Страница 96 из 97
Однако эти надежды купечества перечеркнула ставка на иностранные инвестиции в российскую экономику, которую сделал при поддержке Николая II министр финансов С.Ю. Витте. Со второй половины 1890-х именно в зарубежном капитале власти видели панацею от российской экономической отсталости. По замыслу правительства, европейские инвестиции должны были обеспечить нужный для модернизации страны промышленный рост. У России не было времени ждать, пока собственный доморощенный бизнес достигнет надлежащего развития: в этом случае отставание от западных держав приняло бы необратимый характер. Провозглашенный государственный курс стал своего рода вердиктом о неконкурентоспособности купеческой элиты. В этой ситуации московское купечество могло рассчитывать не на обладание «контрольным пакетом» российской экономики, а лишь на малопривлекательные миноритарные роли. Конечно, такие изменения в экономической политике неизбежно вели к пересмотру отношений с государством. Ущемленная купеческая элита бросилась искать «спасательный круг», обретя его в западных конституционно-либеральных ценностях. Отринув верноподданническую идеологию, она устремилась навстречу радикальному общественному движению, начав исповедовать ограничение самодержавия и всевластия высшего чиновничества. Под этим идеологическим знаменем московская деловая элита вступила в борьбу с правящей бюрократией за обладание административно-управленческими рычагами.
Политические вожделения московского купечества и его либеральных союзников вдохновлялись западноевропейской практикой, служившей, по их убеждению, образцом для устроения России. По аналогии с тем, как это было в развитых державах, мотором отечественной модернизации объявлялся частный бизнес и частные собственники. В их распоряжении, по представлениям московской буржуазии, должны находиться ключевые российские активы, поскольку только частные хозяева способны эффективно управлять ими. Государственная дума московскому купечеству и его политическим союзникам виделась парламентом западного типа. Его компетенция – утверждение министров, которые несут ответственность перед депутатами. Работа Думы строится на основе партийного принципа: партии либерального направления вместе с общественными организациями должны идейно обслуживать многообразные потребности частного предпринимательства. В этой конструкции оставалось немного места для государства как в политической сфере, так и в экономической жизни. Бюрократия представлялась исключительно тормозом прогресса, и ее влияние на управленческие процессы следовало минимизировать. Так в общих чертах выглядел модернизационный проект, продвигавшийся московским купечеством и его политическими сторонниками. Подчеркнем, что в большинстве современных исторических исследований именно он презентуется в качестве магистрального российского пути, срыв которого по вине реакционной и недалекой бюрократии привел к краху империи.
Сегодня можно констатировать, что восторженные оценки либеральной модели государственного развития Российской империи заслонили другую интересную страницу последних двух десятилетий ее существования. Речь идет о совершенно забытой программе модернизации, выработанной высшей петербургской бюрократией. Той самой бюрократией, на которую был прочно навешен ярлык недееспособности к чему-либо созидательному. Рассмотреть на историческом полотне этот сюжет помогла исследовательская «оптика» данной книги. Разматывание противоборства московского и питерского буржуазных кланов позволило увидеть модернизационные подходы правящей бюрократии того периода, в корне отличающиеся от московского общественно-либерального творчества.
