Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 54

И этот се’лан был не зря. В конце концов, он уже много времени безуспешно пытался вдохновить всех остальных — и эломина тоже — отряхнуть с ног пыль Корусканта и, развив бешеную скорость, убраться со столичной планеты. Куда — было неважно, главное — побыстрее. Чем больше пустого пространства проляжет между ними и повелителем Вейдером, тем лучше: было весьма вероятно, что злобный подручный Императора по-прежнему хочет изловить беглого джедая.

Ден мог понять идеализм и даже время от времени сам наступал на горло собственной песне. Репортеру было нетрудно принять то, что Джакс посвятил себя служению правде, справедливости и Кодексу джедаев. Однако одобрить подобное поведение под носом у одной из самых опасных личностей в Галактике было для Дена за пределами возможного.

И все же что-то держало салластанина на Корусканте. И-5.

Протокольный дроид сотворил удивительное, понял Ден. Модифицированный механизм стал его близким другом, и Ден уже не мог представить свою жизнь без него.

И-5 сказал Дену, что если тот почувствует необходимость покинуть Корускант, то он последует за ним — даже если Джакс решит остаться. Но дроид также обещал старшему Павану, что будет приглядывать за его сыном, если Лорн погибнет. И-5 очень серьезно относился к этой просьбе, пусть он и не мог приступить к ее выполнению, пока Джакс не стал взрослым. Что же, лучше поздно, чем никогда, и преданность дроида не знала границ, будто он решил наверстать упущенное за все эти годы.

Если поставить И-5 перед выбором, как он поступит — останется с Джаксом или уедет с Деном?

Салластанину даже не хотелось знать ответ. В этом и была загвоздка. Ден Дхур, первоклассный репортер и профессиональный циник, любил И-5 как брата. Пусть они часто сходились в словесном поединке, обмениваясь насмешками, но Ден по-настоящему привязался к дроиду — сильнее, чем к любому из органических существ в его жизни.

И эта привязанность была крепка настолько, что мешала ему покинуть ненавистную для себя планету — или, по крайней мере, самую ненавистную ее часть. Да, это был нижний Корускант во всей красе: пятьдесят этажей трущоб, узкие, извилистые улочки и спуски, поверхность, изрешеченная пустотами и замысловатыми проходами. Зданий за многие столетия понавозводили столько и стояли они так плотно, что за ними почти не было видно солнца. А когда было, его свет, прошедший сквозь завесу углеводородного смога, казался кроваво-красным. Ден считал это название слишком суровым, но тем не менее подходящим.

Тем, кто знал салластан лишь понаслышке, могло показаться странным, что Ден так не любил эти подземелья. Действительно, разве его народ не живет в пещерах? Разве не приспособились они за тысячелетия к жизни под землей? Что его не устраивало?

Ответ был прост — нищета.

Корускант — или Центр Империи, как его надо было правильно именовать, хотя Ден не слышал, чтобы кто-нибудь, кроме штурмовиков, ведущих голоновостей или марионеток из правительства, так делал — большую часть времени успешно прятал свою неприглядную изнанку. Туристы, сановники с других планет, коммерсанты и другие гости, прибывшие в столицу с кратким визитом, имели мало возможностей и еще меньше желания всматриваться в черные провалы, заполнявшие пространство между облакорезами и небоскребами. Путешественники обычно приезжали сюда, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на голобомонд, потратить на обед в ресторане больше денег, чем обычный угнотский рабочий зарабатывает за целый год, да залихватски спустить в казино груды кредитов высотой с монаду[3].

Они посещали планету-город вовсе не для того, чтобы им показывали грязь и нужду множества тех, кто весьма кстати проживал под инверсионным слоем, благодаря которому элегантные высотные здания казались парящими на облаках. И уж тем более гости не желали знать, что толпы иммигрантов начали прибывать на Корускант еще до Войны клонов — в поисках новой лучшей жизни, обошедшей их на родине стороной. Хотя одним из своих первых указов Палпатин жестко ограничил этот поток, планета-столица по-прежнему за день выдавала больше разрешений на въезд, чем любая из планет за пределами Ядра — за месяц.

И все эти беспокойные, отчаявшиеся, жалкие существа должны были где-то жить.

