Страница 1 из 1
Вячеслав Морочко
НОВАЯ ЧУМА
События, о которых я расскажу, случились на цветущей планете, где возможности человека могли состязаться только с воображением. Люди проникли в недра и в небеса, одолевали Пространство и Время, умели перевоплощаться физически и совершать еще много разных "чудес". Жили они очень долго и не знали болезней, пока не обрушилось на планету несчастье, которому дали название Новой Чумы. Без следа и свидетелей эта беда отнимала у общества наиболее преданных Высшей Науке мужей. Ходило поверье, что существует граница познания, и каждый, переступивший порог, превращается в вихрь элементарных частичек. Однажды среди "райского сада", в который превращена была суша планеты, гуляли два друга - два корифея, Поэт и мыслитель Аскет. Поэт шел, любуясь цветами, деревьями, небом, наслаждаясь руладами птиц, дуновением ветра, несущего благоухание трав, в то время, как мысли Аскета уносились к высотам, где хрустальная ясность исключала туманы ложных посылок. Столь непохожие они знали друг друга давно, при общении обходились не многим количеством слов, умели часами молчать, поглощенные каждый своим: Аскет - бездной мысли, Поэт - удручающей несообразностью между праздником жизни и ужасом Новой Чумы, одного за другим отнимавшей друзей. Они научились быть вместе, не мешая друг другу, а если что-то не нравилось, без церемонии "резали правду в глаза". Вот и теперь, когда, Поэт подобрал с земли крошечный шарик-дробинку, подбросил в ладони и сунул в карман, Аскет не сдержался, спросил: "Эта капля металла тебя вдохновляет?" - Мне ее жаль... - признался маэстро. - Она так одинока! Он любил собирать эти шарики дома, в заветном шкафу. Фантазия рисовала то сказочных джинов, таящихся в них, то некую сокровенную жизнь, которая дремлет, как в споре, пока не представится случая вдруг прорасти. Хотя это было всего лишь "капризом души", собирая "горошины", поражаясь обилию их за последнее время, Поэт задавался вопросом: "Откуда они? Какая незримая туча без грома и молнии усевает планету "нетающим градом"? - Мне ее жаль... - признавался маэстро. - Она одинока! - А мне жаль тебя! - качал головою Аскет. - Сколько можно быть взрослым ребенком? - Но оставаться ребенком... - не это ли счастье! - ответил Поэт. - Не это! - отрезал ученый. - Немыслимо счастье без возможности утолять страсть к познанию! Стыдно кланяться всякой соринке, в то время как обступившие тайны держат нас в клетке неведения! Но Маэстро говорил о своем: - Что может быть очаровательней тайны, к разгадке которой мы приближаемся? Миг озарения - это то же, что чудо любви! - Ну при чем здесь любовь?! - сокрушался Аскет. - Для познания нужен "холод вершин" - идеальная ясность рассудка! - Ты по-своему тоже поэт! - усмехнулся приятель. - Не надо сердиться... У нас с тобой разные жанры. - А я не сержусь... Будь здоров! Я еще поработаю, - отозвался Аскет и вспорхнул к себе на балкон круглой башни, вознесшейся над цветущей планетой. - Ладно, пока! - приятель махнул ему вслед и продолжил свой путь по аллеям "райского сада".
В это время Аскет опустился в удобное кресло у себя на балконе, прогоняя из сердца досаду от потраченных на беседу минут. Он умел обретать ясность духа, глядя в корень вещей. Ход его рассуждений и действий, которые вытекали из них, можно выразить так: Ведя родословную от религий и мифов, "поэтический мир" уводит от объективной реальности. Опасность - уже в самой музыке слов, в метафорах, подменяющих логику. Аскет отдавал предпочтение фактам, очищенным от "романтических бредней": "В ранние поры романтизм был полезен для поощрения странствий, призванных расширять кругозор, но сегодня он так же смешон и не нужен, как дар лицедейства при полном владении техникой трансформации плоти. Все эти "тайны поэзии", "изыски цвета" и "звукофантазии" - дань наивному детству. Наша стихия - познание. Совершенствуясь, мы пойдем до конца, следуя за ускользающей истиной!" И Аскет, не сходя с плетеного кресла, "пошел до конца", избавляя себя от помех, заусенцев, задирин, которыми изобилует "мир шальных чувств". За счет углубления логики и наращивания "математической мощности" он блокировал действие "вздорных эмоций" - расширились благотворные связи, однако упала надежность системы, устойчивость, сопротивляемость внешней среде. Его память хранила уже достаточно сведений, и Аскет, избавляясь от хлама, преступил к очищению "аналитических центров". Достижение высшей надежности обеспечивалось упрощением схемы, приданием обтекаемой формы и уплотнением защитных слоев. Процесс, ускоряясь, принял лавинный характер. Когда же, избавившись от всего, что мешало, Аскет, наконец, достиг совершенства, он... выпал через балконную щель и в виде дробинки скатился под ноги Поэту, который как раз завершил круг прогулки.
1999г.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.