Страница 8 из 19
- А в постель к нему случайно лечь не надо, чтобы ненароком сердце от тревожного сна не остановилось?
Спикер поднял глаза, и не робкая Настя внутренне содрогнулась от угрозы и решительности в его тоне.
- Если я скажу, ты ляжешь. Даже на коврик на полу возле его кровати, если потребуется! И чтобы у тебя не возникало искушения…
Сердце Насти забилось сильнее. Она уловила угрозу еще до того, как та прозвучала.
- Венцеслав - красивое имя. Если не ошибаюсь, твоему племяннику в январе исполнится три года? Твоя сестра в нем души не чает. Ведь исполнится, да, Ангел? Копенгаген не столь далеко, а у меня там завязки есть.
- Хрен с вами. - Пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять нервную дрожь. В ход пошли угрозы благополучием Ирины и маленького Славика. Снова Шах! Вашу мать, что за чувство юмора у этой судьбы? - Когда приступать?
- Немедленно. Переодевайся. Едем прямо сейчас.
«Считай, что тебе временно повезло, Шах. Но вскоре ты станешь не нужен Спикеру, и я до тебя доберусь!» - подумала Настя. Сердце покрывалось льдом. Но это было необходимо, чтобы не сорваться. Ничего. Приговор не отменяется. Отодвигается только его исполнение во времени…
Глава 3
За девять лет до вышеперечисленных событий
День, с которого начался путь к точке отсчета, когда жизнь когда жизнь семнадцатилетней Насти Красновой перевернулась с ног на голову, не задался с самого начала.
Прощание с матерью получилось совсем не душевным. Опять на повестке дня встал вопрос о том, что Настя должна переехать в Мюнхен, в семью мамы и отчима. “Твой институт - жалкая пародия на образование, в той стране ты никогда не найдешь себе работу по специальности, лучше бы ты пошла изучать иностранные языки, раз на то пошло! Здесь у тебя совсем другие перспективы, это Европа! О чем ты думала, когда подавала документы? Лучше бы изучала немецкий, Дитрих помог бы тебе поступить здесь! И вообще, тебе самой не противно смотреть на себя в зеркало? Что это за две серьги в бровях и в носу? А в языке? Как тебя металлоискатели в аэропорту пропустили! Почему ты красишь волосы в этот ужасный черный цвет, когда сама природа наградила тебя светлыми волосами? А макияж? Ты похожа на панду! Неужели ты появишься в таком виде в институте?!”
Этот разговор повторялся с завидной периодичностью каждый раз. Мать не жалела денег на международные телефонные разговоры, и содержание нотаций не менялось, разве что чередовалось время от времени. А ведь был уговор: Настя прилетает и проводит две недели в новой семье своей мамы, и в обмен на то, что ведет себя благопристойно, ее оставят в покое и не будут читать нотации! Чего матери неймется? Даже Дитрих, которого она заочно тихо возненавидела без каких-либо на то оснований, оказался вполне понимающим дядькой: не крестился и не впадал в ступор при виде эмо-падчерицы, был приветлив и благосклонен. Однажды презентовал ей набор штанг в язык из серебра, приложив палец к губам - мол, наш секрет, маме не скажем. А три дня назад лично свозил ее на живой концерт “Рамштайн”. Не совсем эмо-стайл, но Настя пришла в восторг. Дитрих Швайгер и тут смог ее удивить: без излишнего сопротивления позволил потащить себя в магазин одежды для неформалов и весь концерт прыгал рядом с новоявленной дочерью, практически с удовольствием сменив деловой костюм-тройку на кожаный жилет и брюки. К концу своих каникул в Германии Настя почти в него влюбилась. Иное дело мать, с которой у нее никогда не было полного взаимопонимания.
