Страница 3 из 36
Однако, все таки, рискнем определить то наиглавнейшее, что объединяет разнообразные философские практики Востока под одним понятием и что заставляет говорить об их отличности от философий Запада.
Во-первых, философские практики Востока имеют безусловное, авторитетное начало. В своем большинстве, философы этой традиции не начинают мысль исходя из самого себя (своего разума, души или идеи своего Я). В их понимании уже изначально существует некий безусловный авторитет, который нуждается в интерпретации, осмыслении, исследовании, иногда, корректировки и всегда в особом толковании. Это могут быть Веды, Ши-Цзин, Авеста или Коран. В данном случае не суть важно. Главное, что истина не только возможна, но она УЖЕ явлена в тексте (или реже - устном предании), вот только Человек не слишком то и готов эту истину воспринять. Отсюда множественность философских школ, направлений... мистических сект. Истину не следует искать - ее надобно обрести, истину не стоит создавать - ее следует идентифицировать среди уже существующего многообразия мнений, идей, текстов, слов. В этом смысле Западные философии предпочитают именно создание истины, ее творение. Причем творение уникального, данного в одном единственном формате и принципиально исключающем иные варианты сотворенной истины. Классическим примером такой оппозиции выступает философский конфликт: "Г. Гегель - А. Шопенгауэр". Для Востока возможна критика понимания истины у другого мыслителя, но никак не критика самой истины данной сверхчеловеческим усилием в пространствах над человеческой реальности.
Во-вторых, уклонение от тотальности авторства. Речь идет о том, что на всем пространстве от Палестины до Тихого океана считалось бестактным, среди философов, указывать, если угодно "педалировать", факт своего авторства в том или ином тексте. Это своеобразие вытекает из предыдущего пункта. Раз истина уже дана, а, Я, лишь комментирую (толкую, осмысливаю и т.п.) имеющееся и созданное не мной, то о каком авторстве во всей полноте смысла может идти речь? По меньшей мере вставлять свое имя под текст, созданный на основе иного (вне человеческого знания) бестактно, а по большей мере - глупо. Поэтому многие великие философские тексты не имеют конкретного автора, да и зачастую нет точной хронологии создания текста. В тех же случаях, когда имеется автор, то его личность, его, Я, намеренно затушевывается и маскируется за понятием "традиция". Создается ситуация, когда со ссылкой на традиционные воззрения, автор так формулирует свою собственную мысль, приводит такие вариации традиций и устанавливает такие сноски на прошлое, что задает головную боль жестким аналитикам, копающимся в прошлом, и не могущим найти такой традиции. Ибо очень трудно найти в темной комнате черную кошку, особенно если ее там нет. Ведь дело не в том, что была та или иная традиция, или нет, автор мог просто скромно умолчать о своем открытии и почтительно передать "пальму первенства" прошлому, которого не было в Западном понимании, но обязательно ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ в понимании Восточном.
В-третьих, время, обращенное вспять. Философия Востока - это философия не возможного будущего, а должного прошлого. Именно должное прошлое есть мерило актуальности настоящего. Цель философствования воплотить идеал прошлого, идеал, дошедший во фрагментах, идеал искаженный предыдущими его воплощениями. Очистить идеал от недомолвок, излишней узкой конкретности и продемонстрировать его слушателям. Любая философия - это интеллектуальный проект видения реальности. Восточные философии видят этот идеальный проект в прошлом, Западные философии в будущем (иногда в настоящем). Почему так? Про Восток мы уже говорили, попробуем очертить точку зрения Запада.
Для Западного философа предшественники - это череда абсолютных заблуждений и случайных, тезисных откровений, исправить которые - дело рук очередного Гения, Великой философской школы и т.п. Свершение Гения может быть и не понято современниками, считает Гений, но будет оценено потомками... И в этом смысле любой философский текст Запада проходит по реестру возможного будущего, и осмысливается современниками опять-таки же с точки зрения актуальности еще не наступившего дня Завтрашнего. В этом смысле классическими выглядят фигуры Гераклита и Ф. Ницше. То есть тех философов, которые создали уникальные концепции, но адресовали их не своим современникам, а отдаленным потомкам, философам грядущих веков. Для Востока же, опыт прошлого - бесценный дар, который стоит холить и лелеять, постигая глубину мысли предшественников интеллектуальными усилиями дня Сегодняшнего.
В-четвертых, практика есть мерило истины. Восток, вероятно, не знает умозрительной истины. Не в том смысле, что умозрительных истин в его традициях нет, а в том смысле, что истина признается таковой если ее носитель (обладатель, создатель, репродуктор) демонстрирует предметное, заметное на бытовом уровне воплощение этой истины в собственной, личной жизни. Если добродетель мыслителя вызывает сомнение, если его воля, интеллект, речь - не являются совершенными, то истина, которую он транслирует весьма сомнительна. Ибо не может быть истина сама по себе, а ее хранитель сам по себе. Для Востока истина - это всегда конкретное, предметное, овеществленное бытие идеального и мыслимого. Пусть эта предметность и странна для прагматика с Wall Street или циника с "Рублевки", но для Востока она - очевидна. Как правило такая предметность связанна с практиками смерти, вечности, порядка, смысла. Предметность должна быть видима или, по крайней мере, угадываема всеми. Пусть не в своей бесконечной полноте, но хотя бы в отдельных своих гранях. И эти грани просто обязаны быть самоочевидны и не нуждаться в излишних объяснениях. Например, невозмутимость Сиддхартхи Готамы, искренность Заратустры, вежливость Кун Фу-цзы.
Для Запада же истина остается истиной и в устах праведника, и в устах нечестивца. Личная честь, достоинство, образ жизни никак не влияет на отношение к истине, которую излагает Западный философ. Истины гомесексуалиста М. Фуко и ректора нацистского университета, члена национал-социалистической партии Германии (НСДАП) М. Хайдегера, также почитаемы, как истины пуританина, сидевшего за научную честность в "Сталинских лагерях" А.Ф. Лосева и борца движения Сопротивления А. Камю. Впрочем, иногда, для Запада мерилом истинности могут выступать личная ученость, научная щепетильность творца, но и они при случае могут быть "забыты". Авторитетность Т. Гоббса ничуть не страдает от того, что он осуществлял масштабные интеллектуальные кражи у Р. Декарта. А глубочайшее научное невежество Р. Декарта (он совсем не знал и практически не читал трудов Августина Блаженного, что для его времени - верх интеллектуального моветона) ничуть не принизили его заслуг в глазах современников. В этом смысле Запад крайне умерен и невзыскателен к своим философам, мудрецам, учителям. Более того, знание о предмете, частенько совсем не означает направленности на воплощение этого знания в бытийной реальности. Блестящий Ю. Хабермас, так и не озаботился созданием идеального гражданского общества, как действующее политическое лицо... Исключения есть, но они редкость, а их опыты ужасающе плачевны либо для них, либо для их подопечных, а частенько и для всех вместе взятых. В этой связи стоит упомянуть трагические фигуры философов , Великих Философов Запада, которые претворяя свои философские идеи в жизнь либо совершили масштабные злодеянии либо испытали спектр личных трагедий: Платон, Савонарола, К. Маркс, М. Фуко. Но, при всех их личных и общественных неудачах, при всей их вопиющей непрактичности и предметной несостоятельности учения, они не лишаются доверия со стороны читающей аудитории Запада.
Предложенные четыре пункта это наиболее яркие и существенные моменты отличающие западные философии от Восточных. Это ось, которая разделяет полушария философской мысли. Это ось, вокруг которой веками кружится философский азарт Востока и Запада.