Два лика Луны

– Если вы не против, то завтра я приду с фотографом. Он все сделает в лучшем виде.

– У меня дряблая грудь. Он может как-то поправить эту ситуацию?

– Он все может, вы себя не узнаете. Поверьте, все будут в восторге.

– Какая заманчивая перспектива. Вы ко всем с такими предложениями подкатываетесь. Или это только я удостоилась такой великой чести?

– Разумеется, не ко всем, а только к тем, кто этого достоин. В свое время вы были очень известны.

– Я прекрасно знаю, какая у меня была репутация. И вы решили ее использовать по полной программе.

– Что ж в этом такого. Сейчас все так поступают. Да и вы свое получите.

– И что же я получу?

– Очень даже много получите. О вас уже совсем забыли. А после репортажа снова вспомнят. Так что вам есть прямой резон согласиться.

– И я так понимаю, чем пикантней, тем лучше. У вас как в журнале принято давать снимки совсем голых дам или немножко одетых?

– А по-разному. Я бы вам предложил совсем голой. Это всегда больше привлекает. А вы даже очень неплохо для своих лет сохранились. Многие на вас западут.

– Это чрезвычайно лестно, что найдутся те, кто на меня западет. А то уже давно никто не западал.

– Вот видите. Может, прямо сейчас и начнем. А то мне главный редактор отвел совсем немного времени.

– Я должна раздеться?

– Не сегодня, когда придет наш фотограф.

– Как жаль, – разочарованно вздохнула Никольская. – А мне просто не терпится предстать голой. Давно со мной такого не случалось. Может, и вы заодно западете.

– Не исключено. Вы мне нравитесь.

– Я польщена. А вот вы мне – нет. По-моему вы очень наглый примитив. В свое время подобных вам экземпляров я табунами выпроваживала пинками из своих будуаров. Конечно, я была тогда моложе, и мне это легко давалось. Но ради вас чего не сделаешь. Я могу вспомнить былые навыки. И тоже выпроводить вас пинками. Или вы сами уйдете? Как вы предпочитаете?

Носова охватила паника. Еще минуту назад все так прекрасно шло, а сейчас он на грани полного фиаско. Что-то надо срочно делать.

– Послушайте, мы же можем обо всем договориться, – почти взмолился он. – Журнал даже готов вам заплатить. Подумайте.

– Да я еще на этом могу и подзаработать. Какое счастье. Вы правы, от вас надо избавляться только пинками, сами такие, как вы, не уходят. Всегда терпеть не могла наглых юнцов. А знаете, я даже получу удовольствие, выпроваживая вас. Считаю до трех – и начинаю.

– Пожалуйста, я сам уйду. Только потом жалеть будете всю оставшуюся жизнь. Ведь о вас все напрочь забыли, так больше никогда и не вспомнят. Кто теперь знает, что была такая артистка Юлия Никольская? Да расспросите прохожих на улице, никто из них вашего имени и не припомнит. А мы даем вам шанс.

– Начинаю пинать, – предупредила женщина.

– Ну и сидите в этом своем склепе.

– Не твое дело, идиот, – вдруг грубо произнесла она. – Где хочу, там и буду сидеть. И чтобы я больше твою наглую физиономию никогда не видела здесь. И совсем у тебя мордашка не симпатичная, а очень даже противная. Ни одна приличная женщина не захочет иметь с тобой дело.

Носов вдруг почувствовал сильную обиду.

– Если под приличной женщиной вы понимает себя, то мне таких и не надо. А вот вы вышли в тираж и никогда уже в него не войдете.

– Катись.

– Качусь. Счастливо оставаться.

Носов сделал всего несколько шагов и оказался за дверью квартиры Никольской.

НОСОВ И НИКОЛЬСКАЯ

Целый день Вадим был сам не свой. Когда он вышел из дома Никольской, то был уверен, что сюда он ни за какие сокровища больше не вернется. Она выставила его, как случайно забредшую бездомную собаку.

Первым его импульсом было отправиться в редакцию и доложить Кроткову о своей полной неудаче. Материала о секс-символе прошедшей эпохи он не сделает.

Спустившись в метро, Носов даже поехал в сторону станции, рядом с которой располагалась редакция. Но на полпути передумал, вышел из вагона и сел на ветку, которая вела к его дому.

Дома он долго сидел в кресле, размышляя над ситуацией. Что-то его смущало в ней, но что он сразу не мог уловить. Да, Никольская его выгнала, причем, довольно грубо. Но чем больше он думал об этом, чем больше вспоминал, как это выглядело, тем сильней у него возникало убеждение, что не так уж и сильно она была на него разгневана. Не случайно же она все же впустила его в квартиру, хотя прекрасно знала, кто он и зачем к ней явился. А затем выслушала его. Ему в какой-то момент даже показалось, что в ее глазах заискрился интерес к его словам. Правда, продержался он недолго, но ведь главное другое – все-таки она не безоговорочно отвергла идею написать о ней статью. Означает ли это, что у него сохраняется шанс?

Вадим стал размышлять, как ему поступить в такой ситуации. Он должен повторить свою попытку установить с ней контакт. Как хорошо, что он ничего не сказал главному редактору, в этом случае для него, Носова, все бы уже кончилось. Оставалось только забрать вещи из своего рабочего места и покинуть редакцию. А так остается надежда на то, что он может еще остаться в ней работать. А ему это очень хочется. И ради этого стоит предпринять еще одну попытку, как бы безнадежной она на первый взгляд не казалась.

Решено, завтра он повторит попытку навести мосты с Никольской. А пока можно заняться и другими делами.

На этот раз Носов решил не предварять свое появление телефонным звонком. Если она не захочет с ним говорить, то тогда уж точно идти к ней бессмысленно. Лучше поставить ее перед фактом, а там уж, как кривая выведет.

Он подошел к двери и надавил на кнопку звонка. Сердце отчаянно колотилось, он был готов к любому развитию событий. Он не удивится, если она ему даже не откроет. И даже если ударит его, то это тоже не будет для него большой неожиданностью.

Дверь отворилась, на пороге возникла Никольская. Почем-то он не заметил на ее лице и следов удивления. Она спокойно смотрела на него, как на старого знакомого, заглянувшего на огонек.

– А, это опять вы, молодой наглец, – почти без всякой интонации произнесла она. – Насколько я помню, мы на сегодня не договаривались о встрече. Мы вообще никогда не договоримся. Можете выметаться.

Если бы она произнесла эти слова соответствующим тоном, он бы так и поступил – развернулся и молча бы ушел. Но весь ее вид вовсе не свидетельствовал о том, что она хочет, чтобы он сделал это.

– Я бы на вашем месте не стал так горячиться, а пригласил бы меня в гостиную, – закинул он удочку.

– Да я вас дальше прихожей не пущу и не надейтесь, – возмущенно произнесла она.

– Я всегда надеюсь на лучшее, не лишайте меня этой возможности.

– Ну и надейтесь себе на здоровье, только за дверями моей квартиры, – пожала она плечами. – Можете хоть целый год надеяться, меня это не волнует.

– Я думаю, вас многое еще волнует в этой жизни, – не согласился Носов.

– Но это не то, что вы себе возомнили. А то, что вы думаете обо мне, на это мне вообще наплевать.

– Откуда вы знаете, что я думаю о вас.

– Да это у вас на лбу написано прописными буквами. Такие, как вы могут даже не утруждать себя словоизлияниями, все понятно и так.

– Да, я внимательно изучил вашу биографию, мне действительно не надо ничего даже додумывать. В прессе прошлых лет ваш портрет представлен очень наглядно. С точки зрения мужчины вы очень даже ничего.

– Я бы внесла небольшую поправку: не с точки зрения мужчины, а с точки зрения самца.

– Пусть будет так, но и вы, чего уж там лукавить, были настоящей хищницей, пожирающей мужчин, их здоровье, деньги, жизни. Вы их использовали в хвост и в гриву именно как самцов.

Теперь Никольская рассердилась по-настоящему. Ее глаза заблестели.

– Ну, хватит. Меня достаточно поливали грязью в свое время. Я за последние годы от этого уже отвыкла. Я не желаю воскрешать в своей памяти атмосферу прошлых лет. А вы пытаетесь это сделать. Но я вам это не позволю. Так, что пошел вон, мой дорогой. Топайте отсюда своими ножками, пока я не воспользовалась своими и не вынесла вас на пинках.