Восточный ларец

Е. А. Баратынский

Переселение душ

Зевес, любя семью людскую,Попарно душ и сотворилИ наперед одну мужскуюС одною женской согласил.Хваля всевышней благостыне!Но в ней нам мало пользы ныне:Глядите! ныне род людской,Размножась, облил шар земной:Куда пойду? мечтаешь с горем,На хладный север, знойный юг?За Белым иль за Черным моремБлуждаешь ты, желанный друг?Не всё. Залача есть другая.Шатаясь по свечу, поройСтолкнешься с родственной душойИ рад; но вот беда какая:Душа родная – нос чужойИ посторонний подбородок!..Враждуют чувства меж собой;Признаться, способ мировойНаходкой был бы из находок!Но он потерян между нас,О нем живет один рассказ.В земле, о коей справедливоНам чудеса вещает старь,Б Египте жил-был славный царь,Имел он дочь – творенья диво,Красот подсолнечных алмаз,Любовь души, веселье глаз;Челом белее лилий Нила;Коралла пышного морейУстами свежими алей;Яснее дневного светилаУлыбкой ясною своей.В пределах самых отдаленныхНосилася ее хвалаИ женихами привелаК ней полк царей иноплеменных.И Мемфис-град заликовал!В нем пир за пиром восставал.Светла, прелестна, восседаяВ круг) любовников своих,Моя царевна молодаяСовсем с ума сводила их.И всё бы ладно шло; но что же?Всегда веселая, онаВдруг стала пасмурна, грустна,Так что на дело не похоже.К своим высоким женихамВниманье вовсе прекратилаИ, кроме колких эпиграмм,Им ничего не говорила.Какая же была вина,Что изменилась так она?Любовь. Случайною судьбоюДержавный нир ее отцаУкрасить лирною игроюПризвали юного певца;Не восхвалял он Озирида,Не славил Аписа-быка,Любовь он пел, о Зораида!И песнь его была сладка,Как вод согласное журчанье,Как нежных горлиц воркованье,Как томный ропот ветерка,Когда, в полудень воспаленный,Лобзает он исподтишкаЦветок, роскошно усыпленный.Свершился вышний приговор.Свершился! никакою силойНеотразимый, с этих порПред ней носился образ милой;С тех пор в душе ее звучал,Звучал всечасно голос нежной,Ее питал, упоевалТоскою сладкой и мятежной!«Как глупы эти дикари,Разноплеменные цари!И как прелестен он!» – вздыхая,Мечтала дева молодая.Но между тем летели дни;Решенья гости ожидали,Решенья не было. ОниУже сердшъся начинали.Сам царь досадою вскипел;Он не охотник был до шутокИ жениха, чрез трое суток,Избрать царевне повелел.Была, как громом, речью гневнойМладая дочь поражена.На что ж, в судьбе своей плачевной,Решилась, бедная, она?Рыдала долго Зораида,Взрывала сердце ей обида,Взрывала сердце ей печаль;Вдруг мысль в уме ее родилась,Лицом царевна проясниласьИ шепчет: «Ах, едва ль, едва ль…Но что мы знаем? статься может,Он в самом деле мне поможет».Вам рассказать я позабыл,Что в эту пору, мой читатель,Столетний маг в Мемфисе был,Из иды вещий толкователь.Он, если не лгала молва,Проник все тайны естества.На то и жил почтенный дядя;Отвергнув мира суету,Не пил, не ел, не спал он, глядяВ глаза священному коту.И в нем-то было упованье;К нему-то, милые друзья,Решилася на совещаньеИдти красавица моя.Едва редеет мгла ночная,И, пробуждаться начиная,Едва румянится восток;Еще великий Мемфис дремлетИ утро нехотя приемлет,А уж, покинув свой чертог,Б простой и чуждой ей одежде,Но страха тайного полна,Доверясь встречной надежде,Выходит за город она.Перед очами ЗораидыПустыня та, где пирамидыЗа пирамидами встаютИ (величавые гробницы)Гигантским кладбищем ведутК стопам огромной их царицы.Себе чудак устроил тутФилософический приют.Блуждает дева молодаяСреди столицы гробовой;И вот приметен кров жилой,Над коим пальма вековаяСтоит, роскошно помаваяШироколистненной главой.Царевна видит пред собойОбитель старца. Для чего жеОстаповилася она,Внезапно взором смущенаИ чутким ухом настороже?Что дланью трепетной своейОбъем лет сердце? что так пышетЕе лицо? и грудь у нейЧто так неровно, сильно дышит?Приносит песнь издалекаЕй дуновенье ветерка.

Песня

Зачем от раннего рассветаДо поздней ночи я пою,Безумной птицей, о Низта!Красу жестокую твою?Чужда, чужда ты сожаленья,Звезда взойдет, звезда зайдет;Сурова ты, а мне забвеньяБессильный лотос не даст.Люблю, любя, в могилу сниду;Несокрушима цепь моя:Я видел диво-Зораиду,И не забыл Ниэты я.Чей это голос? Вседержитель!Она ль его не узнает!Певец, души ее пленнтель,Другую пламенно поет!И вот что боги ей судили!Уж ей колена изменили,Уж меркнет свет в ее очах,Без чувств упала бы во прах,Но пашей деве в то мгновеньеПредстало чудное виденье.Глядит: в одежде шутовскойБредет к ней старец гробовой.Паяс торжественный и дикий,Белобородый, желтоликий,Б какой-то острой шапке он;Пестреет множеством каракулНа нем широкий балахон, –То был почтенный наш opaicy A.К царевне трепетной моейПодходит он; на темя ейПриветно руку налагает,Глядит с улыбкою в лицоИ ободрительно вещает«Прими чудесное кольцо;Ты им, о дева! уничтожишьХитросплетенный узел твой;Кому на перст его возложишь,С тем поменяешься звездой.Иди, и мудрость ОзиридаНаставит свыше мысль твою.Я даром сим, о Зораида,Тебе за веру воздаю».Возвращена в свои чертоги,Душою полная тревоги,Царевна думает: «Во снеВсё это чуди лося мме?Но нет, не сновиденье это!Кольцо на палец мой надетоПочтенным старцем – вот оно.Какую ж пользу в нем найду я?Он говорил, его даруя,Так бестолково, так темно».Опять царевна унывает,Недоумения полна;Но вот невольниц призываетИ отыскать повелеваетСвою соперницу она.По повелению другому,Как будто к празднику большомуЕе чертоги убраны;Везде легли ковры богатыИ дорогие ароматыВо всех кадилах возжжены,Все водометы пущены;Блистают редкими цветамиРяды узорчатых кошниц,И полон воздух голосамиДальноземельных, чудных птиц;Всё негой сладостною дышит,Всё дивной роскипшто пышет.На троке, радостным венцом,Порфирой светлою блистая,Сидит царевна молодая,Окружена споим лнором.Вотще прилежно наблюдаетЕе глаза смущенный дворИ угадать по ним желает,Что знаменует сей позор.Она в безмолвии глубоком,Как сном объятая, сидитИ неподвижным, мутным окомНа двери дальние глядит.Придворные безмолвны тоже.Дверь отворилась: «Бот она!»Лицом бледнее полотна,Царевна вскрикнула. Ко га жеУзрела, скорбная душой,В толпе невольниц пред собой?Кого? – пастушку молодую,Собой довольно недурную,Но очень смуглую лицом,Глазами бойкую и злую,С нахмуренным, упрямым лбом.Царевна смотрит и мечтает: