Страница 13 из 36
Одним словом, уже к ХХ веку до н.э. общество Месопотамии было весьма развитым и в каком-то смысле совершенным. А по целому ряду признаков было гораздо более сложным и перспективным для развития философии, чем эллинское общество эпохи Фалеса и 7 мудрецов. По формальным признакам оно вполне подходит к региону, который мог сформировать протофилософию и создать свою самобытную философскую традицию.
Но вот незыблемый исторический факт. Не смотря на поражающую статистику находок древних Месопотамских текстов, ничего подобного протофилософскому обучению, ничего подобного системному, пусть и с серьезными элементами мифа или религии, но, все-таки, протофилософскому знанию - Месопотамия не знала. Математику знала, разницу между правом и законом знала, принципами основами рыночной экономики владела, а вот поиск истины и открытия предельности знания - игнорировала. Нет протофилософские (единичные!) тексты были, как им не быть в столь впечатляющей интеллектуальной среде, а системы все-таки не было. Да и философия так и не родилась. Почему? Вероятно, потому, что единственный потребитель протофилософского знания, свободный от ежедневного физического труда в Месопотамии это - бюрократ. Правда, иногда бюрократ в образе жреца. Более того и Египет, и Шумер и Вавилон - это регионы где не только потребители, но и творцы протософии - бюрократы. В этом смысле Китай единственный и противоестественный феномен, где философию создали бюрократы и для бюрократов - более нигде не повторимый подвиг. Предельно упрощая, творцы философии в Элладе - бездельники и словоблуды, Индо-Иранцы - религиозные мистики. А вот в Риме философия не зародилась (была перенесена, но впечатляющих массовых достижений не имела), видимо в силу все того же бюрократизма. Но как только Рим стал христианским - немедленный расцвет философии на базе мистики и богооткровения. По сути, философия родилась в Элладе только благодаря Сократу, благодаря ему и только ему, появилась Академия, Мегара... Но Сократ - в понимании Шумера и Египта - бездельник, который создал мировоззрение для бездельников же. В Египте, и, тем более Шумере, чиновник - это служащий, и его служебные обязанности съедают все его личное время. Только служба давала смыслы и являлась условием физической жизни, банального получения пайка для чиновника и семьи. Эллада Сократа такой самодисциплины в труде не знала и не понимала.
Общество Месопотамии несмотря на все развитые элементы свидетельствующие о прорывах мировоззрения в область протософии, науки и религии глубоко мифологично, пожалуй, даже более чем общество Египта. Вот характерный пример: "Если предбытие шумеров ‒ это потенциальное существование имен без действий, то в основе предбытия вавилонян через пятьсот лет положена идея неименованного бытия, то есть такого, в котором уже существуют действия зачатия и рождения, но еще нет названия для частей мироздания. И отсутствие имен для верха и низа коррелирует здесь с отсутствием разделения вод на пресные и соленые. Нигде в шумерских текстах мы не найдем такого предбытия, которое было бы непоименованным. А это означает, что в середине II тыс. до н.э. произошел тот переход сознания от функционализма к вербализму и логоцентризму, которого мы долгое время не чувствовали вследствие принадлежности нашей культуры к культу слова, а не действия" [Емельянов, 2015: 133].
Истина для месопотамского интеллектуала не есть предмет осмысления - она очевидна. Мудрость не есть предмет обретения, как в Египте, она вообще не соотносится с научением... она дар, способность божества которой он может поделиться, а может и не поделиться. Человек может гордится ученостью, но не обладанием мудростью или истиной. Вообще говоря, истина - это прерогатива божества и Человек может лишь с гордостью констатировать факт передачи этого дара от Бога к Нему, Человеку - не более того. И если в случае с Египтом мы если и не фиксировали систематизированной протософии, то с высокой степенью достоверности могли предполагать ее наличие. Пусть наличие предфилософии фиксировалось и для элиты элит, пусть оно и было "засекречено", но оно было, причем было ищущее и находящее. Но в случае с Месопотамией установка на отделение Человека от постижения и узнавания истины - свидетельствует о невозможности системы протософии в изучаемой культуре и цивилизации. Данный факт, впрочем, не исключает появления время от времени носителей ярко выраженного протофилософского мировоззрения, проходящих по реестру особенности и исключительности для культуры Месопотамии. Это отдельные интеллектуалы преодолевшие указанный барьеры на пути к протософии, они мелькнувшее отражение так и не созданной философии, предвестники того, что исчезло, не успев родится.
В этом смысле великолепен и беспрецедентен текст XI в. до н.э. составленный Вавилонским жрецом-заклинателем Эсагилкиниуббибом. Текст представляет собой поэму из 27-ми одиннадцати строчных строф. Каждая строка в строфе начинается с одного и того же клинописного знака, а все вместе они образуют акростих: "Я - Эсагилкиниуббиб, заклинатель, чтущий бога и царя" [Вавилонская теодицея]. В своей основе поэма несет итог тысячелетней шумеро-аккадской литературной традиции на тему "Страдания невиновного". Однако данный текст не монолог, не плачь, не молитва-жалоба, а изысканный диалог Страдальца и Невиновного. Он необыкновенен в своей искренности, убедительности аргументов, стройной композиционной системе доказательств и тягой к запредельному смыслу происходящего. Это, пожалуй, образец так и не состоявшейся массовой протософии Месопотамии, единичный образец так и не родившейся традиции. Быть может тоска по так и не обретенному знанию-мировоззрения сыграла с поэмой удивительную историческую шутку. Текст прожил более 10 веков. Его все еще читали и переписывали во времена Цезаря, Августа, Христа. К этому тексту филологи древней Месопотамии составляли комментарии, анализировали и осмысливали литературные этюды поэмы.
По своему объему работа Эсагилкиниуббиба куда как меньше поэм Гесиода или Гомера, но по насыщенности эмоциями, богатством смысла, серьезными вопросами и буквально тотальной борьбой против Мифа - куда как более философичней. Не говоря уже о том, что записана она была на столетия раньше своих эллинских "конкурентов". Во многих отношениях поэма не только преодолела и буквально аннигилировала Миф, поэма в образе Друга продемонстрировало знакомство с развитым чувством религиозного и стремления автора вслед за Мифом преодолеть и это еще
Рисунок 2. Клинопись из Вавилона
http://www.istorya.ru/book/kb/img/tmp408C-15.gif
только оформляющееся мировоззрение. Для автора текста, по сути, идет борьба протофилософского и проторелигиозного начала, при том, что окружающее его социокультурное информационное пространство насквозь мифологично.
Друг в формате активного богословия осмысливает несправедливость, а Страдалец совершает тот же процесс мысли, но тропой "стихийной" протософии. Один из звенящих аккордов, с трудом мыслимый интеллектуалами Месопотамии, совершенно не понятный мудрецам Египта, только спустя 6-7 веков могущий быть понятыми протофилософами Китая и Индии, прозвучал с неувядаемой силой:
"Дом хочу бросить...
Имущества да не возжелаю...
Жертвы богу презрю, попру божьи меры.
...
Тропой пойду, в даль заберусь я;
...
Буду голодным бродить, буду по улицам рыскать.
Точно убогий, внутрь войду...
Далеко благо..."
(Вавилонская теодицея XII 133-143).
Эсагилкиниуббиб видит и понимает разницу между искусной мыслью и ложным результатом при игнорировании стандартов процесса разумения (которое видимо поясняется термином "мудрость"). Пожалуй, это одно из первых гносеологических замечаний о важности процессуальности мыслительного акта: