Сладкая отрава

– Привет! – радостно говорит она. – Как себя чувствуешь?

Пытаюсь пошевелить головой, но мир начинает раскачиваться.

– Голова кружится, – сообщаю я.

Мне кажется, или девушка смотрит на меня… как-то по особенному?

– Это от лекарств, Пит, – сообщает она. – Скоро пройдет.

И все-таки, это не мое больное воображение – все в этой девушке кажется знакомым: поворот головы, ласковые, заботливые нотки в голосе. Внимательно вглядываюсь в ее лицо: откуда я могу ее знать? На вид ей лет шестнадцать, не больше. У меня нет ни одной знакомой девушки, подходящей под описание и возраст, кроме…

– О боже! – вырывается у меня.

Блондинка широко улыбается.

– Ты только сейчас узнал меня, Пит? – спрашивает она.

Сглатываю и киваю.

– Ну… Мы давно не виделись, – отмахивается девушка. – Считай, что это твое оправдание, и ты прощен.

– Спасибо, – медленно говорю я.

Смотрю на девушку глазами полными удивления, а вопрос так и крутится на языке. Наконец я не выдерживаю и, ухватив девушку за тонкое запястье, спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь, Прим?

Отзывы? “Нравится”?

Фанф находится в разделе “Ждет критики” - принимаю тапки и помидорки))

========== Глава 37 ==========

Комментарий к Глава 37

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Прим улыбается, ненавязчиво высвобождая свою руку из моих пальцев.

– Я здесь лечу тебя, если ты не заметил, – отвечает она.

Качаю головой.

– Я не об этом, – настаиваю я. – Что ты делаешь во Втором?

Девушка наклоняется, поправляет отклеившийся пластырь на моей щеке, и только потом усаживается рядом на пододвинутый к койке стул.

– Я учусь на врача, Пит, а эта больница одна из лучших, где можно получить практику, – отвечает она. – К тому же, тут меня некому опекать, так что я получила относительную свободу, – загадочно добавляет она.

– То есть Китнисс не приехала? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

Прим прикусывает губу и опускает глаза в пол.

– Ты же знаешь, ей запрещено выезжать из Двенадцатого. К тому же Колин…– девушка затихает, словно не уверена, что стоит говорить со мной о сыне.

– Как он? – спрашиваю я.

– А тебе, можно подумать, и правда интересно?! – неожиданно огрызается Примроуз.

Я ни разу не видел, как эта малышка злится. Впрочем, Прим уже не малышка, а вполне сформировавшаяся девушка. Китнисс в ее возрасте уже участвовала в своих первых Играх.

Мне больно от ее слов, но я стараюсь оставаться спокойным.

– Почему ты думаешь, что мне нет дела до своего ребенка? – интересуюсь я. – Мне, если ты не заметила, тоже ограничили свободу перемещения.

Взгляд Прим становится бегающим, будто ей неловко за свой выпад.

– Но есть ведь телефон и письма, Пит…– осторожно отвечает она.

– И есть Китнисс, которой будет неприятно общение со мной! – мой голос звучит резче, чем я, вероятно, хотел бы.

Примроуз раздраженно фыркает, словно отмахиваясь от моих слов. Я в очередной раз удивляюсь, как изменилась девочка за последние годы.

– Просто чтобы ты знал: Китнисс очень переживала, когда ты отказался от нее. Это было по-настоящему жестоко потребовать у нее развод, когда она была на последних месяцах беременности! – на одном дыхании выпаливает девушка.

– Я не требовал… – растерянно говорю я. – Я хотел, как лучше. Китнисс заслужила быть счастливой…

Что-то в моем ответе заставляет Прим задуматься. Некоторое время она смотрит на меня изучающе, а потом осторожно спрашивает:

– То есть ты считал, что делаешь лучше для моей сестры?

– Да, – искренне отвечаю я.

Девушка снова замолкает и начинает говорить только спустя несколько минут.

– Колин, он замечательный, – ласково произносит она. – Шустрый мальчишка, – Прим улыбается, вспоминая своего племянника. – И очень сообразительный! Я уверена, он тебе понравится… если вы увидитесь… – ее голос сходит на шепот. – Извини.

Я киваю, потому что говорить попросту не могу – в горле стоит ком. «Если вы увидитесь…». Узнаю прежнюю Прим – девочка, которая верит в чудеса.

