Управляемые (ЛП)

— Я не имею права даже чувствовать себя таким образом, — произносит он, проводя рукой по волосам, — учитывая моё прошлое… — он замолкает на полуслове, встречаясь со мной взглядом. — Почему это так задевает меня? Почему мысль о тебе с кем-нибудь сводит меня с ума?

Части меня нравится тот факт, что Колтона зацепило. Я упиваюсь мыслью, что значу достаточно, чтобы быть для него важной.

— Ты же, конечно, не думаешь, Ас, что я прождала всю свою жизнь, чтобы стать твоей игрушкой, а? — смеюсь я, пожимая плечами и чувствуя себя неловко, потому что догадываюсь, какой следующий вопрос он собирается задать. Я редко рассказываю о том, что произошло. Никогда не рассказываю о последствиях. Из-за немыслимой потери, о которой никогда не смогу забыть. Из-за отвратительных, бездушных слов, сказанных мне его семьёй. Их обвинения преследуют меня и по сей день.

Несмотря на прошедшие годы, я всё ещё испытываю адскую муку, когда рассказываю об этом. Время немного размыло события за те два года, что прошли с момента аварии. Но картины той катастрофы, запечатленные в моей памяти, никогда не померкнут. Вина по-прежнему давит на меня, порой так сильно, что мне трудно дышать и двигаться. Прошлое мешает мне жить дальше. Рискнуть и оставить прошлое в прошлом. Использовать свой шанс на отношения с Колтоном. Я пытаюсь скрыть возникшую от воспоминаний пронизывающую меня дрожь, и пытаюсь взять себя в руки, чтобы выглядеть достойно.

Колтон смотрит на меня с тенью улыбки на губах:

— Выкладывай, сладкая. Что случилось?

Я делаю глубокий вдох.

— Особо рассказывать и не о чем, — начинаю я, утыкаясь взглядом в песок, по которому мы неспешно идём. — Мы дружили ещё со школы, вместе пошли в один колледж, обручились, планировали свадьбу… — я чувствую, как Колтон весь напрягся от моих последних слов, сжимая пальцами мою руку. — И он погиб немногим больше двух лет назад. Конец истории, — я бросаю взгляд на Колтона, обнаруживая, что он в упор смотрит на меня. Я рада, что слёзы, которые обычно наполняют мои глаза в этом случае, не появляются. Как неловко любить одного человека и плакать о другом.

Колтон резко останавливается, так, что моя рука дёргается, пока я по инерции двигаюсь вперед, и я пошатываюсь. Его глаза ищут мои, и их заполняет сочувствие.

— Соболезную, — произносит он мягко, притягивает меня к своей твёрдой груди, оборачивая вокруг меня руки. Я зарываюсь лицом в его шею, находя утешение в ровном биении пульса под моими губами. Я обнимаю Колтона в ответ, вдыхая его восхитительный запах, такой чистый и такой утешительный. Он оставляет на моей макушке нежный поцелуй, и его нежность настолько неожиданна, что в глубине моего горла встаёт ком и жгут слёзы.

— Спасибо, — шепчу я, откидываясь назад, чтобы посмотреть ему в лицо, и мягко улыбаюсь.

— Может, хочешь поговорить со мной об этом? — предлагает он, проводя ладонью по моей руке, берёт за кисть и подносит её ко рту, целуя.

Хочу ли я поговорить об этом? На самом деле — нет, но он заслуживает узнать мою историю. По крайней мере, большую ее часть. Колтон снова притягивает меня к себе, обнимает, и мы продолжаем свой путь.

— В моей истории действительно нет ничего особенного. Мы с Максом словно были предназначены друг другу. Он был старшеклассником, я училась в младшей школе. Типичный школьный роман. Походы на футбольные матчи, выпускной, первая для обоих близость, — я с безразличным видом пожимаю плечами, скрывая потрясение, вызванное этими воспоминаниями. — Я переехала за ним, когда он поступил в Калифорнийский Университет в Лос-Анжелесе, жила с ним, а когда перешла на последний курс, мы обручились, — я смотрю, как Бакстер снова кусает волну, и это немного отвлекает меня от того, что я собираюсь рассказать.

