Шкатулка

Геннадий сладко поежился, поискал в пиджаке, висящем на стуле, сигареты и закурил. «Эх, как бы сейчас вознегодовала Алечка! — думал он. — Курить натощак — безрассудство!» Однако, негодуя на его слабость, она тем не менее не торопилась обеспечить ему нормальное питание по утрам.

Завтрак он готовил сам. На двоих. Пока Алена тренировала брюшной пресс, то есть сгибалась и разгибалась под гром рок-н-рола. Я твоя голубка, говорила жена, впархивая на кухню в чем-то голубом, размашистом и полупрозрачном. «Яишницу каждый день вредно», — заявляла она, требовала тонкий, изящный бутерброд и успевала, выпив чашку кофе, что-нибудь задеть, смахнуть со стола широким рукавом. Она долго одевалась, примеривалась, повторяя с удовольствием: «Мы хороши, милы, очаровательны!»

Он уже заводил машину, прогревал ее как следует, когда жена, наконец, появлялась в дверях подъезда, бросалась на сиденье рядом в своих пушистых мехах и торопила: «Что же мы стоим? Я совсем опаздываю!»

Дверь без стука отворилась, в номер вошла уборщица с веником и тряпкой. Геннадий стоял в одном белье. Ее это, по-видимому, не смутило.

— Убирать будем, — заявила женщина. — Уже полдевятого.

«Провинция!» — отметил про себя Геннадий и стал натягивать брюки. Он вспомнил недавний апартамент в отеле одного чистенького благополучного европейского городка, симпатичную горничную в малиновом фартучке, ее любезное «пардон, пардон» и ответил женщине:

— Доброе утро! Я сейчас уйду. Пожалуйста, убирайте.

Он спустился в буфет, взял тарелку творога, стакан ряженки и, подумав, полстакана сметаны. В этом городе замечательные молочные продукты, это он понял еще тогда, три года назад. Ему вполне хватало командировочных денег. Он был серьезен, не пил, курил дешевые сигареты. Но уже тогда был великолепен в новом легком меховом пальто с клеймом «Рила» на подкладке. И, главное, он был автором проекта, который собрались осуществить на местном комбинате.

«Я молодежь люблю, — говорил ему начальник цеха. — Она сейчас умная, трезвая. Не то что мы в свое время. Конечно, не дураки, понимаете, но… романтики, энтузиасты больше. Теперь на энтузиазме не проедешь. Теперь — холодный расчет. Наука! Уважаю…»

Директор тоже встретил его радушно. Но в глазах его Геннадий как бы угадал вопрос: «Кто твой покровитель?»

Геннадий постарался забыть, чей он зять. Это к делу не относилось. Установку он вынес на собственном хребте. Его голова плюс деловитость Павлуши, Павла Антоновича Краюхи, его правой руки, плюс неутомимое товарищество их скромной лаборатории — вот фундамент успеха. Что касается тестя, то их общение носило настолько условно-семейный характер, что никаким покровительством тут не веяло. Общались они только на даче раз в неделю. Пока Алена с тещей обсуждали эффективные методы массажа и составы питательных масок для лица, мужчины, молодой конструктор и немолодой, но бодрый начглавка пили на веранде чешское пиво. Первый как правило молчал. Второй долго и красноречиво объяснял нечто об общественном устройстве. Геннадия эти беседы мало интересовали. Но он чувствовал себя должником. Двухкомнатная квартира, финская мебель, кремовая «Лада» украшали его жизнь, но и напоминали, что всеми этими радостями он обязан состоятельным родителям жены.

Алена, любимая дочь, не знала отказа ни в чем. Самолюбие подстегивало Геннадия, он твердо шел к независимости. Хотя бы моральной. Теперь — все. Он больше не щенок. Автор установки. Звучит!

После творога и холодной ряженки стало совсем хорошо. Геннадий глянул на часы: Павлуша небось еще спит, если его тоже не подняла с постели фея порядка. «Может, пройтись» — подумал он. И тут вспомнил, как вчера, пребывая в смутном хмелю, собирался найти одну улицу, один дом…

Тянул Павла за рукав, тащил к дверям, предлагая идти на поиски вместе. Но тот отвечал: «Не надо, Гена, пора спать. Все уже ушли. И гостиницу после двенадцати запирают на ключ. Не веришь? Спорим?»

Дежурная попросила их не шуметь. Тогда Павлуша стал высыпать ей на стол шоколадные конфеты из карманов.

Вчера он определенно решил разыскать… как же ее все-таки звали? Маша? Вера? Какое-то милое мягкое имя. Совсем простое, свое. «Забыл! Забыл, дурень!» Потому что не собирался запоминать. Совершенно не собирался. Но прошло три года, он опять в этом городе, и зачем-то думает о ней.

