Сладкая отрава

Осталось всего две пуговки, кто победит?

– Застегнись! – командует Хеймитч, бурча себе под нос заковыристые ругательства. – Вот уж связался с бесстыдницей!

– Тебе это во мне и нравится, – парирую я.

Избранный ехидно улыбается и подзывает какого-то паренька, который за отдельную плату помогает нам дотащить чемоданы до дома Хеймитча в Деревне победителей.

Едва переступив порог дома, я понимаю, что это самое отвратительное место, в котором мне только приходилось побывать. Даже тюрьма, где меня удерживали после нападения мятежников на Дворец, и та чище. Смесь запахов заставляет меня закашляться.

– Как тебе мои хоромы? – интересуется Хеймитч.

– Даже животное не может так жить, – честно говорю я.

Избранный, вместо того, чтобы обидеться, гогочет.

– Вот такой вот я, получай, что хотела.

Меня передергивает от его слов. Уже не первый раз за грубостью Хеймитча я угадываю раненного зверя, который истекает кровью, но из последних сил пытается отогнать от себя любого, кто готов помочь.

– Хорошая уборка изменит здесь все, – бодро предлагаю я.

Хеймитч подходит вплотную.

– Мне здесь еще только уборщицы не хватало!

Я фыркаю, а он, взяв меня за руку, ведет на кухню. Тут более или менее чисто, если сравнивать с гостиной: на столе лежат две старые газеты, посуда, пусть и не мытая, но вся составлена в раковину. Мы останавливаемся возле стола, и Хеймитч разворачивает меня лицом к себе.

– Сойдет? – интересуется он, кивая на столешницу.

– Для чего? – не понимаю я.

Руки избранного вмиг подхватывают меня подмышки и усаживают на край.

– На столе тоже можно неплохо развлечься…

Он устраивается между моих разведенных ног, расстегивая ширинку. Громко и возмущенно выдыхаю. Очередная попытка обидеть меня? Как бы сильно мне не был дорог Хеймитч, у меня тоже есть гордость. Быть оттраханной на кухонном столе в доме, воняющем рвотой и грязными носками? Ну уж нет!

Отталкиваю его и встаю, поправляя юбку.

– Я буду жить в гостинице, пока ты не наведешь здесь порядок, – заявляю я.

Хеймитч выглядит слегка удивленным.

– Ты уже бросаешь меня? Так быстро?

Он пытается говорить с издевкой, но грусть в глазах выдает его. Такой уж он есть: не подпускает никого близко к себе, отталкивает, как умеет.

– Не бросаю, – ласково говорю я, поглаживая его по щеке, – но жить в этом свинарнике я не буду.

Мы прожигаем друг друга взглядом.

– С чего ты взяла, что я приду за тобой, если ты сейчас уйдешь?

Отвожу взгляд.

– Я просто надеюсь на это и буду очень тебя ждать.

Хеймитч хмурится, отходит к раковине и, внезапно схватив пустой стакан, швыряет его об стену. От неожиданности я вскрикиваю. Избранный поворачивается ко мне.

– Ну зачем я тебе, дура? Ты уже видишь – вот она моя суть… – Он обводит рукой вокруг. – Оно тебе надо, прозябать здесь, со мной?

Мне хочется прижаться к его губам своими и заставить замолчать, перестать изводить себя пустыми страхами.

– Ты мне нравишься, – признаюсь я.

– Милая, – горько вздыхает он, – у тебя извращенный вкус.

– Уж какой есть…

***

Хеймитч крепко держит меня за руку, и мы неспешно бредем по тропинке в сторону дома. По бокам мягко шелестит густая трава, ветер колышет кроны деревьев. Один из теплых августовских вечеров, когда приятно гулять с любимым: полумрак, небо, усыпанное звездами, и мы вдвоем. Что может быть романтичнее?

– Праздник был чудесный, – говорю я, вспоминая городскую вечеринку, с которой мы возвращаемся, – зря ты не пошел танцевать.

Избранный усмехается.

– Староват я для танцулек.

Снисходительно улыбаюсь и облокачиваюсь на его плечо, обнимая руку Хеймитча обеими ладошками.

– Ты не старый, и мне не нравится, когда ты так говоришь.

– Открой глаза, милая, – спорит Хеймитч, – я тебе в отцы гожусь.

– Папочка? – игриво спрашиваю я.

Хеймитч смеется и крепче прижимает меня к себе.

