и хазарах, что сидели в низовьях Дона в своих каменных крепостях и принимали там торговых гостей. Но дальше – и не думай. В те заморские края, где кунья шкурка стоит не одну бусину, а три, или за девку-полонянку порой дают столько серебра, сколько она сама весит, славянам ходу не было.
– Да неужто мы бы не съездили? – в который уже раз возмущался Миродар, поддержанный кивками и гулом сотоварищей. – Мы народ не робкий, а за море сходили бы! Против того, что нынче привезли – добыли бы втрое! А выкуси – земли хазарские, пути хазарские, и прибыток весь им.
– Ну что делать, землю-то не переделаешь! – качали головой старики. – Уж коли пути за то море через хазар Велес проложил…
– На то Перун есть, чтобы свои пути через чужие земли прокладывать! – крикнул Селята, бывший вилькай, а теперь один из старших гридней в княжьей дружине.
– Вот тут про одних таких речь ведут. – Станибор кивнул Богуславу. – Не слышал ли кто-нибудь про русинов, свеев или кто они там, что на устье Двины сидят и двинскую голядь воюют? Остров Холм, или как ты сказал, Богуша?