Страница 29 из 30
Рано утром я пришёл на работу в Управление альпинизма и составил телеграммы во все горно-спасательные пункты, во все КПС: «Немедленно группе в 7—8 человек с полной автономией, снаряжением, запасом продуктов на неделю прибыть на место землетрясения».
— На кавказские КСП?
— И азиатские. Всем.
И сам поехал с Кизиковым. Но во Внуково билет на самолёт купить было невозможно, никто не хотел даже разговаривать, никто нас не слушал. Там собралось столько родственников и близких, желающих улететь в Ереван, что удостоверения спасателей не производили никакого впечатления, даже моё удостоверение руководителя и координатора всех горно-спасательных служб Союза.
— В Армении не такие уж и высокие горы, почему именно альпинисты туда направились?
— Речь шла не об альпинистах, а о спасателях. У наших спасателей четкая организация, большой опыт проведения спасательных работ. На месте же мы увидели полнейший хаос. Поток желающих оказать помощь такой огромный, что люди не знали, где и как себя применить.
Из Внуково мы перебрались в Шереметьево, и там мне удалось убедить командира грузового корабля в том, что мы срочно нужны Армении. Нас спрятали в грузовом самолете между тюков и так мы долетели до Еревана. В его аэропорту я написал на бумаге и повесил объявление, что альпинисты собираются в спорткомитете. Дал телефон — Кавуненко, Кизиков. И звонки не прекращались ни на минуту. Я пробыл в Ереване меньше суток, дал команду Кизикову направлять альпинистов в Спитак, в Степанокерт и Ленинакан. Место сбора — центральные стадионы. При той неразберихе, что там происходила, это нам здорово помогло. Сам поехал в Ленинакан. Там в штабе никакой организации, невозможно добиться толку. Как муравейник. Поток людей, крики.
— Но ведь штаб там был.
— Полный сумбур. Я пошел на стадион и увидел там Мумуджи из Самарканда, начальника КСП. Привет — привет, где люди? Люди на разборках. Представляешь? Не успели приехать, поставить палатки, пообедать, и сразу туда. Стали появляться альпинисты отовсюду, приехали одесситы. Кизиков в Ереване направляет их на стадионы.
— Это какой месяц?
— Начало декабря. На местах нужны пропуска на проезд, на выезд, на работу. Мы работаем в три смены и днем и ночью, нужны ночные пропуска. Наконец нашёлся толковый человек — Гай Амаякович (фамилию не помню), включил нас в общее дело, дал пропуска. Он отвечал за регион и каждый вечер докладывал наверх.
— Конкретная работа альпинистов? Что вы делали?
— С вечера мы получали объект. Скажем, обувная фабрика, она легла под фундамент, а там были люди. Сколько живых, сколько мёртвых никто знать не может. После общей вечёрки мы делали свою пятиминутку. В Ленинакане наших собралось уже 120 человек, я руководителям отрядов говорил, кто куда пойдёт, что нужно делать. Нас приглашали и как экспертов, чтобы определить безопасность строений.
Разборка обвалившихся домов и попытка найти живых, поиски мёртвых. Живых мы нашли немного, какие-нибудь десятки. Как всегда, мы опоздали на два дня. Задержка во Внуково и формализация как раз и поглотили эти два дня.
— С вами были медики?
— Ты же знаешь, Саша, все альпинисты-спасатели могут оказать первую медицинскую помощь.Ты же сам имеешь знак наш с Ушбой. Так что с этим проблем не было: нашли живого — сейчас же шины, фиксация, перевязки, носилки — всё как положено.
К этому времени появились иностранные спасатели с собаками. Мы с завистью смотрели на их экипировку, одеты они все в шикарную форму, у разных стран она различная. Тогда мы впервые увидели гортекс.
— Что такое гортекс?
— Ткань непромокаемая, но дышащая. Кроме собак, у них ещё были тепловые приборы для поиска. Но нас уже узнавали по пуховкам с горно-спасательной эмблемой. Приглашали в дома, к кострам. Спрос на нас был велик, ребята пахали и днём и ночью, копали, доставали мёртвых. На пятый день я уехал в Спитак. Взяли продукты, вещи, одеяла, полную машину набили и по дороге проехали деревни, которые до нас спасатели не посещали. Деревни произвели на меня громадное впечатление. Прежде всего, я увидел, что люди там сильнее духом, чем городские.
— Там тоже были разрушения?
