Страница 5 из 54
– Промокла кепка, – пояснил Фирзякин, стараясь как можно быстрее ретироваться. Взгляд приятеля так и вперился в гриб, лежащий бесформенной мокрой плесенью на его макушке.
– Да? – удивился Гриша и, запрокинув кверху нос, взглянул в чистейшие, без единого облачка небеса.
– Дурак какой-то окатил из окна, – наврал Фирзякин.
Приятель оценивающе приблизился носом к кепке.
– Кисленьким пахнет, – сказал он воодушевленно.
– Мне идти нужно, – скривился в вынужденной улыбке Гиндесбург.
– Иди. Только кепку свою выбрось. Какая-то она неправильная у тебя...
Фирзякин стушевался, не зная, что и сказать.
– А она знаешь, на что похожа... да нет, постой. Это же так и есть, – глаза Шишковца округлились. – Это же...
Но договорить он не успел. Фирзякин, сам не понимая, как это произошло, схватил Гришу за горло и принялся душить. Делал он это против своей воли и сам ужасался тому, что видел. А видел он задыхающегося приятеля, жадно пытающегося схватить распахнутым ртом воздух. Вдруг Гиндесбург почувствовал какое-то движение на голове и увидел, как с его макушки, отделившись от гриба, слетела тонкая кожистая пленка. Она насела на лицо Шишковца, точно облепив его контуры, и спустя долю секунды всосалась в его сипящий рот. Как только это произошло, Шишковец замер, прекратив попытки
освободиться, зрачки его расширились, и он отчетливо, голосом совершенно невозможным для человека произнес:
– Отпусти.
Гиндесбург понял вдруг, что вновь обрел над собой контроль, и разжал пальцы.
– Теперь это наш человек, – сказал Шишковец.
– Кто? – не понял Фирзякин.
– Он, – ответил Шишковец, указав пальцем себе в лоб. – Я отдал часть своей мантии и теперь могу манипулировать его сознанием.
Фирзякина прошиб пот. Это было так чудовищно. Перед ним стоял все тот же Шишковец. Но было понятно, что это уже явно не он. И человеческого в нем было теперь мало. Глаза остекленели. В теле чувствовалась мрачная мраморная неподвижность. Движения его стали механическими и неестественными, словно он был куклой в руках кукловода.
– Боже! зачем ты так с ним?
– Он мог помешать нам, – назидательно ответил гриб ртом Шишковца. – Пойдем.
И, развернувшись, Шишковец зашагал деревянной походкой к подвалу соседнего дома. Фирзякин двинулся за ним. Войдя в подвал, они остановились в тускло освещенном, пропахшем сыростью и нечистотами помещении. Повсюду тянулись проржавленные трубы, в которых журчала и булькала вода. Блестели зеленой краской круглые штурвалы кранов. А на полу тут и там валялся всякий хлам. Шишковец-гриб осмотрелся и, уставившись вдаль подвала, указал пальцем в пыльное пространство.
– Нам туда, – сказал он голосом, без какой бы то ни было эмоции. Так мог бы говорить дуб или чугунный фонарный столб.
У Фирзякина от этого голоса онемели конечности. Гиндесбургу стало так страшно. Он представил вдруг, что и с ним может случиться такое же, что гриб так же овладеет и им.
Импульсивно он потянулся рукой к голове, желая сорвать с макушки гриб, но тут услышал.
– Ты что? У тебя возникли сомнения? – это вещал уже не Шишковец, а сам гриб, облепивший его череп. При этом рука Фирзякина замерла в воздухе сама собой, и он понял, что и так уже не владеет своим телом.
– Вчера ты клялся мне в верности, а сейчас испугался такой ерунды? – продолжал наглый гриб. – Да, конечно, я мог бы сделать куклу и из тебя. Но заметь, я этого не сделал! Ты мой
друг! Соратник. Компаньон. Ты должен доверять мне, и за это получишь награду такую, какой никто тебе не предложит.
– Прости, – дрожащим голосом проблеял Гиндесбург.
Тут к нему повернулся Шишковец.
– Я тебя прощаю. Но учти, если ты будешь пытаться помешать мне, – а это с твоей стороны будет ничем иным, как предательством и откровенной изменой, – я сначала сделаю тебе очень, очень больно. А потом завладею так же, как и им, – и снова Шишковец ткнул себя в висок скрюченным каменным пальцем.
