Страница 18 из 41
– Риса, подумаешь, денежные мешки заметят, что нас нет, что такого?
Девица кривит губы, сложив руки на груди.
– Я же сказала вам быть паиньками, так нет же, Китнисс, надо было устроить представление!
– А не надо было подкалывать меня! – огрызаюсь я, вскинув голову и убрав руки с тела Пита.
– Да я еще, считай, и не начала подкалывать! – злится Кларисса.
Мне всерьез начинает казаться, что мы подеремся, но снова вмешивает напарник.
– Остыньте обе! – громко говорит он, дергая меня за руку. – Чего я не знаю?
Неожиданно капитолийка затихает, хитро улыбаясь, и усаживается в кресло, стоящее слева. Она закидывает ногу на ногу так, что ее юбка совершенно задирается, оголяя бедра. Раздражающе постукивая пальцами по ручкам кресла, Кларисса предлагает мне самой открыть тайну.
Я качаю головой.
– Ну же, Китнисс, у тебя, наверняка, получится занимательный рассказ, – подначивает она.
– Нет!
Я не думала, что все может быть так – при этой девице, под ее отравленным взглядом. У меня был день, чтобы сделать выбор. Я так и не смогла.
Секунды утекают сквозь пальцы. Молчание тяжелым грузом давит на мои плечи.
– Китнисс? – Пит не оставляет мне шанса.
Опускаю глаза в пол, не зная, какие подобрать слова.
– Кларисса наш с тобой сутенер, – тихо говорю я.
Пальцы Пита, до этого поглаживающие мою ладонь, замирают.
– Она собирается продавать одного из нас.
Напарник ошарашенно переводит взгляд с меня на помощницу Сноу и обратно. Он даже не моргает, а я давлюсь тем, что должна произнести эти мерзости вслух.
– Богатые капитолийцы платят за то, чтобы иметь возможность спать с Победителем Игр… – мой голос переходит в едва различимый шепот.
Пит отстраняется от меня, отводит взгляд. Он встает на ноги и, запустив пальцы в светлые волосы, отходит к дальней стене.
В комнате так тихо, что я слышу, как в коридоре мимо нашей двери проходят миротворцы.
Кларисса внимательно следит за действиями Пита. Ненавижу ее.
Напарник упирается лбом в стенку. Молчит.
Минута, две, три.
Мне начинает казаться, что он не понял того, что я рассказала.
– Пит? Кларисса заключает сделки, а мы с тобой товар! – я повышаю голос.
Пит молчит, все так же стоит ко мне спиной. Перевожу взгляд на Клариссу – она удивлена не меньше моего.
– Парень, ты слышал, что она сказала? – негромко уточняет капитолийка.
Неожиданно Пит со всего размаха ударяет кулаком о стену. Эхо вибрирует в воздухе. Я вскрикиваю. Кларисса испуганно охает.
– Я не глухой.
Мне кажется, голос напарника пропитан ядом. И еще отчаяньем.
Я дышу неровно, истерика волнами подкатывает к горлу. Ноги не держат: падаю на диван, прижимая колени к груди. Отворачиваюсь: не могу смотреть на Пита, не хочу смотреть на Клариссу.
– Когда?
Вздрагиваю от безысходности вопроса.
Слышу, как Кларисса встает с кресла, различаю ее тихие шаги в сторону моего напарника.
– Завтра. – Помощница Сноу не кажется довольной. Мне вновь мерещится жалость с ее стороны. Лгунья.
– Ясно.
Пит не спорит. Не убеждает. Не сопротивляется. Что это значит? Он уже выбрал? Так быстро? Кто из нас: я или он? Он или я?
Наверное, в голове у Клариссы бродят похожие мысли, потому что она спрашивает о том, кто из нас будет ее разменной монетой.
– Ты или Китнисс?
Его горький смешок.
Разрывающая мои барабанные перепонки тишина.
Простой ответ, после которого я себя ненавижу.
– Никто не прикоснется к Китнисс.
Я ломаюсь. Боль, скопившаяся в груди, вырывается громким криком и потоками жалящих слез.
Я не соображаю, как срываюсь с дивана, как, ударяясь всем корпусом о дверь спальни, влетаю в слепоту темной комнаты. Рыдания душат, не дают вздохнуть. Я в ярости и отчаянии срываю с кровати одеяло, швыряю в стороны подушки, рву простынь, которая умирает с жалобным треском.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Падаю лицом вниз на спутанную постель и реву. Долго протяжно.
