Страница 2 из 74
Теперь древнееврейский и идиш уже существовали рядом, и литературы на этих языках развивались параллельно. Часто можно было видеть, как тот или иной писатель пишет одновременно на двух этих языках, которые внешне, казалось, враждовали друг с другом. Проникнув в живую жизнь народа, идиш стал господствующим разговорным языком, литература на идиш — живой, народной литературой, а древнееврейский язык ушел в область фанатичных, временами широко поставленных экспериментов по искусственному восстановлению утерянных им много веков назад функций.
В 1948 г. на территории английского протектората Палестины возникло государство Израиль. Но лишь полвеком раньше возобновил свои разговорные функции древнееврейский язык — иврит.
Иврит — ныне живой язык, и евреи в Израиле создают свою литературу и на иврите, и на идиш. В США, СССР, Польше, Франции, Аргентине, Канаде и других странах обиходным языком, а следовательно, и языком, на котором создается еврейская литература, остается идиш.
Итак, нет ничего удивительного в том, что литература, прошедшая исторический путь длиной в тридцать и более веков, вдруг «обернулась» в самую молодую из современных литератур.
В 20-х годах, еще при жизни Бялика, Черниховского, Шнеура и Фихмана, появились, каждый особняком, без связи с каким-либо общим для них литературным течением, молодые поэты и прозаики, которым суждено было стать зачинателями новой литературы на иврите. Палестинские писатели привнесли разные влияния, разный колорит, ибо пришли они на «обетованную землю» из разных стран: романист Агнон — из польской Галиции, поэт Шлёнский — с Украины, беллетрист и поэт Ави-Шаул — из Венгрии, романист Хазаз — с юга России, поэт Пэн — с ее севера, поэт и публицист Альтерман — из Польши. Можно в этой связи вспомнить и такой редкий случай. Русская поэтесса, Жиркова Элишева, родившаяся в Рязани в 1888 г. и выступившая в 1919 г. в Москве с двумя стихотворными сборниками на русском языке, волею судеб оказалась в 1925 г. в Палестине и в последующие годы (она умерла в 1949 г.) писала на иврите, внося какую-то особую окраску в обновлявшуюся древнюю поэзию.
Первые писатели на языке иврит принесли с собой в палестинскую литературу тематику тех стран, откуда они эмигрировали. В этой литературе, особенно в ее прозаическом жанре, складывалось на первых порах весьма деликатное положение. В стране, где действовал английский мандат и где самобытные национальные атрибуты пока еще переживали стадию становления, не оказалось достаточно твердой бытовой и фольклорной почвы для возникновения оригинальной прозы. С другой стороны, многим казалось возможным придавать национальное своеобразие вновь появившейся на древнем языке литературе путем экзальтированного, воспаленного воспевания той древности, которая когда-то служила для этой литературы живой почвой. Крупнейшие израильские прозаики старшего поколения изображали жизнь местечек в Галиции (Агнон) и на Украине (Хазаз), а также быт евреев из восточных стран (Бурла). И это понятно: жители еврейских поселений Палестины были тогда в основном вчерашними обитателями местечек. Вместе с тем нарочитая архаичность стиля и сознательное имитирование хасидистского колорита в произведениях Агнона, мистические сюжеты у Хазаза, взятые у йеменских евреев, а также всякого рода палестинские идиллии и библейские ретроспекции — все это должно было указать на то, что ничего нового не появилось, что в литературе просто-напросто удалось восстановить и продолжить старый, вернее древний, ход вещей.
Палестинская проза 20—30-х годов была, таким образом, не в ладу со своим временем, и этим можно объяснить ее слабость.
Иначе шло развитие поэзии. Авраам Шлёнский, Александр Пэн, Натан Альтерман вступили в литературу после великих реформаторов древнееврейского стиха Бялика, Черниховского, Шнеура, Фихмана и других, в то время как прозаики, имея своими прямыми предшественниками деятелей «гаскалы» (просветительства) Л. Many, П. Смоленскина, Р. О. Браудеса, М. Д. Брандштетера (в XIX в.), И. Бершадского, И. Бреннера и др. (в XX в.), — все же не опирались на такое же мощное литературное наследие, на какое опиралась проза на идиш. Классики еврейской прозы нового времени Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Перец, начавшие, как известно, свой путь в литературе с произведений на древнееврейском языке, перешли на живой разговорный язык — идиш.
В древнееврейской поэзии давно уже шел процесс настройки на современность. Хаим Нахман Бялик, чье творчество никогда не было выражением фанатической верности канонам, а по самой своей сути возникло как продукт черты оседлости, освободил древнееврейскую поэзию от библейской декларативности, от ее канонической метафоры, ставшей в XX в. всего лишь эмоциональным средством воздействия у ортодоксов от литературы. Саул Черниховский вывел эту поэзию из тесных стен синагоги на лоно природы, придал ей общечеловеческие черты.
В 20-х годах в Палестине возникает молодая прогрессивная поэзия на языке иврит, которая хотя и начала с полемики против старых классических форм в творчестве своих учителей, тем не менее с верностью переняла и использовала те их достижения, которые ввели древнееврейскую литературу в ряд живых. Поэзия эта с самого начала своего существования и по сей день сохраняет прогрессивный характер, ее лучшие представители остаются верными идеалам борьбы за мир и социальную справедливость. Это касается не только коммунистов Александра Пэна, покойной Хаи Кадмон и других, но и таких, как «непослушный мапаевец» Натан Альтерман, и некоторых поэтов либерального толка, не отдавших свое перо реакции.
Общеизвестно влияние на израильскую литературу Блока, Маяковского, Шолохова. Но это только одна из сторон огромного влияния, которое оказали на нее Октябрьская революция и советская действительность.
Советский Союз, Москва стали исключительно популярной темой в израильской литературе. Называя в своем военном произведении великий город на Волге Сталинград «символом побед», Авраам Шлёнский восклицает: «Твою судьбу благословляет земля, спасенная тобой!» Хая Кадмон, поэтесса большого гражданского звучания, посвятила свое стихотворение «По московскому времени» подвигу советских космонавтов, забросивших на луну вымпел СССР. В маленькой поэме Натана Пошута «Горький» создан интересный образ писателя-борца. «Я тебе поверил, Горький», — эта строка обращена к стране социализма.
Лучшие писатели Израиля являются выдающимися борцами за мир. Это, конечно, далеко не случайное совпадение. Авраам Шлёнский, Александр Пэн, Мордехай Ави-Шаул активно сотрудничают в Комитете израильского движения за мир и известны как авторы произведений, призывающих к дружбе и согласию между народами. Израильская литература, безусловно, занесет в свой актив страстное обращение к женщинам Израиля писательницы Мириам Бернштейн-Кохен:
Поэт А. Гиллел — представитель молодого поколения — нашел для призыва к борьбе за мир убедительные национальные интонации:
В противоположность мнению официальных кругов сионизма поэт И. Сасон заявляет в своем стихотворении «Другой парад», что его страна связана «с арабскими просторами, с крошкой Ганой, с рабочими Европы, Африки, Китая».