Сапфо

Кстати, вот перед нами и объяснение, почему женщины не включались в гражданский коллектив. Ведь ясно, что в войнах они участия не принимали, а нулевая роль на войне, согласно приведенной в предыдущем абзаце формулировке, означала и нулевую роль в политической жизни. Сражающаяся женщина — это для грека было чем-то за гранью абсурда. Точнее, признаком чего-то совершенно иного, негреческого по определению. Не случайно именно в эллинской мифологии возник рельефный образ амазонок — якобы существовавшего племени женщин-воительниц. Амазонки в древнегреческих представлениях всегда были явственным воплощением чуждого мира, «мира наоборот»[16].

Граждане полиса имели право (и это одновременно было их обязанностью) принимать участие в управлении государством. Именно гражданский коллектив в форме народного собрания осуществлял — реально или хотя бы номинально — высшую власть. В любом полисе именно народное собрание считалось верховным органом управления, выносящим окончательное решение по всем важнейшим вопросам. Правда, фактически оно было полновластным только в тех полисах, где утвердилась демократия; наряду с ними существовали и олигархические (аристократические), где наибольшие полномочия концентрировались в руках самых знатных и богатых граждан. Но даже и такие полисы без народного собрания не обходились.

Полисная государственность не предусматривала особых органов власти, оторванных от народа. Как уже говорилось выше, полисы являлись — редчайший случай в мировой истории! — государствами без бюрократии. Должностные лица в них были не назначенными вышестоящим начальством (чиновниками, или бюрократами), а исключительно избранными (магистратами, как их называют в науке). Выборы проводились либо путем прямого голосования граждан, либо — что для нас совсем уже необычно — путем жеребьевки. Жребий считался самым объективным способом избрания, поскольку он исключал любые симпатии и пристрастия сограждан. Кроме того, в жребии видели проявление воли богов, а в богов верили все: религиозное мировоззрение было абсолютно преобладающим, атеистов практически не существовало.

Гражданин греческого полиса мог с полным основанием сказать о себе то, что в XVIII веке заявил абсолютный монарх Людовик XIV: «Государство — это я». Но при этом гражданин полиса являлся представителем и воплощением государства не в одиночку, а лишь в совокупности с другими такими же, как он, гражданами. Таким образом, в греческом полисе, пожалуй, впервые в мировой истории сформировалось правильное и стабильное республиканское устройство, причем такое, при котором общество и государство не были отделены друг от друга.

Из всего, что было сказано о полисах, читателю, наверное, уже стало ясно: эти государства могли быть лишь очень небольшими по территории и особенно по населению. Даже самые крупные из них можно условно сопоставить разве что с карликовыми государствами современной Европы, типа Лихтенштейна, Монако, в крайнем случае Люксембурга. Да и то далеко не все полисы, а лишь самые крупные из них, нетипичные, такие как Спарта или Афины.

Так, Спарта — крупнейший по территории полис греческого мира — имела в период своего наибольшего расширения площадь 8400 кв. км. Население этого полиса составляло около 200–300 тысяч человек, из них полноправных граждан — не более девяти тысяч. Афинский полис, если рассмотреть его на высшей точке процветания, в середине V века до н. э., охватывал собой область Аттику площадью 2500 кв. км. Население было побольше, чем в Спарте: по разным подсчетам, от 250 до 350 тысяч человек, из них полноправных граждан — в пределах 45 тысяч[17].

Но даже и такие полисы, как Спарта и Афины, были скорее исключениями, полисами-гигантами. Если же не брать их в расчет, у «нормальных» полисов территория, по большей части, не превышала 100–200 кв. км, а общее население — 5 тысяч человек, из которых граждан было не более тысячи. К государствам подобной категории принадлежала, в частности, и Митилена на Лесбосе, где Сапфо прожила бо́льшую часть жизни. Встречались и совсем маленькие полисы с территорией 30–40 кв. км, на которой жили несколько сотен человек. Таким, насколько можно судить, был Эрес на том же Лесбосе — в этом городе наша героиня, по некоторым сведениям, появилась на свет.

Иными словами, типичный полис — крошечное государство, состоящее из города (скорее городка) и его ближайших окрестностей. Такой полис можно было полностью обойти из конца в конец за несколько часов или, поднявшись на какой-нибудь холм, увидеть всё государство целиком. А все или почти все граждане должны были знать друг друга в лицо. Это было неизбежно и необходимо: только при таких условиях коллектив граждан мог реально осуществлять власть, собираясь на народные собрания. Понятно, что, скажем, в современных государствах с их большими размерами никакие народные собрания просто не могут иметь места.

«Миниатюрность» полиса была обусловлена рядом причин экономического, политического и культурного характера. Играла важную роль так называемая стенохория — земельный голод, недостаток пригодных для сельскохозяйственного возделывания территорий. Эллада — небольшая, крайне гористая по рельефу страна, по большей части с каменистыми, малоплодородными почвами, скудно рождавшими хлеб. Сплошь и рядом люди в ней не столько жили, сколько выживали (и при этом создавали шедевры высокой культуры — вот парадокс!).

В большинстве греческих областей полисы находились буквально вплотную друг к другу, и расширяться им было просто некуда: ни один из них не мог расти больше, чем позволяли соседи. Именно такая ситуация сложилась, в частности, и на Лесбосе. Он, конечно, являлся одним из самых крупных островов в Эгейском море, но все-таки — островом: за береговую кромку при всем желании ногой не ступишь и выращивать там ничего не начнешь… Греческие острова делились на такие, которые были целиком заняты одним полисом, и такие, на которых располагалось несколько этих государственных единиц[18]. Лесбос принадлежал ко второй из этих категорий. Какие именно полисы на нем существовали — подробнее будет рассказано в одной из следующих глав. А пока приходится отметить, что волей-неволей остров был рано поделен, «ничейных» земель там не оставалось.

А как же быть тем, кому этих земель уже начинало просто не хватать? Ведь население-то прирастало: архаическая эпоха древнегреческой истории — время мощного демографического взрыва. Безземельные граждане чаще всего отправлялись в колонии в поисках лучшей доли. Лесбос принял активное участие в Великой греческой колонизации VIII–VI веков до н. э., и его жителями было основано немало новых поселений на «варварских» побережьях («варварами» греки обобщенно именовали все остальные народы).

Можно было еще и заняться торговлей, с ее помощью обеспечивать себе какой-то более или менее приемлемый уровень жизни. Как мы увидим далее, именно такой путь избрал брат Сапфо — Харакс, но до добра его это не довело.

Кроме того, малые размеры гражданского коллектива полиса порождались необходимостью сохранять и поддерживать этот коллектив как реальное единство. В чрезмерно разросшемся полисе народное собрание переставало быть подлинным воплощением общины граждан. Так, в огромных по греческим меркам Афинах из 45 тысяч граждан регулярно посещали народное собрание около шести тысяч. А это, конечно, уже непорядок, искажение принципа полисного народоправства.

Отметим еще, что мировоззрению античных эллинов была в высшей степени свойственна пластическая идея меры и формы. Ко всему безмерному, беспредельному грек испытывал инстинктивное отвращение, отождествляя его с неоформленным, хаотичным. «Ничего слишком», «Лучшее — мера» — такие афоризмы часто раздавались из уст древних эллинских мудрецов, современников Сапфо. Именно чувство меры породило едва ли не все крупнейшие достижения древнегреческой культуры: и доведенные до совершенства очертания статуй, и отточенную ритмику поэтических произведений, и «самодостаточные» космогонические системы философов…