Страница 19 из 33
– Она в порядке?
– Мне она показалась… поизносившейся.
– Африка, дружок! Что она рассказала?
– Она много говорила о «Саламандрах».
– Целая эпоха!
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Я говорил, но ты не обратил внимания. И был прав: никакого значения для твоего расследования это не имеет.
– А твоя связь с Катрин Фонтана?
Вздох, похожий на всхрап:
– Не хочется ворошить это, сын. Фарабо убил ее, чтобы показать мне, кто здесь хозяин. – Грегуар неслышно выругался. – Это я, из-за простого романчика, привлек к ней его внимание.
Эрван решил на время разговора допустить виновность Фарабо в этом убийстве.
– Почему ты не рассказал мне все это в первый же раз?
– Чтобы не путать тебя. Такие детали ничего не добавили бы к профилю парижского убийцы.
– Это мне судить.
– Была и другая причина, – добавил Старик чуть тише. – Когда Фарабо убил Кати, я был совершенно раздавлен. Нынешней осенью новый Человек-гвоздь попытался сделать то же самое через Анн Симони. Я молчал из суеверия, чтобы не войти в тот же штопор, который уже проходил…
Несмотря на расстояние и помехи, Эрван различил нотки искренности в голосе отца, – неужели он с самого начала ошибался в нем?
– Расскажи мне о ней.
– Она приехала в Лонтано в конце семидесятого. Я встретил ее в канун Нового года. В «Лучезарном Городе», отеле, который…
– Я уже в курсе.
– Она работала в диспансере, открытом для черных, а в то время это было истинно христианским поступком. Что я еще могу сказать? Наши отношения не успели зайти слишком далеко…
– Достаточно, чтобы ты бросил Мэгги.
– Достаточно, да.
Теперь Эрван различал в рубке отдаленные крики и рыканье – словно эхо тех, что окружали его самого. Бивак Грегуара стоил его собственного.
– «Саламандры» ее терпеть не могли.
– Мэгги была у них заводилой: они встали на ее сторону. Считали, что Кати – вертихвостка, от которой все беды. Чушь! Просто женщина скромного происхождения, тихая и преданная. Ревностная католичка, немного наивная. Прямая противоположность этим папиным дочкам, которые всегда меня бесили…
– А мне, наоборот, говорили, что это ты к ним клеился.
– Я их защищал. Ну пытался… В те времена я совсем не походил на того Морвана, которого ты знаешь. Я сам был кем-то вроде хиппи. Левак с длинными волосами и твердыми убеждениями относительно всего на свете.
Действительно, трудно себе представить. Даже молодым, маоистом и битником, Морван в душе уже был копом, втершимся в доверие пронырой.
– Я выяснил, что все «Саламандры» были дочерьми Белых Строителей.
– Вот новость. Ну и что?
Пришло время высказать новое подозрение.
– Возможно, у Фарабо был другой мотив.
– Что ты несешь?
– Белые Строители были из Нижнего Конго, как и он. Возможно, там он с ними и познакомился.
– Даты не сходятся. Он еще не родился, когда эти семьи обосновались в Лонтано.
– Может, это касается его родителей? Или колдовства?
– Ты просто бредишь. Говнюк выбрал «Саламандр», потому что они были самыми видными девушками в Лонтано. Превращая их в фетиши, он получал больше могущества… вот и все. Ты понапрасну тратишь и мое время, и мои деньги. Знаешь, сколько стоит такой разговор?
Эрван не стал отвлекаться:
– Фила сказала, что они часто баловались наркотой.
– И что?
– Она говорила о кислоте, об ЛСД. Где они его брали?
– Дилеров хватало. Лонтано был современным городом. К чему ты клонишь?
– Может, они рисковали, чтобы купить дозу…
За его спиной хлопнула дверца. Эрван обернулся. Сумки были в багажнике, шофер за рулем, Сальво на пассажирском месте. Не хватало только его самого. Его зазнобило. Может, он уже подхватил какую-нибудь болячку в этом климате, пропитанном влагой, как губка.
– Уверен, что этот след ты отработал.
– Они ходили за наркотой по вечерам, – признал отец после короткого молчания. – На другой берег реки. На самом деле так он их и подловил. Доволен? Ну и что тебе это дает на данном этапе?
