Страница 6 из 83
В марте 1074 года Григорий VII, отлучив Роберта Гвискарда от церкви, возглавил образованную против него коалицию, но она оказалась непрочной. Тем не менее понтифик не отказался от идеи крестового похода, намереваясь довести его до конца, вплоть до Гроба Господня[52]. Правда, спустя два месяца (в январе 1075 г.) он с горечью признал, что его покинули все, оставив среди множества врагов. Противников он перечислил: это итальянцы, римляне, норманны и лангобарды, от которых бед больше, чем от иудеев и язычников! К врагам Григорий причислил и греков, поскольку его план объединения восточных церквей под эгидой Рима провалился[53]. Григорий VII понял, что должен начать переговоры с Гвискардом: если норманна нельзя победить, то его нужно сделать союзником, чтобы противостоять другим противникам, начиная с германского короля Генриха IV, которого не сломило «унижение в Каноссе» (1077 г.), и он готовился взять реванш.
Роберт, со своей стороны, продолжал «умиротворять» Апулию и Калабрию. В 1078 и 1079 годах ему пришлось столкнуться с крупным мятежом баронов Апулии, в котором вновь оказался замешан его племянник Абелард. На сей раз Боэмунд принял участие в военных действиях своего отца; он командовал частью войск в Тройе. Впрочем, без особого успеха: Абелард разгромил его, обратив в бегство, и на некоторое время занял город (позднее его снова отбил Гвискард)[54]. Расправа норманнского герцога над мятежниками была крайне жестокой: лишив изменников имущества, одних он казнил, других отправил в заключение, навязав «норманнский мир» своей железной дланью.
Григорий VII учел это обстоятельство. Отныне Гвискард был для него единственным союзником, способным противостоять императору Генриху IV. Верный своей доктрине, понтифик отлучил от церкви императора и низложил его, назначив «антикороля», Рудольфа Рейнфельденского, и призвав германскую знать поддержать его. Генрих, со своей стороны, дал ему отпор на соборе в Бриксене (25 июня 1080 г.): он заявил, что не признает власти «лже-монаха и лже-папы Гильдебранда», и провозгласил «антипапой» Гвиберта, архиепископа Равеннского, которого намеревался посадить на трон в Риме — после изгнания оттуда Григория VII. Единственным средством спастись от такой угрозы были норманны Гвискарда. Через посредничество аббата Дезидерия из монастыря Монте-Кассино понтифик вновь вступил с ними в запутанные отношения. Шестого июня в Чепрано, во имя святого Петра, Григорий VII торжественно «пожаловал» Гвискарду земли, которыми тот владел в Южной Италии. Двадцать девятого июня Роберт Гвискард, «герцог Апулии, Калабрии и Сицилии», признал себя «верным слугой» своего господина Григория, обязавшись защищать его от врагов[55].
Роберт выиграл. Он сломил сопротивление восставших, его власть была признана всеми, включая Римскую церковь, которой он в течение долгого времени покровительствовал, обеспечивая победу латинскому духовенству. Новые историки с полным на то правом сбросили с весов мнимую «симпатию» норманнов к византийской вере. В действительности греческие монастыри постепенно были заменены латинскими, при этом многие из них — например, монастырь Святой Троицы в Венозе, освященный папой в 1059 году, или монастырь Святой Эуфимии, заложенный Робертом в 1062 году, — были основаны норманнами[56].
Намерения Гвискарда в отношении Византийской империи отчетливо прослеживаются в его политике. Он не стал уничтожать следы греческого правления на завоеванных землях, но обратил их себе на пользу, выступив как преемник басилевса. Несомненно, у него давно были замыслы насчет империи, но какие? Не вдохновлялся ли он авантюрой Русселя де Байоля? Этот норманнский рыцарь под руководством Рожера принимал участие в завоевании Сицилии; басилевс, нанявший его на службу, в 1073 году поставил его во главе большого отряда, чтобы сразиться с турками за Цезарею. Вместо этого Руссель примкнул к туркам и, воспользовавшись ситуацией, выкроил себе княжество в Малой Азии. Будущий император Алексей Комнин лишь с огромным трудом заставил Русселя подчиниться[57].
Не было ли у Роберта более смелых амбиций (по крайней мере, ради своих потомков), не рассматривал ли он возможность матримониальных союзов с высокопоставленными персонами? Греческие императоры, сознающие военную силу норманнов, стремились заручиться их услугами наемников, несмотря на заключавшийся в этом риск, или вступить в союз с ними. Так, между Робертом и императорами завязались дипломатические переговоры, начало которым положил Роман IV Диоген, предложивший брачный союз одного из своих сыновей с дочерью Гвискарда. План этот провалился, поскольку Романа вскоре сместил Михаил VII Дука, однако последний взял на вооружение ту же политику: дважды, в промежуток между 1071 и 1073 годами, он предлагал выдать за своего брата Константина дочь Роберта Гвискарда[58].
