Страница 2 из 3
Понимал Маммон Самуилович, что все его заграничное барахло и недвижимость – ерунда, так, запасной аэродром, не больше того.
Устраиваться всеми когтями и клыками надо именно в России-матушке, где еще живет, вернее, существует ее слабый и кроткий бесхребетный русский народ.
Где еще найдешь такой?!!
Англичанам и американцам попробуй-ка, сядь на шею, быстро слетишь!
Это тебе, брат, не Россия, где все легко и просто, особенно если имеешь нужные связи и деньги.
Большие деньги.
Очень большие деньги.
Ведь понятно же всем, что плох тот чиновник, который не мечтает стать олигархом, ибо из шкурки чиновничьей, крысиной, мерзкой и коррупционной вылезли все.
Ну абсолютно все.
С тем, чтобы стать еще знатнее и могущественнее, прикупил про запас предприимчивый олигарх так нужные ему бумаги со всеми штампами, печатями и подписями царственных особ, что и он принадлежит к аристократической голубой крови.
И не просто к какой-то захудалой, а самой-самой наиглавнейшей, и так получалось по этим бумагам, что был он теперь графом, самым настоящим графом, со времен так сказать Царя Гороха.
А если по правде, был Маммон Самуилович самого простого крестьянского рода-племени, и дальние родичи его сами хаживали у бар в крепостных, но об этом наш олигарх старался забыть,
Ибо, что было, то прошло! Ведь жить надо настоящим!
Вот поэтому-то и строил свежеиспеченный новый русский граф свою жизнь и своих новых крепостных по меркам старой русской дворянской и помещичьей усадьбы и даже велел именовать его графом.
И что поделаешь тут?
Граф и в Африке – граф!
И часто так бывало – провинится вот какой-либо лакей или мужичок из местных, ну, украдет что-нибудь по мелочи или созорничает до неприличия, что ж тут – полицию вызывать?!
Вот и приходилось бедолаге добровольно, так сказать, приходить к графу под охраной барских псарей-егерей и каяться ему во всем, униженно прося заслуженной экзекуции.
Прощал Маммон Самуилович таких бедолаг и полицию никакую не вызывал, но только самолично порол на псарне провинившихся розгами.
Бил, получая удовольствие и всыпав очередные десять горячих очередному мужичку, важно изрекал, что, мол, больше не шали, супротивник, а то хуже будет, гораздо хуже.
С этими словами важно подавал наказанному пятитысячную бумажку за оказанное удовольствие.
Мужичок же, получив свою порцию горячих, равно как и денежку, униженно кланялся барину и всячески благодарил его.
Кроме этого, любил еще наш барин пошалить и с этой целью периодически занимался сексуальными утехами с девицами и бабами, что помоложе, из многочисленной обслуги его крепостных.
Что еще?
Ах, да!
Семья! Ну, конечно же, как же без семьи новому русскому барину!
Духалов, как и многие из нас, имел и свою семью.
Семья, впрочем, была небольшой – младший брат Иннокентий да семнадцатилетний сын Петруша.
А родителей его давно уже не было на этом свете.
Жена у Маммона Самуиловича померла при родах их единственного ребенка – первенца.
Нет, не сказать, что яко ангел вдовствовал наш олигарх, женскую плоть он имел всегда.
Была у него и молодая длинноногая модель – любовница Ирен, которая парила сейчас свою задницу на его деньги на очередном тропическом острове.
Впрочем, любил новый граф плотские утешения и на стороне, впрочем, как и его ветреная подруга.
Кроме этого, как всякий русский барин, уважал Духалов и охоту, и рыбалку, благо находился теперь на своем пожизненном пансионе, который и устроил он сам себе за деяния свои разные.
Вот такой вот он – современный граф и помещик земли русской.
Глава 3
Иннокентий
Ну уж коли познакомился наш читатель с современным графом-аристократом, элитой земли русской, впору хотя бы бегло взглянуть и на его младшего брата.
Было Иннокентию Самуиловичу Духалову годков этак пятьдесят.
Высокий, худощавый мужчина с седыми волосами и светло-карими глазами и словно инеем посеребренными, красивыми профессорскими усами и бородкой.