— Встречались деревни, которые полностью легли, под корень. Одни крыши и развалины. А люди держались вместе, без паники, без криков. Они действовали, что-то делали. Мы ехали ночью, но я видел, как они отдавали наши вещи тому, кому нужнее. Не себе брали, а другому отдавали.
Одна старушка сделала такой курень из прессованного сена. Представляешь, тюки прессованные метр на метр. Она сделала из них будку. Сидит там, перед ней горит, что-то варится.
В деревнях люди просто не знали, не понимали, что произошло. Кто думает, это война, кто... Версии фантастические, одна из них — умышленный взрыв под землей.
— Кавказцы очень легко поддаются всяким слухам.
— Просто бред! Нашлись даже свидетели того, как перед этим эвакуировали военных. Самые невероятные фантазии.
Приехали мы в Спитак. Живых там не густо. На ногах только приехавшие. На стадионе четыре группы альпинистов, наша организация оказалась весьма эффективной, никого искать не надо, никаких штабов.
Картина страшная. Альпинисты выкладывают для опознания мёртвых детей из школы, рядом её развалины. Книги, тетрадки, ручки и лежат в ряд ученики. Насмотрелись мы прилично...
Спасателей-альпинистов оказалось в Армении более семисот. Мне пришлось считать наших ребят при возвращении, при загрузке бортов военных самолетов.
— Конечно, все общественники.
— Все, кроме начальников КСП. А их единицы. Остальные инструктора альпинизма и разрядники. Все бросили свою работу и прилетели сюда, причём за свой счет.
Кто же мародёрствовал, не армяне же?
— Всё было. В начале оно было замешано на местных дрожжах. Поразительные вещи делают с человеком деньги и всякие ценности. На вечерних наших совещаниях решали, что делать с мародёрами. Ужасны случаи, когда в разрушенной квартире начинаются поиски не жены и детей, а золота и драгоценностей. Их увозили даже в гробах. Представляешь? Одного поймали... Он пинцетом вырывал из ушей мёртвых женщин серьги. Руководство не могло дать команд расправляться с мародёрами на месте, сказали, решайте сами. Дали молчаливое согласие на самосуд.
— Тебе приходилось учить мародёров уму-разуму?
— Лично мне нет. У ребят бывало, но такое не афишировалось. По ночам стреляли. Кто в кого — не знаю.
— И когда вы уехали?
— К Новому году. Дали общую команду прекратить поисково-спасательные работы, начала работать техника на полный снос всех разрушенных домов. А их 80—90 процентов.
Вернулись в Москву, и началось... Партия и правительство решили наградить 80 альпинистов орденами и медалями за работу в Армении, А выбрать лучших из лучших поручили мне. Но это для меня такая головная боль! Все пахали не за страх, а за совесть, трудно кого-то выделить.
После армянских событий пошёл поток разных спасательных служб по всему Союзу. Мы поняли, что абсолютно бесправны, не защищены законом и встал вопрос о создании единой государственной спасательной службы.
— Извини, Володя, ты не договорил о наградах. Какие вы получили награды?
— От орденов «Дружбы народов» до медалей «За мужество» и «За отвагу».
— Тебе дали «Дружбу народов»?
— Да. Настал момент, когда мы получили в Белом доме две комнаты с телефоном. Удивительную работоспособность по созданию спасательной службы проявил Щербаков Саша. Мы легко заходили к Силаеву и к его замам. Несколько раз были даже у Ельцина.
— И как это называлось?
— Российский корпус спасателей. Создан за подписью Ельцина.
— МЧС еще не существовало?
— Когда появился Сергей Кужугетович Шойгу, никаким министерством и не пахло. Работали по-прежнему на общественных началах.
Посетили мы Германию. Наша команда спасателей на вертолёте Ми-8 летала в Германию для обмена опытом. Удивительный был перелёт. Нас встречали великолепно, принимали доброжелательно. Наше умение в спасработах не осталось незамеченным немецкими друзьями. Были и журналисты, и радио, и телевидение. Были и забавные случаи. Мне пришлось выступать с ответной речью перед большой и представительной аудиторией в Баварии. Володя Кулага, блестящий знаток немецкого языка, слегка под баварским пивом, переводил мою фразу. И смотрю, аудитория как-то напряженно замерла. И вдруг понимаю, что Володя повторяет за мной речь, слово в слово, но на чисто русском языке. Взрыв хохота, но потом всё пошло, как положено.