К великому удивлению императора, Роберт остался глух к предложениям, которые, как полагал басилевс, должны были оказать ему честь. Желая во что бы то ни стало обеспечить себе военную поддержку норманнов в это смутное время, басилевс не отступил от своего плана, предложив сочетать браком одну из дочерей Гвискарда и своего собственного сына Константина, появившегося на свет в 1074 году. Такое предложение, похоже, соблазнило Роберта, отославшего в Константинополь, в императорский гинекей, свою дочь Елену. Оставалось лишь дождаться, когда эти дети достигнут возраста, необходимого для вступления в брак…
Ожидание слишком долгое! Проект провалился задолго до совершеннолетия этой «четы»: в марте 1078 года Михаил VII был свергнут во время дворцового переворота; стратиг Никифор III Вотаниат, провозглашенный императором, сослал дочь Гвискарда в монастырь. Анна Комнина, которая позднее была помолвлена с сыном Михаила VII Константином, утверждает, что Елена была чудовищно некрасивой. Современники не обязаны верить ни ей, ни Жоффруа Малатерре, когда тот говорит, что Константин был оскоплен по приказу Вотаниата…[59]
Воспринимал ли Гвискард провал этих планов как личную обиду? Или же эта неудача была простым предлогом для того, чтобы самому вмешаться в дела империи — возможно даже, захватить этот шаткий императорский престол, так часто и настойчиво просивший его о военной поддержке? Во всяком случае, он выступил в роли поборника справедливости и права. Чтобы оправдать свое вмешательство, он принял при своем дворе со всеми почестями одного грека, выдававшего себя за низложенного императора Михаила VII, якобы сбежавшего из монастыря, куда заключил его Вотаниат; Гвискард объявил, что намерен вернуть беглеца на трон — вероятно, затем, чтобы на месте получить помощь от сторонников свергнутого императора.
Подготавливая войну против Вотаниата, отлученного от церкви в ноябре 1079 года, Роберт также не забыл добиться моральной и дипломатической поддержки папского престола. В июле 1080 года он убедил папу отправить епископам Апулии и Калабрии письма, призывающие их содействовать походу Гвискарда. В самой империи он также старался приобрести сторонников: в конце 1080 года он отправил посольство, намеревавшееся привлечь на его сторону норманнов, состоявших на службе у империи, и, если возможно, самого Алексея Комнина, предводителя византийских армий на Западе. Однако здесь его ожидало разочарование: Алексей сам завладел императорским троном. Именно против этого опытного военачальника Роберт Гвискард должен был выступить в своей попытке захвата восточных земель.
Действительно, в 1080 году герцог Апулии готовил настоящий захват. Ради того, чтобы стать императором? Это правдоподобно, но, тем не менее, не очевидно. Югетта Тавиани-Кароцци[60] пошла в предположениях еще дальше: по ее мнению, Роберт всерьез рассматривал завоевание Ближнего Востока в соответствии с планом Григория II, к которому впоследствии, в 1095 году, вернется Урбан II. По мнению исследователя, предприятие, задуманное Гвискардом, было своего рода «предтечей крестового похода», организованного исключительно норманнами. В поддержку такого предположения почти нет аргументов, за исключением речи, которую Ордерик Виталий приписал умиравшему Гвискарду, обратившемуся к своим войскам с намерением побудить их продолжить завоевание, избрав своим предводителем Боэмунда. В ней герцог ясно очертил свои намерения: «Если то было угодно Богу, я твердо решил представить воинам католической веры Константинополь, пребывающий ныне в руках изнеженного, обреченного на сладострастие и разврат рода, дабы могли они вырвать из рук турок Иерусалим, священный град Божий, отбросить неверных и расширить христианскую империю»[61].
52
Registrum, II, 31 (7 décembre 1074). P. 165–168.
53
Registrum, II, 49, p. 188–190.
54
In breve chronicon Nortma
55
Registrum, VIII, la et 1 b. P. 364–365. Ныне лучшим исследованием, посвященным этим событиям, является col1_0 Pope Gregory VII, 1073–1085. Oxford, 1998. P. 204.
56
См. на этот счет Fonseca С. D. // La prima generazione norma
57
О роли латинян в Антиохии до 1100 года см.: Cheynet J.-C. L’implantation des Latins en Asie Mineure avant la Première croisade // Migrations et diasporas méditerranées (Xe−XVIe s.) / Sous la dir. Balard M., Ducellier A. Paris, 2002. P. 115–124.
58
Эти письма переведены на французский язык, см.: Chalandon F. Histoire de la domination normande en Italie et en Sicile. P. 260 sq. См. также исследование Charanis P. Byzantion, the west and the origin of the first crusade // Byzantion, 19, 1949. P. 17–36.
59
Анна Комнина. Указ. соч., книга 1.
60
Taviani-Carozzi H. La Terreur du monde. P. 345, 483–484.
61
OV, VII, c. 7. P. 34. См. на этот счет Matthieu M. Normands et Byzantins // Archivio storico pugliese, 12, 1959. P. 39–40.