– Я думаю…
– Да что тут думать, в конце-то концов? – взорвался Морван. – Я опросил всех торговцев того времени, я следил за всеми передвижениями девушек в черных гетто, я ночами сидел в засаде на пароме – и ничего. Мне так и не удалось застать его врасплох. На сегодняшний день Фарабо мертв. Второй Человек-гвоздь тоже. Почему ты хочешь переписать историю, мать твою? Чтобы извалять меня в дерьме сорок лет спустя?
Эрван не знал, что ответить. Отец с досадой заключил:
– Не используй спутниковый телефон для подобной хрени. Я тебе его дал на случай нужды, а не чтобы выносить мне мозг каждый вечер.
«Пенасар» – индонезийский ресторан в Восьмом округе, просторный и неярко освещенный. Свечи, скрытая подсветка, предметы из бронзы и меди, отбрасывающие редкие отблески на столы и лица. Вдоль стен куклы ваянг за полотняными ширмами, на которых вырисовываются их потрясающе элегантные тени. Для женщин преимущество в том, что светотень весьма снисходительна к морщинам и прочим несовершенствам. Для мужчин – в предвкушении победы: они уже в постели – или почти.
Гаэль выбрала это место из других соображений: столы, далеко отстоящие друг от друга, надежно обеспечивали интимность встречи. Она не желала никаких докучных свидетелей их первого свидания. Как ни странно, ей было вполне комфортно. Кац же, напротив, чувствовал себя не в своей тарелке. Она наслаждалась этим зрелищем – целый год она вынуждена была терпеть его превосходство. Теперь она слегка отыгралась.
– Вы хорошо знаете Индонезию? – неловко спросил он.
Такого рода времяпрепровождение для него было явно непривычным. А какого, собственно, рода? Зачем он ее пригласил? Решил приударить? Проводил новый эксперимент – психоанализ за столом?
Она обмакнула шпажку с курятиной в соус сате, откусила и повела плечом:
– Как все: я была на Бали.
Кац улыбнулся и тоже взял шпажку.
– Наверно, у нас с вами разные «все».
– Только не говорите мне, что ваши друзья ездят с палатками в Палава-ле-Фло[24].
– Вы будете удивлены. Хотя у меня практика в Шестнадцатом округе и довольно состоятельные пациенты, сам я довольно… скромного происхождения.
Ну вот, теперь ей придется выслушать биографию в духе Золя. Не важно. Как бы ни прошел вечер, видеть своего психоаналитика в таком положении было истинным наслаждением.
– А ваша жена, дети? Где они сегодня вечером?
– Ну… – Со смущенным видом он рефлекторно промокнул губы салфеткой. – Они дома.
– Ваша жена знает, что вы ужинаете со мной?
– Но… конечно.
– И ни замечаний, ни скандала?
У него вырвался короткий смешок.
– В нашей семье такое не принято.
Она спросила себя, что он имел в виду, но предпочла продолжить викторину:
– Сколько лет вашим детям?
– Старшему, Хуго, одиннадцать. Его брату, Ноа, восемь.
Подошли принять заказ. Гаэль решила за обоих, выбрав множество блюд на двоих.
– Должна вас предупредить, – продолжила она наигранно строго, – этим вечером предметом разговора будете вы.
– Почему?
– Потому что про меня вы уже все знаете.
Она подметила его нервное движение: он все время потирал ладони, словно пытаясь их согреть, отчего возникал звук, похожий на шорох сухих листьев и напоминающий Морвана с его змеиной кожей. Неприятно, и даже очень.
– Кац – откуда такая фамилия?
– Она еврейская, если вопрос был об этом.
– Вопрос был совсем не об этом!
– Сама фамилия немецкого происхождения, – успокоительно улыбнулся он снова. – Мой отец собирал машины в Восточном Берлине в шестидесятых годах. Потом перешел к «врагу», на французскую фирму, уж не помню названия, прежде чем эмигрировать во Францию.
– Вы родились во Франции?
– Почти: в Эльзасе. И там жил до института.
24
Палава-ле-Фло (фр. Palavas-les-Flots) – небольшой городок на юге Франции, на побережье Средиземного моря; предоставляет возможность «бюджетного» отдыха.