Стихия страха

Колдун называл меня контрольным пациентом в исследовании природы безумия. Он ломал свои х жертв и превращал их в живые куклы со стынущей серой пустотой в глазах. Я видела их тысячи раз... Пустые оболочки без души. Без желаний и чувств. Мари держалась дольше всех . Ее не сломали ни страшные пытки, ни боль. Она мужественно терпела, даже когда колдун каленым железом выжигал причудливые узоры на ее животе, даже когда он ломал ей кости, даже когда заливал в горло кислоту. Чтобы на следующ и й день повторить снова, ведь сила колдуна была именно в даре врачевания. Он мог излечивать самые страшные раны, которые сам же и причинял, но вместо этого отчаянно стремился врачевать души . Это стало его навязчивой идеей - поймать душу человека, погружающегося в пустоту душевного небытия, чтобы изучить и вылечить . А тем временем его собственное безумие развивалось и крепло в течени е многих лет с равнодушного попустительства церковников, а может и с их благословления...

А Мари... Ее тихая поддержка, когда она шептала слова утешения из соседней камеры, робкая улыбка, когда она просила молиться вместе с ней, невероятная стойкость, с которой она прятала от меня слезы боли... Откуда это взялось в ней, в безграмотной крестьянск ой девчонке? Этот вопрос не дает мне покоя до сих пор. Я смеялась над ее слепой верой в Единого, а потом начала завидовать . Потому что она все еще могла улыбаться , а я... Меня от пустоты удерживали только ненависть и упрямство... С ее появлением я позволила себе поверить, позволила себе надеяться на что-то , позволила молиться . Но потом колдун сломал и Мари, мою первую и последнюю подругу, просто разыскав ее семью. Когда четверо голодных детей появились в подвале, я впервые увидела в ее глазах настоящий ужас. А когда колдун небрежным жестом свернул шею младенцу, самому м ладшему из братьев, ее голубые глаза навсегда потеряли свет, превратившись в серое безжизненное ничто. Колдун сокрушался , что она оказалась настолько слабой, что он не успел подготовиться, а потом пообещал найти мне новую подружку , чтобы в следующий раз непременно успеть поймать душу . Только тогда он еще не знал, что это было последней в его жизни ошибк ой . Потому что я успела...

Пустое выражение лица и помертвевшие глаза инквизитора так больно напомнили мне Мари, что я не смогла сделать вдоха. Его губы еще шевелились, когда он бормотал, давясь от удушливой гари:

- Там дети... Они там...

Я влепила ему пощечину такой силы, что у него дернулась голова, и заорала, срываясь на хрип:

- Дети?!? Дети тут! - и развернула его от пожарища в сторону спасенных погорельцев. - А там нет ничего, слышите! Там пепел, только пепел! А они живы, слышите! Им нужна ваша помощь! Да очнитесь!

Я уже орала ему на ухо и колотила его в грудь. Его взгляд дрогнул, когда один из спасенных мальчишек вдруг громко разрыдался, глядя на нас и размазывая слезы по покрытому сажей лицу.

Инквизитор перехватил мою руку, занесенную для очередной пощечины, и отвел ее в сторону. К нему уже спешил отец Георг, который сразу налетел на меня с упреками:

- Оставьте Кысея в покое! Уходите отсюда! И своего головореза забирайте! - церковник кивнул в сторону Дылды. - Мы сами справимся. Святой Престол сам сможет защитить своих слуг! Уходите, прошу вас, госпожа Хризштайн. Пойдем, Кысей...

Старик обнял инквизитора за плечи и повел к монахиням, бестолково утешая и причитая. Я стояла, стиснув кулаки, меня колотило от злости. На глаза стремительно накатывала кровавая пелена бешенства.

- Госпожа, у вас кровь из носа идет, - осторожно сказал Дылда. - Мне оставить инквизитора или продолжать?..

- Ты идиот? - прошипела я, вытирая тыльной стороной ладони кровь. - От него глупостью заразился? Ты хочешь, чтобы в следующий раз запылал весь город? Глаз с него не своди!

Дылда сглотнул и уточнил:

- Это правда колдовство?

