Страница 1 из 11
Андрей Эдуардович Бронников
Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ
Предисловие
Этого предисловия первоначально не должно было быть, но собирая материал для книги, я почти случайно на городском сайте г. Ржева обнаружил опубликованные там в 2007 году воспоминания ветерана Великой Отечественной войны полковника Ашихмина. На первый взгляд они не имеют отношения к теме моих воспоминаний, но не поместить их здесь я просто не мог.
«Давно утихли бои под Ржевом, но болят старые раны у солдат и напоминают те тяжелейшие дни, о которых А. Твардовский сказал: «Этот месяц был страшен, Было все на кону…» Редакция получила письмо гвардии полковника в отставке Степана Ашихмина. Он и его брат воевали на Тверской земле. Брат погиб и здесь похоронен.
Степан Георгиевич Ашихмин за время войны был шесть раз ранен, из них трижды на нашей земле — под Ржевом и в боях за город Белый. Сегодня мы печатаем его краткие воспоминания.
«В январе 1942 года мы, сержанты-железнодорожники, стали сержантами пехоты и выехали на фронт.
В ночь с 5 на 6 апреля мы переправились по хрупкому весеннему льду через Волгу (ночью лед слегка подмерз), а дальше, минуя Глядово, Погорелки, вышли к деревне Черново.
Не задерживаясь, всем скопом, без какой-либо поддержки артиллерией или танками, с винтовками наперевес, пошли в наступление.
Немцы не дали пройти нам и двухсот метров, как открыли огонь из всех видов оружия. Рота залегла. Долго лежали в снегу, воде — кому как пришлось, переползали в воронки с водою, а немцы все били и били. Разрывы мин вздымали столбы грязи и воды, стонали раненые — помочь было некому, команд никаких, стрелять из винтовок по пулеметам никто не решался, страшно было поднять голову.
Но вечно лежать в воде не будешь, кое-как собрал ближних солдат своего отделения, и где ползком, где перебежками мы отошли на опушку леса, на ту, от которой начинали наступление.
Здесь встретил политрука роты. Тот собрал остатки роты, постарался нас ободрить — из средних командиров остался только он — и снова пошли в наступление, стреляя из винтовок и автоматов, а когда вышли на рубеж атаки, то атаковать уже было некому.
Снова лежим, кто остался еще в живых, в снегу и воде, а немец бьет и бьет. Так дождались темноты. Политрука вынесли на руках: от переживаний у него отнялись ноги.
Ночью все разбрелись по лесу — голодные, мокрые. Убитые остались лежать на поле, раненые кое-как ковыляли сами, тяжелые — искали помощи санитаров.
К утру нашли кухню, поели.
Пришлось принять команду над остатками роты. Из 151 человека нашей 3-й стрелковой роты осталось 38. Нас передали во 2-ю роту — и снова в наступление. Снова никакой поддержки, снова неудача, и вывел я из боя последних 12 человек. Так полегла наша 3-я стрелковая рота под деревней Овсянниково.
Я был тогда сержантом и командовал всего-навсего взводом, в котором не насчитывалось и 20 человек. Что делалось с полком, я, которому и головы-то поднять было невозможно под пулеметным огнем, сказать не могу.
Полагаю, что в других ротах дела были не лучше, потому мы и перешли к обороне.
Как всегда, немцы заняли позиции по высотам, а нам пришлось обороняться в болотистом лесу. Окопы копать нельзя: копнешь лопатой — и сразу вода. Приспособились делать хоть какое-то подобие окопов: укладывали два-три бревна одно на другое и с наружной стороны приваливали жидкой землей.
Немецкие артиллеристы обрадовались такой видной цели и начали регулярно выкатывать орудие на прямую наводку и разносить наш бруствер в щепки. Потом орудие быстренько прятали.