Марианна Швайгер, в девичестве Яресько, была красавицей. Сколько Настя ее помнила, у матери всегда был идеальный маникюр с педикюром, гладкая кожа, которая чудесным образом избегала морщин, шелковистые светлые волосы (натуральный цвет, который она делала теплее и притягательнее с помощью тонировочных бальзамов), белоснежные зубы и подтянутая фигура. Никто и никогда не видел ее в бигуди и маске из огурцов на лице, даже по дому она передвигалась в комнатных туфельках на каблучке и атласных халатиках. После ухода отца они жили небогато, но мама все равно умудрялась выглядеть на все сто. Фитнес-залы сменили пробежки и видеотренировки, салонные процедуры - отказ от курения и полноценный сон, брендовые вещи - наряды с рынка. Но мало кто это замечал, Марианна обладала изысканным вкусом. На ней даже китайская синтетическая блуза смотрелась не хуже, чем «Дольче и Габбана». Как отец мог оставить такую женщину, по которой видели мокрые сны все без исключения одноклассники Насти, оставалось загадкой. Сама мать о нем практически не говорила после этого. Проплакала сутки, ужаснулась опухшим векам и перестала лить слезы. Плохо о нем она тоже не отзывалась. Отец появлялся редко, но семью без средств к существованию не оставил.
Мать работала литературным корректором - фриланс не приносил регулярную прибыль, поэтому денежные переводы отца были как нельзя кстати. Настя скучала по нему гораздо сильнее, чем мама. Виделись они довольно редко, и эти встречи становились для девушки праздником. Именно он, как догадывалась Настя, помог ей поступить на юридический в один из лучших вузов города, хотя никогда в этом не признавался. Забеспокоился было, когда дочь причислила себя к маловразумительной субкультуре эмо, но, убедившись, что умирать от несовершенства мира та не собирается - интеллект взяла от обоих родителей, - успокоился.
А мать второй раз вышла замуж спустя десять месяцев после ухода отца. В международном брачном агентстве от иностранных женихов у нее не было отбоя. Итальянец Серджио подарил ей бриллиантовый браслет, датчанин Эрик - малолитражное чудо китайского автопрома. Дитрих же, по ее словам, подарил ей второе дыхание. Когда она перед отъездом в Германию надумала продать автомобиль, Настя закатила скандал. Скоро начинается учебный год, и ее дочь не собирается выпадать из когорты студентов, которые ездили на собственных авто - вуз престижный.
Ее сестра Ира жила с парнем в гражданском браке и тоже осталась в городе. Может, именно поэтому мама быстро сдалась и позволила Насте остаться здесь, под присмотром старшей. От присмотра было одно название: сестры никогда не были особо близки. Отстаивая свою независимость, Настя апеллировала понятиями “учеба”, “патриотизм” и “потом приеду”. На самом же деле истинная причина того, почему она не уехала с матерью в Мюнхен, была иная. Она носила имя Леша и была окрашена во все цвета первой и долгожданной подростковой влюбленности.
Мало ей было в тот день нотаций матери перед отлетом, еще и Дитрих задержался в командировке и не смог с ней попрощаться. Рейс из-за погодных условий задержали на несколько часов. Настя была уже на пределе от этих закидонов судьбы, расцвела, лишь когда увидела своего соседа по креслу - молодого немца с обаятельной улыбкой… но не с ее фартом сегодня было суждено наслаждаться совершенствованием немецкого. Сопливый пацан лет трех с соседнего ряда кресел закатил истерику, требуя, чтобы его посадили к окошку на место Насти. Ладно, пожилая женщина с улыбкой согласилась поменяться местами, но, когда обаятельный незнакомец поспешно освободил кресло под хитро-беззащитным взглядом мамаши разбалованного ребенка, Настя ощутила, как ее горло сжало слезами бессилия. Усугубило ситуацию еще и то, что у иллюминатора на соседнем ряду восседала симпатичная блондинка с длинными волосами и замашками королевы бала. Понятно, что выбор между пирсингованной Настей в невразумительном наряде из юбки и свитшота, скрывающим собой то самое тело, которое хоть сейчас можно было разместить на обложки журналов, и этой феей гламура был в пользу последней – даже при том, что ее фигура значительно уступала Настиной, облегающее платье демонстрировало товар лицом. Настя по какой-то причине стеснялась своего тела и никогда не думала, что оно может кому-то показаться соблазнительным. Когда довольная мамаша потребовала (на просьбу это было мало похоже) «посадить Андрюшеньку к окну и пересесть в кресло у прохода», Настя, проклиная себя за бесхребетность, молча согласилась, всю дорогу пытаясь унять головную боль от визга гиперактивного ребенка и стараясь не смотреть направо, где несостоявшийся сосед и надменная белобрысая сучка вовсю флиртовали. То и дело его смех перемежался с манерными возгласами девицы “даст ист фантастиш”, “данке шон”. “Понятно, где ты изучала язык истинных арийцев”, - со злостью подумала Настя.