- Да! - заорала я, чуть не плача от бессилия. - Это клятое колдовство! Сколько еще должно сгореть, чтобы дошло до самых тупых?!?

- Я думал... Ведь вчера на него напали люди вояга...

- Что? - я налетела на Дылду, схватив его за ворот рубашки и едва доставая макушкой до его груди. - Почему я узнаю об этом только сейчас? Когда это произошло?

- Вчера вечером, уже поздно было, я подумал, что завтра...

- Думал? Я тебе плачу за то, чтобы ты думал? Для дум я найму ученого из Академии! - я отчаянно пыталась взять себя в руки и успокоиться, получалось с трудом. - Значит так. Люди вояга мертвы, надеюсь?

Дылда кивнул с виноватым видом.

- Пусть Отшельник даст еще больше людей. Ни на шаг от инквизитора не отходить.

- Если вояг наймет кого-нибудь из гильдии, то...

- Я позабочусь, - отсекла я. - Кого-нибудь заметил перед поджогом? Где твой подельник?

- Макс погнал отсюда бродяжку, скоро вернется...

- Бродяжка? Как выглядел?

- Да я не разглядел, но Макс...

- Ко мне его пришлешь. Сразу же, как вернется.

Я выдернула Тень из вороха тряпок, которые сердобольные горожане сносили для погорельцев. Погода стояла по-осеннему холодная, а многие из монахинь и детей были в одном исподнем.

- Госпожа, пожалуйста, можно я останусь? Им сейчас нужна помощь и лишние руки...

- Заткнись и слушай меня внимательно. Ты сейчас поспрашиваешь здесь всех - монахинь, отца Георга, инквизитора, даже детей. Может, они видели кого-то постороннего в приюте этой ночью или накануне, может, заметили что-то странное. Особенно меня интересуют бродяги. Если вдруг вспомнят, нарисуешь с их слов, поняла?

- Госпожа, можно потом? У многих деток ожоги, их надо...

Я сгребла женщину за шкирку и встряхнула.

- Ты хочешь, чтобы твои детки сгорели все до единого? Если сейчас не остановить колдуна, то в следующий раз ты уже не ожоги мазать будешь, а их пепел совочком собирать!..

Тень побледнела, тяжело сглотнула и кивнула:

- Хорошо, госпожа, я поняла, - она беспомощно оглянулась в сторону монахинь. - Пусть хотя бы Пиона придет сюда, ведь надо же помочь!..

- Пиону пришлю. С карандашами и бумагой. А помогать найдется кому.

Мне точно не следует здесь оставаться, иначе окончательно сорвусь. Я запрокинула голову и похромала прочь. Прочь от тлеющего пепелища и навстречу новому дню, чей багровый рассвет уже занимался на небосводе. Слишком много надо сегодня успеть сделать.

Мартен порывался идти вместе с Пионой, но я не пустила.

- Каждый должен заниматься своим делом, - отрезала я. - Вы должны вовремя открыть пекарню и...

- Но т-т-там наверняка н-н-нужна моя помощь!

- Мартен, - проникновенно начала я, беря юношу под локоть. - Вы сами подумайте, бедные детки, на улице, голодные, замерзшие... Кто-то же должен приготовить для них хлеба, правда? А если все побегут топтаться на пепелище, то...

- Д-д-да, вы правы, - воодушевился Мартен, - Я испеку для н-н-них самые вкусные б-б-булочки...

- Вот и чудно, - кивнула я и отправилась к себе в кабинет.

И только закрыв за собой дверь, я позволила себе сорваться, запустив в стену вазу с цветами, потом без сил опустилась в кресло, яростно сдирая повязку с ноги. Кажется, вывих. Я прикрыла глаза, мечтая забыть. Забыть все и всех. Ничего не знать, не помнить, не чувствовать. Всего лишь один шаг - и я получу забвение... Вечное, такое манящее, холодное ничто бездны... Но стану колдуньей. На мгновение мне стало интересно, каким будет мой демон? Всего один шаг - и больше не будет боли. Я с сожалением прогнала эти мысли. Когда-нибудь это произойдет, но сначала я должна отомстить врагам и позаботиться о будущем Антона. А потом... потом уже будет неважно.