Ден не был расистом. Он достаточно повидал представителей разных народов, чтобы ставить одних выше или ниже других. Ему просто хотелось, что его оставили в покое и дали спокойно ходить по своим делам. Но порой было трудно не чувствовать себя чужим посреди тысяч существ, шатающихся по тесным закоулкам нижнего города. И Ден чувствовал себя не только чужим, но и до некоторой степени ощущал свое превосходство, учитывая, что большинство из них не соблюдали личную гигиену.





Пусть его народ и жил в пещерах, но разве можно было сравнить красивое серебристое свечение подземного города — например, Пирина — с этими зловонными норами, кишащими отребьем со всех мыслимых планет Галактики. Худшие из кубазов, родианцев, угнотов и подонки несметного числа других рас заполоняли улицы, рынки, базары, районы сомнительных развлечений денно и нощно — из-за них порой было не продохнуть, хоть вибротопор вешай. Поистине прискорбно, что что-то могло вызвать у салластанина приступ клаустрофобии.

И, как будто этого было недостаточно, были еще и люди.

Куда ни погляди, всюду были они — шагали по узким, извилистым улочкам, сидели за рулем наземных или воздушных транспортов — будто бы планета принадлежала им одним.

А так и могло случиться — если в одном тревожном слухе, дошедшем до журналиста, содержалась хотя бы крупица правды.

Слух исходил из надежного и солидного источника — по крайней мере, для такого рода информации: салластанин узнал об этом от Ринанна. Неулыбчивый эломин сообщил Дену, что существует план, который скоро начнет претворяться в жизнь — а может, и уже начал. Согласно этому плану почти всех не-людей сгонят в одно место и изолируют от человеческого населения. Дену было трудно в это поверить. Пусть даже люди намного превосходили числом любую другую расу на Корусканте, но их едва ли было больше, чем всех не-людей вместе взятых. Всевозможные инородцы, от анцати до яркора, гуманоиды и негуманоиды составляли подавляющее большинство жителей планеты-города. Дену казалось, что попытка загнать их всех в резервации вызовет мятеж, который заставит побледнеть последние битвы между Республикой и сепаратистами.

И если уж это не могло вызвать се’лан, что же могло?

Глава 7

Джакс чувствовал трудноуловимое, но настойчивое действие феромонов Дижи Дуаре. Оно напоминало химический крик о помощи, просьбу сделать что угодно, лишь бы она и ее товарищ смогли покинуть экуменополис. Прежде чем эффект стал слишком сильным, Джакс задействовал Силу и с ее помощью нагрел воздух вокруг себя, создав адиабатический щит, способный отразить биохимические мольбы.

Конечно же, это сработало. В голове у Джакса прояснилось. Даже не глядя в сторону Ларант, он понял, что тви’лека прибегла к тому же приему. Джакс заметил, что Дижа чувствует себя не в своей тарелке, будто знает, что ее усиливающие половое влечение ароматы не возымели желаемого эффекта. Джедай не стал ее осуждать. Для Дижи было естественным использовать весь свой арсенал, чтобы добиться их стопроцентной поддержки. Хоть он уже и согласился помочь, она пыталась закрепить сделку.

После стычки с Ксизором, едва не обернувшейся катастрофой, Джакс не поленился разузнать, какие разумные виды в Галактике используют феромоны, влияющие на эмоции и поведение других. Именно это знание и позволило ему противодействовать манипуляциям зелтронки. В этом случае поговорка «предупрежден — значит вооружен» подходила как нельзя лучше. Что касается телеэмпатических способностей Дижи, то он не знал, по силам ли ей проецировать эмоции непосредственно в его голову. В любом случае Джакс не сомневался, что Сила предупредит об угрозе и с этой стороны.

— Итак, — произнес он, вежливо решив не замечать ее замешательства. — Начнем, пожалуй. — Он повернулся к эломину, который съежился на стуле в темном углу. — Ринанн, ты знаешь, с кем связаться в порту. Найди нашим клиентам места, а мы с И-5 пойдем с Дижей и переговорим с ее каамасским другом лично. Ларант, бери Дена и… — Он замолк и оглядел комнату. — Эй, а где Ден?