Мы решили отбить им охоту тренироваться в стрельбе по нашему горе-окопу. Ночью поставили станковый пулемет на фланг взвода и замаскировались. Только утром немцы резво выкатились на свою излюбленную позицию, как мы так с ними разделались, что орудие и убитых они сумели убрать лишь поздно ночью.
Противник наступать не собирался, но досаждал нам артиллерийскими налетами, а между ними целыми днями вел методичный огонь. У немцев снарядов всегда хватало. Один из таких случайных снарядов посек осколками мои измызганные штаны и рукава гимнастерки. Они свободно болтались на моем отощавшем теле, поэтому меня не задело. Отдых от обстрелов наступал с темнотой.
Наша оборона в районе деревень Глядово, Погорелки, Черново Оленинского района представляла своеобразный плацдарм на правом берегу Волги (8-10 км по фронту и 6–7 км в глубину).
В апреле, когда лед подтаял, а потом начался ледоход, сообщение с нами было прервано. С боеприпасами и раньше было плохо, а вот с питанием… теперь даже не хочется вспоминать.
«Кормили» нас через день или два, давая половину котелка какой-то кашицы с сухарями или кусочком хлеба. Люди отощали, глаза провалились, думы только и были о том, как бы чего поесть. Многие заболели куриной слепотой. Это значит — пока светло, они видят, а чуть стемнело, могли ходить только с поводырем. Испытал эту болезнь на себе и я. Страшно представить такую оборону, когда противник мог прийти и забрать слепцов в плен.
Солдаты стали ходить в сожженные деревни Глядово и Погорелки, копались в подвалах и погребах, добывая прокисшую картошку, а потом разводили костер и на малых саперных лопатах, как на сковородке, пекли лепешки. Какое это было «едово», можно представить, но ели: других разносолов не было, и желудок все же чем-то наполнялся.
Великой роскошью считалось, если удавалось найти зарытую в землю бочку с рожью. Из нее варили кашу и блаженствовали. Но такие праздники были совсем редко.
Лед прошел, тыловики зашевелились, и с 1 мая 1942 года мы начали получать по 700 граммов хлеба и два раза в день жидкую кашицу. Привезли махорку. Жить стало повеселее, но мы все равно едва таскали ноги.
Про оборону в апреле-мае только и осталось в памяти, что ходили голодные, вшивые, немытые. Тяжело!
Июнь-июль простояли на формировании. Там мне было присвоено воинское звание младший лейтенант.
30 июля от деревни Дешевка начали наступление на Ржев. Поначалу успешно прошли 7–8 км, но с утра пошел дождь, и все, что было на колесах, отстало в болотах. К вечеру подошли к деревням Полунино, Галахово (4 км севернее Ржева). Атаковали опорный пункт немцев, но неудачно. При очередной атаке 1 августа я получил ранение в шею разрывной пулей, а еще добавило осколком в правую челюсть. Но тут спасла каска, и челюсть не снесло начисто.
Отлежал в госпитале, и снова в бой. Тут я оказался в отдельном лыжном батальоне 17-й гвардейской [бывшей 119-й Красноярской] стрелковой дивизии под городом Белый.
7 декабря в ночном бою у деревни Цицыно пулеметная очередь прошила мне обе ноги, и я на три месяца попал в госпиталь.
Подлечили — и вперед, на запад!»
В первом ряду крайний справа полковник Ашихмин С.Г.
Такие люди, как Степан Георгиевич Ашихмин, не могли не воспитать себе достойную смену, и я надеюсь, что нижеизложенное повествование послужит тому доказательством.
От автора
По армейской службе почти каждого выпускника девятой роты Рязанского воздушно-десантного училища можно написать объемистый захватывающий приключенческий роман, в некоторых случаях с трагическим концом, а в некоторых и с грифом «секретно». Я не из их числа, поэтому попытался записать некое обобщающее документально-художественное повествование курсантской жизни факультета специальной разведки, чтобы без лишних прикрас и мифов поведать, как жили, как учились и как воспитывались командиры частей и подразделений специального назначения ГРУ.