Сразу скажем, функционирование петербургской бюрократии и крупного столичного бизнеса нельзя рассматривать изолированно. Со времен Петра I власть в лице самого императора, приближенных, чиновничества, озабоченная растущими казенными потребностями, выступала инициатором всех значимых деловых начинаний. Излишне говорить, что насаждаемый «сверху» капитализм осознавал себя не свободным предпринимательством западного типа, а своего рода правительственным агентом, рассчитывающим главным образом на содействие властей. Рыночная экономика, взрастившая купеческих капиталистов, не изменила делового менталитета правящего сословия. Оно по-прежнему чуждалось свободного рынка, считая его механизмы недостаточно надежными. Коммерческая активность дворянства заметно возросла после отмены крепостного права. 60-70-е годы XIX века – время формирования петербургской буржуазной группы. Ее становление происходило опять-таки «сверху», став плодом усилий бюрократической элиты. Именно правительство насаждало капиталистическое развитие, оживляя его иностранными вложениями и вовлекая правящее сословие в коммерческую сферу. Учреждение банков, железнодорожные концессии, создание новых предприятий – в этой новой бизнес-реальности тесно переплетались деловые и чиновничьи устремления. Подчеркнем, что для российских элит освоение новых коммерческих горизонтов оказалось заманчивым соблазном. В тот период официально разрешалось совмещение государственной службы с участием в различных деловых проектах; чиновничество с энтузиазмом пользовалось этим правом. В результате Зимний дворец превратился в место, где аристократия и чиновничество разного уровня вели откровенную торговлю концессиями и лицензиями. Крупные дельцы не без успеха лоббировали назначения на ответственные должности. В 1873 году даже был наложен мораторий на банковское учредительство, дабы сбить нездоровый ажиотаж в финансовой сфере. Иными словами, насаждение рыночных отношений в российских условиях сопровождалось для государства большими издержками.
В Российской империи предел всему этому был положен твердой рукой Александра III, который инициировал закон, запрещавший чиновникам заниматься коммерцией, а также осуществил выкуп значительной части железнодорожной сети государством и приструнил высшую аристократию начиная с членов разросшейся царской фамилии. Говоря иначе, взаимоотношения власти и бизнеса подверглись кардинальному пересмотру и оздоровлению, а это серьезно повысило компетентность бюрократической элиты. Уже к концу XIX столетия она представляла собой субъект, способный адекватно обслуживать модернизационные вызовы. Так, выход России на мировые финансовые рынки и приток зарубежных инвестиций не привел к подчинению страны иностранному капиталу, как уверяла советская история. Преградой тому как раз и стало качество высшей бюрократии, руководствовавшейся не стремлением к личному обогащению, а государственными потребностями. Западные денежные потоки проникали в российскую экономику преимущественно через петербургские банки, которые играли роль своего рода финансовых окон. Одновременно власти запрещали открытие филиалов иностранных банковских структур, но им разрешалось присутствовать в акционерном капитале тех же петербургских банков. Руководящий состав последних преимущественно комплектовался из чиновников министерства финансов, юстиции, госбанка и др., ориентированных в первую очередь на правительственные интересы. В итоге на рубеже XIX-XX столетий произошло резкое усиление петербургского банковского сообщества: оно становится оператором государства в обеспечении экономического подъема. Напомним, что именно это обстоятельство переполнило чашу терпения московской буржуазии, толкнув ее на освоение либеральных рубежей.
Пул крупнейших петербургских банков при поддержке правительства деятельно участвовал в переформатировании отечественной экономики с целью повышения ее конкурентоспособности. Питерские финансовые структуры, подпитываемые иностранными ресурсами и средствами государственного банка, активно входили в различные отрасли отечественной экономики, устанавливая контроль над многими из них. К началу Первой мировой войны столичные банки стали полноправными участниками монополистических нефтяных концернов в Кавказском регионе на паритетных началах с зарубежными собственниками. Сахарная отрасль на Украине практически полностью перешла под контроль банкиров и действовавших по их поручениям дельцов. Произошла масштабная смена собственников уральской индустрии, которая перешла в руки питерских банков. Экспансия петербуржцев неумолимо приближалась к цитадели купеческой буржуазии – текстильной и легкой промышленности центра России. Столичным финансистам удалось овладеть хлопкозаготовительными рынками Средней Азии, что выглядело весомым аргументом в борьбе с купеческими текстильными королями. В то же время целые отрасли промышленности стратегического назначения (оборонный комплекс, главные железные дороги) неизменно находились в собственности государства; петербургские банки только обслуживали их счета, обеспечивая нужным кредитованием. Заметим, мощная горнопромышленная индустрия юга России, принадлежащая иностранным акционерам, также обслуживалась в тех же столичных структурах и их южных филиалах.