По профессии же был наш Иннокентий Самуилович филологом и заядлым литератором и даже любил своим тихим, дребезжащим немного голосом читать вслух стихи своих любимых поэтов, кротко и мечтательно смотря куда-то вдаль поверх своих очков.
Скажем так, что пытался заняться стихосложением и он когда-то, но не получилось, не срослось.
После института длительное время работал он преподавателем русского языка и литературы в сельской школе, и так получилось, что даже не женился он, не встретил той, которой можно было посвятить и душу, и сердце.
Так бы и работал бы до сих пор наш литератор на своем культурном поприще, но вот пошел в гору его старший брат Маммон, и когда отстроился он, дворец, поместье, сад, семейную церковь ладненько устроил, вот и пригласил его, младшенького братца-кролика к себе на постоянное житье-бытье и на хозяйство. Семья – она и есть семья, должна как и Русь Святая единой быть!
Так что не скучал теперь Иннокентий, взяв на себя хозяйственную и культурную сторону жизни барской усадьбы.
И даже так получилось, что успевал он учительствовать в местной церковно-приходской школе, вот она – братская любовь!
Хотя, конечно, обижался иногда Иннокентий, когда приняв на грудь лишнюю чарку спиртного, старший со смешком называл его нищенкой и содержанкой.
Но терпел причуды богатого брата его младший брат.
Ведь брат же!
Да и как измерить братскую любовь?
Вот и жил – не тужил наш Иннокентий Самуилович и даже робко поглядывал на будущее – что там за горизонтом?
Глава 4
Петруша
И было Петру Духалову 17 лет.
Радостно светились на его лице темно-серые глаза, и игриво свисали на лоб его светло-рыжие кудряшки волос. Скажем так, жизнь у него была царская, ибо жил он в дворцовых покоях изумительного по красоте и богатству дома, соперничающего своим блеском и шиком с церковью, стоящей поблизости.
Потому как отец Петра, новоиспечённый граф Маммон Самуилович Духалов, был богат до неприличия, совсем как Крез.
Юность Петра проистекала в полнейшей барственной неге и блаженстве.
Даже учился Петруша, что называется, на дому. Лучшие преподаватели обучали его, подготавливая юного барчука к поступлению в Кембридж или Оксфорд. Ну не в российских же университетах проходить дальнейшую учебу отпрыску такого знатного семейства!
Был у него даже учитель по фехтованию и конной езде, который не хуже королевского мушкетера обучил его владению шпагой и тонкостям обращения с лошадьми из барской конюшни. А что до шпаг – много их было, самых разных, и красовались они на стенах их оружейного зала. Поэтому уверенно смотрел на свою будущую жизнь наш барчук, зная, что все у него будет хорошо и отлично.
А из увлечений у него были приключенческие романы и рыцарские саги о сражениях за сердца прекрасных дам.
Впрочем, была и у него тайна, с которой он бы не поделился ни с отцом, ни даже с добрым и кротким по нраву дядей Иннокентием.
Жила в их дворцовой пристройке гувернантка Степанида с двумя дочками, одна другой краше!
Младшей – тринадцатилетней Марусей, и старшей – пятнадцатилетней приемной дочерью красавицей Настей.
Вот и сох от неразделенной любви по Настене юный барин.
Такая красота пропадает!
Но словно не замечала Петрушиной любви юная красавица!
Как и ее младшая сестра, помогая матери по внутридворцовым работам, она всякий раз, сталкиваясь с Петром, смотрела на него как на пустое место и, не заговаривая с ним, проходила мимо.
Ох, юная гордячка!
И это она так с ним – будущим владельцем и наследником несметных богатств своего отца!
– Но ничего, ничего, – бессонными ночами плача в подушку, размышлял наш барчук – отольются ей мои слезки!
Вот такая вот жизнь у нашего юного героя – разная.
Глава 5
Павел и Настя
– …тридцать девятый, тридцать девятый, на связь! – словно очнувшись от сна, грозно протрещала радиостанция, установленная на полицейском УАЗ «Хантер», – Паша, ответь!