– Я все понял, – задрожал Фирзякин. – Я больше никогда. Поверь, никогда не усомнюсь.
– Вот и хорошо, – кивнул кукольной головой Шишковец, – следуй за мной. И не забудь сумку.
Фирзякин поднял с пола сумку с чаем и сахаром, что сама собой выпала из его рук от испуга, и двинулся по коридору вслед за своим провожатым. В центре подвала Шишковец-гриб остановился возле помещения с табличкой "ЦК – Не Входить!"
– Что это? – спросил Фирзякин.
– Центральный коллектор, – пояснил гриб, – отсюда идет распределение воды по всему вашему району.
– Откуда ты знаешь? – удивился Гиндесбург.
– О-о. Я знаю много чего, – хихикнул гриб на его макушке, склизко хлюпнув. – Вышибай дверь, – приказал он.
И в этот же миг Шишковец, отпрянув метра на два от двери, со всего маху ударился в неё всем телом. Выглядело это жутко. Казалось, тряпичную куклу с ненавистью швырнули о стену. Дверь с грохотом провалилась в комнату, и Шишковец упал вслед за ней. Из уха у него потекла тонкая струйка крови. Фирзякин испуганно вскрикнул, но тут увидел, что Шишковец поднимается. Лицо его также оказалось разбитым, а нос – сломанным. Выглядел он, точно зомби из кинофильма. Одна рука его неестественно вывернулась и болталась теперь, словно оборванный шланг.
– Иди за мной, – сказал он, и изо рта у него вылетел выбитый окровавленный зуб.
«Господи, – подумал Фирзякин, – это сон. Жуткий сон!»
Однако тут же он подчинился и последовал за страшным искалеченным приятелем. Они подошли к огромному металлическому баку, стоящему в центре помещения. Высотой он был около двух метров. Сверху его закрывала объемная крышка с кольцом вентиля, похожая на люк подводной лодки, и к крышке этой вела металлическая решетчатая лестница.
– Тебе придется открыть, – пояснил гриб. Это чучело руку сломало, похоже. Лезь!
– Но зачем? – непонимающе спросил Гиндесбург.
– Сейчас узнаешь.
Забравшись наверх, Фирзякин с большим трудом открутил вентиль и, откинув крышку, увидел, что бак полон воды.
– Сыпь сюда всю заварку и сахар, – приказал гриб.
Гиндесбугр подчинился. Когда работа была сделана, он по приказу гриба размешал черенком старой швабры воду и, наклонившись над баком, почувствовал, как с его головы
посыпались тонкие лепестки мантии гриба. Его вдруг поразило открытие коварного плана.
– Все верно, – будто прочитав его мысли, сообщил склизкий император, – сейчас я размножу свои споры и попаду в каждый водопроводный кран. Таким образом, мы расширим наше влияние многократно. Ну, а дальше… Дальше действовать нам станет
намного легче.
* * *
Вечером этого дня в городе наблюдалась странная и дикая картина. Почти все окна в домах горели электрическим светом. По пустынным улицам то и дело с криками ужаса проносились редкие граждане. По городу распространился кислый тошнотворный запах, какой часто встречается в вокзальных сортирах.
Гиндесбург сидел на кухне и угрюмо пил водку. В комнате, погруженная в кому, лежала его жена. Гриб же, присосавшись к оконному стеклу, торжествующе наблюдал за окнами соседних домов. Фирзякин видел, как то и дело в этих окнах появлялись человеческие силуэты и рапортовали грибу жестом, похожим на нацистское приветствие. Он отвечал лишь слабой вибрацией тела, от которой противно и уныло скрежетало оконное стекло.
«Боже, во что я влип?» – с ужасом думал Гиндесбург, напиваясь.
На миг в его голове возникла мысль кинуться к грибу и располосовать того ножом. Он покраснел, покрывшись испариной, и украдкой взглянул на кухонный нож, лежащий возле блюдца с закуской.
– Вот что, – сказал вдруг гриб, – когда первая фаза будет закончена, я посвящу тебя в дальнейшие планы и в саму суть того, что ты сейчас наблюдаешь. Понимаю, это может казаться тебе бесчеловечным и неправильным, но уверяю тебя, друг мой, ты ошибаешься!