— Однажды в выходные Макс решил удивить меня поездкой. Он сказал, что это то, что доктор прописал, прежде чем… — я колеблюсь, задаваясь вопросом, как мне продолжить дальше. Поддерживая меня, Колтон пожимает мне руку. — У нашего путешествия не было какого-либо определённого пункта назначения, поэтому мы просто ехали по дороге, разглядывая пейзажи. Никто не знал, что мы куда-то поехали, поэтому никто не ждал нашего возвращения домой. Мы держали путь на север и доехали до Маммота, проехали его и свернули на двухполоску недалеко от городка Джун-Лейк. К счастью, зима была малоснежная, поэтому сугробов вокруг не было. Так, немного снежного пуха здесь и там. Был ранний день, я была голодна, поэтому мы решили поискать подходящее место для пикника. Так глупо... — я трясу головой. — У нас с собой были сотовые, но бесполезные — мы отключили их, чтобы попусту не тратить зарядку батареи, — я останавливаюсь, нуждаясь в паре минут, чтобы вспомнить те последние беззаботные мгновения, прежде чем наша жизнь безвозвратно изменилась. Я высвобождаюсь из-под руки Колтона, обнимаю себя руками, стремясь сдержать бьющую меня дрожь. Чувствуя мои мучения, Колтон снова обнимает меня, его тело окружает моё.

— Вы были очень молоды, Райли. Вы не сделали ничего плохого. Не приписывай всё, что случилось, себе, — говорит он так, будто знает, что чувство вины ежедневно разъедает меня, как болезнь.

Я внимаю его словам, благодарная за то, что он их произнёс, но всё ещё не верю им.

— Мы как раз повернули за очередной поворот на той извилистой дороге, по которой ехали. Там стоял лось, и Макс свернул в сторону, чтобы не столкнуться с ним, — я слышу, как Колтон втягивает в себя воздух, уже догадываясь, чем всё закончится. — Мы вылетели на встречную полосу, и шины захватили край обочины, потому что Макс слишком сильно вывернул руль, уворачиваясь. Не знаю. Всё произошло так быстро, — я вновь содрогаюсь, и Колтон крепче сжимает вокруг меня руки, как будто их сила может предотвратить неизбежное. — Я помню, как увидела первые деревья, когда мы перелетели через край дороги и стали падать в овраг. Помню, как Макс матерился, и это было странно, потому что он редко ругался, — мой желудок подымается к горлу, в то время как я вспоминаю чувство невесомости, когда автомобиль оторвался от земли и, увлекаемый центробежной силой, крутанул меня как тряпичную куклу, падая вниз. Я вытираю рукой одинокую слезинку, что скатывается из уголка моего глаза. Качаю головой. — Я уверена, ты не хочешь всего этого слышать. А я не хочу разводить сырость в наш вечер, — чувствую, как он отрицательно мотает головой, которая покоится на моём плече. Его руки крест на крест обёрнуты вокруг моих плеч, и я поднимаю ладони, цепляясь за них пальцами.

— Нет, пожалуйста, продолжай, Райли. Я очень ценю, что ты делишься этим со мной. Позволяешь мне узнать и лучше понять тебя.

Может, если я откроюсь ему, он будет чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы, в свою очередь, рассказать мне о своём прошлом. Это моё подсознание подсказало мне всё рассказать ему?

Я надеюсь, что он ответит на подобное подобным? Пару секунд я размышляю над этим и понимаю, что, так же, как я надеюсь на это, реально другое — в первый раз за долгое время рассказывать об этом мне легче.

Прежде чем продолжить, я делаю судорожный вздох.

— Следующее что я помню — как пришла в себя. Уже темнело. Солнце перевалило за гребень горы, и мы оказались в тени глубокого оврага, куда свалились. Запахи — о, мой Бог — они были чем-то, что я никогда не забуду и всегда буду связывать с тем днем. Смесь вытекшего бензина, крови и разрушения. Мы были на самом дне оврага. Машина лежала боком, я оказалась выше, а Макс ниже. Автомобиль был искорёжен. Мы столько раз перевернулись, что внутренне пространство смялось и уменьшилось в два раза. И я слышала Макса. Звуки, которые он издавал, пытаясь дышать, чтобы жить, были ужасны, — я содрогаюсь, вспоминая их, они до сих пор слышны в моих снах. — Но звуки говорили о том, что он жив. И какое-то время, в первые моменты, когда он очнулся, он держал меня за руку, пытаясь сдержать страх от того, что приходишь в сознание в том аду, в котором мы оказались.

— Тебе нужна минутка передохнуть? — спрашивает Колтон, нежно целуя меня в голое плечо.