– Ладно, – отмахиваюсь я. – Ты не виновата. Так вышло…

Постепенно Прим становится все более разговорчивой. По негласному соглашению о Китнисс мы не говорим, а вот про малыша девушка рассказывает довольно подробно. О том, как Колин первый раз пополз, как сказал первое слово. О том, какой он был забавный, когда часами играл с уточками, развешанными над его колыбелью. О многом и многом, что я должен был бы разделить со своими сыном, если бы мог вырваться из чертового Второго!

Постепенно я устаю, Прим проверяет показания приборов, подключенных ко мне, и предлагает мне немного вздремнуть. Сквозь приятную дремоту, я как будто вижу своего ребенка. Я не спрашивал, но, наверное, у него светлые волосы – у всех моих братьев они были такими, и серые глаза, как у Китнисс. Мне мерещится, что я вижу, как Сойка вечерами укладывает его спать, как играется с ним.

Зависть. Тоска. Печаль.

Сегодня я особенно остро ощущаю тягу к тем, ближе кого у меня не осталось. Примроуз сказала, что «Китнисс переживала, что я отказался от нее…». Можно ли это расценить, как симпатию со стороны теперь уже бывшей жены? Возможно ли подобное? Я был ей не нужен много лет, а после причинил столько боли, что с лихвой хватило бы на нескольких человек, и все равно «Китнисс переживала…».

***

Меня будит шум и крики вокруг. Распахиваю глаза и сильно удивляюсь, когда обнаруживаю в своей палате нескольких врачей. Они столпились вокруг соседней кровати и, очевидно, пытаются спасти кому-то жизнь.

В просветах между телами докторов я различаю лежащего на койке пациента: мертвецки бледная кожа, темные волосы. Его профиль кажется мне подозрительно знакомым, но я никак не могу нормально рассмотреть мужчину: врачи то и дело перемещаются с места на место, скрывая от меня раненого.

Среди людей в белых халатах я узнаю Прим. Пытаюсь позвать ее, но девушке явно не до меня – резко повернувшись в мою сторону, она делает шаг вперед:

– Не переживай, Пит, – говорит она. – Поспи еще немного…

Она поворачивает вентиль на капельнице, и солидная доля снотворного устремляется в мои вены. Почти засыпая, я наконец узнаю своего нового соседа по палате – Гейл Хоторн.

Ну, что за человек? Он что даже в Аду будет преследовать меня?

***

Выныриваю из темноты, с громким всхлипом глотая воздух. Первая же мысль – Хоторн рядом! Перевожу взгляд на соседнюю койку, и правда, укрытый простыней и все такой же бледный, Гейл лежит явно без сознания.

Принимаю наполовину сидячее положение и рассматриваю соперника. Он почти не изменился, только волосы стали длиннее и между бровей залегла глубокая морщина – очевидно, охотник часто хмурится.

Тихими шажками в палату входит Прим, и я сразу поднимаю на нее глаза.

– Почему он здесь? – спрашиваю я. Наверное, мой голос звучит обиженно, но так и есть: неужели во всей больнице не нашлось другой койки для Хоторна?

– Пит, тебя что-то не устраивает? – лилейным голосом спрашивает Прим. – Гейла подстрелили. Это, – она обводит руками вокруг, – больница. Где еще ему быть?

– Я не об этом, – упрямо повторяю я. – Почему мы в одной палате?

– Потому что за вами обоими присматриваю я. И это не обсуждается, – девушка переходит на тон, не терпящий возражений. Да уж, светловолосый ангелочек вырос, превратившись в упрямую девушку под стать старшей сестре.

Хоторн начинает хрипеть со своего места, и Прим, тут же забыв о нашей стычке, бросается к нему. Она отгибает простыню, наброшенную на него, и ощупывает пальцами живот вокруг раны.

– Привет, Прим, – бормочет Гейл. – Тебе идет эта шапочка.

Девушка, будто смутившись, поправляет головной убор и снова возвращается к лечению. Аккуратно освобождает Гейла от повязки, обрабатывает антисептиком ранение и дует на него, когда охотник морщится от боли.

Пока Примроуз занимается Хоторном, сам он пялится на меня. Я отвечаю таким же не особенно дружелюбным взглядом. Мы будто два быка, которые готовы драться до крови.