…Тогда, давным-давно, накануне их свадьбы с Аленой он приехал сюда показать товар лицом. Правда, на бумаге, в макете. Но товар! На комбинате обнадежили: внедрим! Установим. Смонтируем. Конечно, это повлечет за собой определенные издержки. Что поделаешь! Они готовы. Интересы индустрии выше личного покоя.

У него оставались целый вечер и ночь до отъезда. На сбереженную тридцатку он решил купить Алене подарок. Конечно, не густо. Но она же понимает, что выходит замуж не за Креза. Счастливый, веселый он выскочил из гостиницы нараспашку: магазин сувениров «Шкатулка» находился почти рядом.

В сумерках, при свете нехитрых реклам улица смотрелась нарядно. Сновал народ. Блестели витрины. Подойдя к магазину, он так лихо дернул на себя дверь, что выходившая навстречу девушка ойкнула и уронила что-то крупное в целлофановой обертке.

Это была ваза. Девушка глядела с таким испугом, с такой тоской, что не отреагировать было бы свинством. Геннадий вытащил тридцатку: «Купите другую». — «Такой больше нет, — ответила девушка. — Это единственная». Прохожие оборачивались, сочувственно качали головами. «Тогда купите что-нибудь другое», — предложил Геннадий. «Здесь ни одна вещь ее не достойна. Была только эта ваза…» — «Понимаю», — сказал Геннадий, хотя дурацкая история уже вызвала в нем легкое раздражение. «Что вы можете понимать!» — воскликнула девушка, отвернулась и пошла прочь. Короткое, еще девчоночье пальто, сутулая спина… Геннадий побрел следом. «Ну извините меня, я же не специально». — «Конечно, — скучно протянула она. — Ничего, приду пустая». — «Хотите я отправлюсь с вами, скажу вашей подруге, что разбил эту уникальную вещь и обязуюсь восполнить?» Он даже попытался встать на колени. На него вдруг «нашло». Когда он посреди улицы выбил чечетку, приглашая себя взамен утраченной вазы, она вдруг хорошо и просто улыбнулась.

Подруга вышла в сером платье с огромным количеством кораллов на шее, в ушах и запястьях. Оценила Геннадия с первого взгляда и пресекла всяческие извинения: «Разбилась — значит, на счастье». — «Верно, — подумал Геннадий. — Ведь я женюсь». Правда, женился он, а ваза была чужая.

Гости с тарелками на коленях сидели, слонялись со стаканами в руках и чувствовали себя вольно. Геннадий заметил, что его знакомую быстро приветили какие-то тощие молодцы в узких штанах. Без пальто, в приглушенном свете разноцветных абажуров и плафонов она казалась вполне пригожей. Наколола вилкой кружок колбасы и аккуратно пощипывает по окружности. Зубки мелкие, ротик алый — отметил Геннадий. Хозяйка дома развеселилась, велела откупорить шампанское в свою честь. Геннадий, будучи студентом, наловчился вскрывать коварные «фугасы» во время скромных праздников по случаю получения «степухи». Он не упустил случая, блеснул умением. Звучный залп напугал девушек, но не пролилось ни капли. Потом хозяйка объявила «бешеные танцы». Геннадий оценил попытку юношества следовать европейскому стилю и пригласил свою знакомую на медленное танго. Она положила ему руку на плечо, другая в его ладони оказалась так холодна, что он помял ее и потер для живости. Тело ее оказалось маленькое, податливое, легкое. Увлекшись, он прижал его к себе и задохнулся в ее светленьких волосах. «Молоком пахнет», — подумалось ему.

— Вы не устали друг от друга? — подозрительно спросила хозяйка бала и оттеснила девушку к другому кавалеру, заняв ее место.

Серое платье хозяйки оказалось нежно-шелковистым, но сквозь него прощупывалась изрядная упитанность. «Молоком не пахнет», — лукаво отметил Геннадий. Ему было хорошо. Хотя по кислым взглядам молодцов он понял, что его здесь не одобряют. Как-то само вышло, что Геннадий оказался в соседней комнате. «Я здесь работаю», — объяснила хозяйка и испытующе посмотрела на гостя. Все три стены были завешаны картинами. Натюрморты со стеклянным графином и яблоками, цветы и… один портрет. Что-то знакомое. Ну да, конечно, портрет девушки с незабудками в тощем кулачке. Похоже… «Я в живописи… знаете, — начал было Геннадий и не нашелся дальше. — Мне нравится. По-моему, вот это очень похоже».