До изнеможения.
До отупения.
***
В спальне темно. Тихо.
Из соседней комнаты не доносится ни звука.
Все еще редко всхлипываю, хотя слез уже нет. Встаю с кровати, собираю белье, разбросанное по полу, – мои движения заторможенные, еле живые. Я как в тумане и даже не поднимаю головы, когда неслышно вошедший напарник забирает у меня из рук подушку.
Пытаюсь что-то сказать, но ни один звук не вырывается из моего горла: отворачиваюсь и отступаю к окну, позволяя Питу самому наводить порядок. Мое отражение в окне – бледная тень, искаженная, уродливая.
Я разрывалась, желая спасти собственную жизнь, а Пит, не раздумывая, снова отдает мне свою. Как на первой Арене и как на второй. Как всегда – Пит выбирает меня.
Я безразлично наблюдаю за его призрачным силуэтом, мелькающим в стекле: подушки уложены на место, одеяло накинуто сверху. Пит тихонько садится на край кровати, смотрит мне в спину. Не оборачиваюсь.
Я пустая. Океан радости, водопад стыда – все сменилось безразличной трусостью. Мне следует запретить Питу жертвовать собой, я должна остановить его. Но я молчу, лицемерно лелея в душе счастье от того, что я не пострадаю.
Еще один мой долг перед Питом, долг, который мне не уплатить.
– Когда ты узнала? – напарник говорит тихо, почти шепчет, но в ночной тишине его вопрос похож на крик.
– Утром, – коротко отвечаю я.
Он молчит, не сводит с меня глаз. В спальне тепло, но я зябко поеживаюсь. Я не хочу оправдываться, потому что это не делает меня менее виноватой, но слова сами рвутся наружу, сами превращаются в признания:
– Доктор, его руки… они были во мне. Грязно, мерзко. Больно… Я плакала, я просила его остановиться. Меня никогда «так» не трогали, мне никогда не было так гадко!..
Я вздрагиваю и замолкаю, когда Пит притягивает меня к себе и обнимает. Я не заметила, как он подошел сзади, не успела воздвигнуть вокруг себя защитный барьер. Тепло его тела окружает меня, отступаю на полшага назад, вжимаясь спиной в его грудь. Объятия Пита – мой плен, в них я слаба и беззащитна. Но в них я жива.
Слезинки одиноко скользят по моей щеке. По его тоже. Мы беззвучно плачем, прижавшись друг к другу, словно два котенка, выброшенных под проливной дождь. Наши пальцы сами находят друг друга, сплетаются. Слышу дыхание Пита возле своего уха, прерывисто вздыхаю, – прямо перед нами за окном бескрайняя капитолийская ночь. Крыши домов присыпаны снегом, длинные линии освещенных улиц пересекаются, образуя хитрую паутину.
– Прости… – шепчу я. Это идет от сердца, это стонет моя душа.
Пит целует меня в висок и замирает в такой позе, вдыхает аромат моих волос.
– Ты не виновата, – наконец отвечает он. – Я слышал разговоры о том, что судьба Победителя не сахар. Не верил, сомневался. Теперь все встало на свои места.
– Выхода нет? – я произношу вопрос одними губами.
– Нет…
Прикрываю глаза, крепче жмусь к Питу. Я готова стоять так целую вечность, только бы не дать завтрашнему дню вступить в свои права. Сноу уничтожает меня: медленно, мучительно – он отнимает у меня Пита, забирает его, разрывает мне сердце.
–Знаешь, Хеймитч когда-то сказал, что в Капитолии опасно мечтать…
– А у тебя есть мечта? – тихо спрашиваю я.
– Была… – признается Пит. Он трется носом о мои волосы, покрывает их десятком мелких поцелуев.
– Какая?
Чувствую, как объятия напарника становятся плотнее, слышу, как он сглатывает слюну, выдыхает.
– Теперь уже и не важно.
Я не согласна, чуть отстраняюсь и разворачиваюсь в кольце его рук, желая заглянуть в голубые глаза. В темноте они почти синие, глубокие.
– Я хочу знать, – настаиваю я.
Пит мнется, не решается.
– Я мечтал о том, чтобы быть тебе небезразличным и… – у него не получается сказать все сразу. И я сама знаю, как страшно открыть кому-то душу.
Напарник берет мою ладонь, подносит пальцы к своим губам и целует каждый по очереди, очень ласково, очень медленно. Наблюдаю за ним, затаив дыхание, сама не замечаю, как признаюсь: