Страница 6 из 24
Статейный материал — особого рода, и требует бо́льшего труда для своего написания, бо́льших знаний, более искусного пера.
В статьях автор говорит уже не о самом факте, а по поводу факта, говорит от себя, следовательно, располагает запасом мыслей, определенной идеей, которую проводит, имеет определенное задание воздействовать на читателя в том или другом направлении. Статейный материал делится, в свою очередь, на ряд видов. Обыкновенно номер газеты начинается статьей, говорящей о каком-нибудь особенно важном событии данного дня. Те события, которые, в данное время особенно интересуют читателя, называются злободневными. И первая статья в газете говорит о самом злободневном событии, объясняя его смысл, значение, задачи, которые вытекают из данного события для страны и тому подобное.
Иногда в номере газеты бывает две передовые статьи; вторая носит название «подпередовой»; тогда передовая говорит о событиях внутренних, а подпередовая — о событиях иностранных, или наоборот, смотря по степени важности событий. Передовая и подпередовая, обычно, не имеют подписи автора; считается, что в этих статьях изложен взгляд самой редакции.
Статьи прочие чрезвычайно разнообразны по содержанию: в них говорится и о промышленности, и о торговле, и о народном просвещении, и о банковской политике, и о достижениях науки и техники, и так далее, — бесполезно было бы перечислять все возможные темы.
Особый вид статей представляют собою фельетоны, бытовые очерки, корреспонденции.
Фельетоны преследуют те же цели, что и всякая другая статья, но представляет собою не строгое рассуждение о каком либо вопросе, а свободную, непринужденную беседу автора с читателем, беседу, в которой есть место и шутке, и остроумным сравнениям, и проявлению чувства, и так далее. Так называемый маленький фельетон обыкновенно имеет целью насмешить читателя или высмеять какое-либо отрицательное общественное явление, или отрицательное лицо.
Бытовой очерк является уже почти рассказом, с той только разницей, что в рассказе может говориться о вымышленных событиях и людях, — в бытовом же очерке рассказывается лишь о том, что есть в действительности, например, о жизни в горных деревнях Кавказа, о том, как живут рыбаки на Мурмане или шахтеры в Донбассе, о жизни больших городов Европы, и так далее.
Корреспонденция есть статья, говорящая о любом событии, присланная сотрудником газеты с места события. Например, произошло землетрясение: сотрудник газеты, поехавший на место события, или человек, постоянно живущий там и являющийся сотрудником газеты, сообщает оттуда обо всех подробностях события. Или рабочий какого-либо завода, являющийся рабкором, время от времени присылает в газету сообщения о жизни на заводе, О работе по ликвидации неграмотности, о клубных работах, об антирелигиозной работе и проч. Содержание корреспонденций чрезвычайно разнообразно. Корреспонденция может быть и статьей, и отчетом, и бытовым очерком; может писаться сухо, как статья, или непринужденно, как фельетон. От корреспонденции требуется непосредственная, наглядная осведомленность автора и точность, жизненная правдивость подробностей.
Так как работа рабкора в центральной или губернской газете протекает, главным образом, в виде присылки заметок и корреспонденций, то и мы рассмотрим способы писания именно этого материала. Но предварительно следует на живом примере разобрать, как вообще пишется статья, какие в ней имеются части как начинается она и как кончается. Рассмотрим статью Ленина:
О ХАРАКТЕРЕ НАШИХ ГАЗЕТ.
Чрезмерно уделяется место политической агитации на старые темы, — политической трескотне. Непомерно мало места уделяется строительству новой жизни, — фактам и фактам на этот счет.
Почему бы вместо 200–400 строк не говорить в 20–40 строках о таких простых, общеизвестных, ясных, усвоенных уже в значительной степени массой явлениях, как подлое предательство меньшевиков, лакеев буржуазии, как англояпонское нашествие ради восстановления священных прав капитала, как лясканье зубами американских миллиардеров против Германии и т. д., и т. п. Говорить об этом надо, каждый новый факт в этой области отмечать надо, но не статьи писать, не рассуждения повторять, а в нескольких строках, в «телеграфном стиле» клеймить новые проявления старой, уже Известной, уже оцененной политики.
Буржуазная пресса в «доброе старое буржуазное время» не касалась «святого святых»— внутреннего положения дел на частных фабриках, в частных хозяйствах. Этот обычай отвечал интересам буржуазии. От него нам надо радикально отделаться. Мы от него не отделались. Тип газет у нас еще не меняется так, как должен бы он меняться в обществе, переходящем от капитализма к социализму.
Поменьше политики. Политика «прояснена» полностью и сведена на борьбу двух лагерей: восставшего пролетариата и кучки рабовладельцев-капиталистов (с их сворой вплоть до меньшевиков и пр.). Об этой политике можно, повторяю, и должно говорить совсем коротко.
Побольше экономики. Но экономики не в смысле «общих» рассуждений ученых обзоров интеллигентских планов и т. п. дребедени, которая, к сожалению, слишком часто является именно дребеденью. Нет, экономика нужна нам в смысле собирания, тщательной проверки и изучения фактов действительного строительства новой жизни. Есть ли на деле успехи крупных фабрик, земледельческих коммун, комитетов бедноты, местных Совнархозов в строительстве новой экономики? Каковы именно эти успехи? Доказаны ли они? Нет ли тут побасенок, хвастовства, интеллигентских обещаний («налаживается», «составлен план», «пускаем в ход силы», «теперь ручаемся», «улучшение несомненно» и т. п. шарлатанские планы, на которые «мы» такие мастера)? Чем достигнуты успехи? Как их сделать более широкими?
Черная доска отсталых фабрик, после национализации оставшихся образцом разброда, распада, грязи, хулиганства, тунеядства, где она? Ее нет. А такие фабрики есть. Мы не умеем выполнять своего долга, не ведя войны против этих «хранителей традиций капитализма».
Мы не коммунисты, а тряпичники, пока мы м о л ч а т е р п и м т а к и е ф а б р и к и. Мы не умеем вести к л а с с о в о й б о р ь б ы в г а з е т а х так, как ее вела буржуазия. Припомните, как великолепно травила она в прессе ее классовых врагов, как издевалась над ними, как позорила их, как сживала их со света. А мы? Разве классовая борьба в эпоху перехода от капитализма к социализму не состоит в том, чтобы охранять интересы рабочего класса от тех горсток, групп, слоев рабочих, которые упорно держатся традиций, привычек капитализма и продолжают смотреть на Советское государство по прежнему: дать «ему» работы поменьше и похуже, — содрать с «него» денег по больше? Разве мало таких мерзавцев, хотя бы среди наборщиков С о в е т с к и х т и п о г р а ф и й, среди сормовских и путиловских рабочих и т. д.? Сколько из них мы поймали, сколько изобличили, сколько пригвоздили к позорному столбу?
Печать об этом молчит. А если пишет, то по казенному, по чиновничьи, не как революционная печать, не как органы диктатуры класса, доказывающего своими делами, что сопротивление капиталистов и хранящих капиталистические привычки тунеядцев будет сломлено железной рукой.
То же с войной. Травим ли мы трусливых полководцев и разинь, очернили ли мы перед Россией полки, никуда не годные? «Поймали» ли мы достаточное количество худых образцов, которых надо бы с наибольшим шумом удалить, из армии за негодность, за халатность, за опоздание и т. п.? У нас нет деловой, беспощадной, истинно-революционной войны с конкретными носителями зла. У нас мало воспитания м а с с на ж и в ы х к о н к р е т н ы х п р и м е р а х и образцах из всех областей жизни, а это — главная задача прессы во время перехода от капитализма к коммунизму. У нас мало внимания, огласки общественной критики, т р а в л и н е г о д н о г о, призывая учиться у хорошего.
Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни. Побольше внимания к тому как рабочая и крестьянская масса на деле строит нечто новое в своей будничной работе. Побольше проверки того, насколько коммунистично это новое.