Две жены для Святослава

Не могу сказать, что хорошо помню свое пребывание в Кощеевых владениях. Думаю, когда мы бежали, он отнял у нас память. Но очень хорошо помню голос отца, как он рассказывал эту повесть в первый раз в гриднице, перед всеми нарочитыми мужами земли Смолянской:

– …Но наконец перед ними забрезжил свет, и Ведома увидела, что они с сестрой стоят на погребальном поле возле могилы Рагноры. «Вот вы и дома! – сказала им бабка. – Теперь возвращайтесь к родителям и помните: никогда больше не идите наперекор воле вашего отца!»

Люди тогда удивлялись, что я совсем не повзрослела за три года: как ушла на тот свет восьмилетней девочкой, такой же и вернулась. Но моя сестра стала заметно старше за это время – ей ведь пришлось нелегко. Впрочем, Ведома и сейчас очень красивая. Ее старшую дочь зовут Рагнора. Она родилась после ночи Коляды, когда покойные приходят разделить трапезу с живыми.

Это все случилось восемь лет назад. Сейчас мне шестнадцать – столько же, сколько тогда было Ведоме. Но пребывание на том свете не прошло для меня даром. Мертвые по-прежнему считают меня за свою, и порой я слышу духов. Это происходит на грани сна и яви: когда я должна вот-вот заснуть, в моей голове звучат голоса, предупреждающие о будущих событиях. Они не всегда говорят о том, о чем я хотела бы узнать, но никогда не обманывают.

Поэтому я очень огорчилась, когда однажды вечером вдруг услышала в полусне: «Скоро он умрет!»

Проснулась Прияна оттого, что кто-то тянул ее за руку.

– Вставай! – настойчиво требовал решительный юный голос. – Янька, вставай!

– Отстань! – отмахнулась Прияна и повернулась на другой бок, но ее потеребили за плечо.

– Вчера обоз пришел из Киева. Ты знаешь? Уже поздно было, мы спали. Может, тебе жениха привезли.

– Чего?

Прияна разом проснулась и села. Рядом с лавкой, где она стелила себе постель, стояла ее семилетняя племянница Рагнора – или Орча, как ту прозвали еще в раннем детстве за громкий голос. А Прияне сразу вспомнилось, что предрекли ей духи перед сном. «Скоро он умрет»…

– Кто тебе сказал про жениха? – в ужасе спросила она Орчу, мигом связав эти две вести из яви и Нави.

– Баба Еглута. Она сказала, видать, тебе вести какие от жениха пришли. Может, скажут, когда уже ехать.

Прияна перевела дух, вылезла из-под куньего одеяла и потянулась за платьем. В избе было тепло: челядь уже протопила печь, дым поднялся к кровле и ушел через оконца. Бросив платье, она сунула ноги в черевьи и пошла к лохани у двери умываться.

Орча последовала за ней – она почти везде, где только можно, ходила хвостом за своей юной теткой.

– А ты меня возьмешь с собой? – Пока Прияна умывалась, Орча держала конец ее косы, чтобы не падал в лохань. – Ну, в Киев?

– Тебе-то чего там?

– Мне ведь тоже нужен жених, – рассудительно пояснила Орча. – Когда ты обручилась, тебе сравнялось восемь лет, да? А мне уже семь.

– И что толку от того обручения? – Прияна взялась за полотенце. – Жениха все не видно и не слышно. Я бы лучше, как твоя мама, сама свою судьбу поискала.

Голос ее из-под полотенца звучал глухо.

– Мама сказала: так не надо делать, – возразила Орча. – Она вот сама по себе вышла замуж – за это бабка пришла из могилы и забрала вас с ней обеих.

Прияна натянула платье из тонкой рыже-коричневой шерсти, подпоясалась тканым пояском – из первых работ Орчи, поэтому несколько неказистым и неравномерной ширины, – и стала расчесывать косу. Она выросла высокой – в мать и сестру, – и светло-русые волосы спускались ниже пояса. Орча пристроилась рядом и стала расчесывать ей пряди с ближней стороны.

– А тебе было страшно? – уже не в первый раз спросила она. – Это ведь очень страшно, когда в могилу кладут и крышку сверху закрывают? Я бы у-мер-ла от страха, брр! – Девочка выразительно передернула плечами, содрогнувшись всем телом.

– Я не помню, – честно ответила Прияна.

– Но как ты можешь не помнить? Тебе было на год больше, чем мне, а я все про себя помню.

– У нас Кощей забрал память. Мама ведь тоже не помнит? Ты сто раз у нее спрашивала.

Орча помолчала.

– Если бы меня забрал Кощей, я бы ничего не забыла! – пробормотала она. – Ни капельки! И теперь бы я точно знала, как там все!

Прияна вздохнула. Когда она пыталась что-то вспомнить о своем пребывании в Кощеевом подземелье, в памяти вставал лишь отец и его рассказ. Но зато как выразительно звучал его голос, как искусно и красноречиво велось повествование! Она как наяву видела перед собой то, о чем он говорил: огромные палаты, где за столом сидели по триста красиво одетых мужей и триста нарядных жен, золотые чаши, сиявшие так, что не требовалось огня, роскошные цветные одеяния на стенах – вроде тех, что киевская княгиня Эльга присылает в подарок своему деверю, воеводе Хакону из Смолянска, и княгине Прибыславе. Видела и самого властелина Закрадья – высокого, как дерево, темного, почти неразличимого. Наверное, она просто боялась на него смотреть, вот и не запомнила ничего толком.

Болтались в голове лишь смутные воспоминания, что какой-то срок – не то до своей временной смерти, не то после – она долгие дни сидела в избе и ее не пускали гулять. Они оставались тогда вдвоем с матерью: бабка Рагнора уже умерла, а сестра Ведома как раз убежала замуж. Дома было скучно. Даже девочек поиграть к ней не пускали почему-то. Эти обрывки сливались с ярким впечатлением от отцовского рассказа, и Прияна уже не могла различить, где свои воспоминания, а где впечатления от чужих слов. К тому же впечатления и образы, рожденные отцовским рассказом, казались куда ярче и полнее.

Вся земля Смолянская знала, что обе дочери покойного князя Свирьки побывали на том свете. Но родители погибли в один день, прямо сразу после тех событий, и их уже ни о чем не спросишь…

Да и все потом изменилось. В Свинческе появился новый князь – Станибор, дальний родич матери. Жену ему привезли из Киева – она приходилась родственницей тамошней княгине Эльге и правнучкой Олегу Вещему. Воеводой у князя стал Равдан – муж сестры Ведомы. Прияна жила при них. А еще имелся воевода Хакон – он обретался в новом городе Смолянске, в десяти поприщах отсюда, и следил за тем, как смолянские мужи нарочитые собирают дань для киевских князей.

И туда, в Киев, однажды вместе с данью предстояло уехать и Прияне. Чтобы стать новой княгиней Русской земли. Ибо почти сразу после того, как она вернулась с того света, а отец и мать туда отправились, ее обручили со Святославом, сыном Ингвара киевского.

Вскоре после того обручения – весной, как сошел с Днепра лед – Святослав проезжал через Смолянскую землю, направляясь на Ильмень. Там по решению Ингвара заложили новый город, названный Святославлем. Но не прошло и двух лет, как Ингвар погиб во время полюдья в Древлянской земле, и Эльга спешно вызвала сына назад в Киев. Когда он той зимой ехал с севера на юг, то очень торопился: переночевал в Смолянске, а сюда, в Свинческ, заехал лишь на вечер ради родственной вежливости. К его приезду уже собрали войско, и на следующий же день Святослав со своей дружиной ушел дальше, вниз по Днеру, а с ним и Равдан со смолянами.

С тех пор миновало шесть лет, но Прияна больше ни разу не видела своего жениха. Считай, вообще не видела, – думала она, понимая, что за эти шесть лет тот мальчик, с которым она говорила в гриднице, перестал существовать. А тот мужчина, который из него получился, был ей совершенно незнаком. Увидит – не узнает. Ведь, наверное, он и ростом стал повыше?

Войдя в возраст невесты, Прияна все чаще задумывалась о своей судьбе и все с большим нетерпением ждала ее решения. Русская земля! Киев! Этот далекий край и его владыки казались ей даже менее знакомыми и понятными, чем Закрадье и его темный повелитель.

Никого из киевлян при обозе, конечно же, не оказалось: только свои, не считая купцов, едущих дальше – ловатичей, поозёр, ладожан, плесковичей. Это был обычный торговый обоз, который уходит из Киева вверх по Днепру сразу, как встает река и устанавливается санный путь, и увозит на север товары, доставленные летом от греков. Тем не менее приход киевского обоза считался самым значительным событием между Колядой и Медвежьим днем. По этому случаю к князю собирались все нарочитые мужи из Смолянска, Свинческа и окрестностей, торговые гости распродавали привезенное и закупали меха зимней добычи. На княжьем дворе готовились к пиру: пекли хлеб, ставили новое пиво.