Проходя мимо дома Китнисс, в котором горят все окна, я непроизвольно поворачиваю голову налево, глядя на осиротевший дом, в котором раньше жил Пит. Избранный смотрит в том же направлении.

– Как думаешь, парень сумеет когда-нибудь вернуться?

Виновато опускаю глаза, будто то, что произошло с Питом, это моя вина. Я знаю, Хеймитч спрашивает, вернется ли его бывший трибут в Двенадцатый дистрикт, но у меня на языке так и вертится другая тайна, которую я не в силах больше хранить. Мне надо выговориться…

Когда за нами закрывается дверь дома, в котором мы живем, я сразу прохожу в гостиную, усаживаюсь на диван. Хеймитч некоторое время топчется на кухне, а потом присоединяется ко мне, неся с собой две чашки дымящегося чая.

Я смотрю на него с нежностью, мне нравится в нем все: каждая черточка лица, каждый шрам на теле.

Это новое и волшебное чувство - люблю его.

Хеймитч не признается, но его поступки говорят сами за себя: он все-таки вычистил свой годами утопающий в грязи дом, чтобы мы смогли жить вместе; иногда он готовит по утрам завтраки и вечерами укутывает меня в одеяло, когда думает, что я замерзла.

Моя любовь взаимна.

Я не знаю, что удерживает избранного от признания, но я не тороплю – пусть все идет своим чередом.

– Расскажешь? – прерывает мои мысли Хеймитч. – Ты ушла в себя с того момента, как я спросил про Пита.

Поднимаю глаза на любимого, делаю глоток чая и решаю, что лучше не врать.

– Ты спросил, вернется ли он? – начинаю я. – Есть кое-что, о чем я никому не говорила… Охмор, то, что Сноу сделал с Питом… Я искала информацию об этом пока еще жила во Дворце. И знаешь, этот метод пыток мало где описан, но из той информации, что я нашла… Пит не вернется. Я имею в виду, что того Пита, которого вы все знали, уже нет и не будет. Охмор неизлечим. Это не насморк, а изменение сознания.

Хеймитч слушает молча, переваривает информацию, а потом уточняет:

– Он опасен для Китнисс?

Киваю.

– Думаю, да. Он не виноват, это не зависит от него: ненависть к Сойке вложили ему в голову насильно.

– Но он был вполне адекватным в последние дни, когда мы его видели, – спорит избранный.

Вздыхаю.

– Я не знаю, как это объяснить… Я просто опасаюсь худшего…

Мои глаза наполняются слезами при воспоминании о хорошем друге, который вынужден отбывать пожизненную ссылку. Пит не заслужил всего того, что с ним случилось.

– Иди сюда, – Хеймитч забирает у меня кружку и, поставив ее рядом со своей на стол, притягивает меня ближе.

Я оказываюсь лежащей на нем, а избранный крепко прижимает к себе мое тело.

– Давай решать проблемы по мере их поступления, милая. Пит во Втором и, скорее всего, там и останется, как бы нам не хотелось другого.

– Думаешь, ему даже не разрешат увидеться с ребенком? – шепчу я. – Он вот-вот должен родиться…

– Вряд ли, – отвечает Хеймитч, и, к сожалению, я уверена, что он прав.

***

Ночной воздух приятно холодит кожу. С недавних пор я полюбила сидеть здесь, на балконе, и любоваться звездами. Остались последние теплые дни, а потом осень вступит в свои права, и мне придется отказаться от новой привычки.

Обернувшись, сквозь приоткрытую дверь бросаю взгляд на избранного: он раскинулся поперек кровати, обнаженный и прекрасный. Улыбаюсь, потягиваясь: даже если у нас есть некоторые разногласия днем, ночью мы благополучно забываем о них, отдаваясь страсти.

Поднимаю глаза к небу: мириады ярких звезд на темно-синем, практически черном полотне. В Капитолии звезд почти не видно…

Мысль обрывается на середине, когда до меня доносится вопль Китнисс. Наши дома расположены на некотором отдалении, но иногда ее кошмары слишком страшные, и тогда истошные крики Сойки будят всю округу.

Отворачиваюсь, стараясь игнорировать ее вопли: я не в силах ей помочь. Хеймитч говорит, что Китнисс и раньше снились плохие сны: об Играх, об убийствах. А теперь в них еще и Пит… Никто ей не поможет, даже если всем и жаль Огненную девушку, у которой подгорели крылья.