Страница 31 из 46
Всеволод выехал перед линией своих войск и поднял меч. Тотчас ударили барабаны, взревели трубы, воины двинулись вперёд. Тронув коня, он краем глаза наблюдал за поведением полка Ручечника. Вот он зашевелился и начал поспешное перестроение. Через некоторое время стало ясно, что лицом он встал к войску Мстислава. Значит, не обманул Ручечник!
Тотчас в центре противника началась лихорадочная суета. Мстислав закружился на месте, стараясь разобраться в обстановке, а потом поскакал на своё правое крыло. Но там уже было всё ясно: воины Ручечника напали на центр ростовского войска и начали теснить его. Мстислав повернул обратно, всадники столкнулись друг с другом, всё закружилось, завертелось...
И тогда Всеволод ударил плёткой своего коня и, дико вскрикнув, понёсся на противника...
Сопротивления почти не было, победа досталась лёгкой ценой. Но и преследовать противника Всеволод запретил, ему не нужно было избиения русов русами...
Владимирцы со своим князем опять победили, отмечает летопись, с ничтожною для себя потерей, тогда как со стороны неприятеля часть бояр была побита, другие были взяты в плен; победители взяли боярские сёла, коней, скот; в другой и последний раз старый город был побеждён новым, после чего уже не предъявлял больше своих притязаний.
Владимирцы с восторгом встретили победителей. Всеволод ехал среди ликующей толпы, и сердце его наполняла гордость. Ещё бы! Только что он стал князем обширного края и с первого раза одержал победу!
Вдруг он почувствовал, что кто-то трогает его за стремя. Он наклонился и увидел Поликсению. Обращённые на него глаза были полны восторга, она гордилась тем, что может пройтись рядом с ним и разделить частицу его славы. А он даже ни разу не вспомнил о ней! Вот сейчас самый раз сунуть бы ей в руки какой-нибудь подарок, платочек или косынку, или что-то вроде этого, она была бы так рада! Эх, какой же он всё-таки невнимательный, чёрствый, бездушный... Он подхватил её под мышки и посадил рядом с собой, и так проехали они до княжеского дворца. Там он осторожно опустил на землю, и она, бросив на него сияющий взгляд, исчезла в толпе...
А между тем Мстислав бежал сначала в Новгород, но не был принят. Новгородцы ему сказали с обидой: «Как тебя позвали ростовцы, так ты ударил Новгород пятою, пошёл на дядю своего Михаила; Михаил умер, а с братом его Всеволодом Бог рассудил; зачем же к нам идёшь?».
Тогда Мстислав кинулся к зятю своему, Глебу рязанскому. Попал он к нему тогда, когда Глеб отмечал свой день рождения, у него была полна гридница гостей, а сам он был пьян и весел:
— А, тестюшка, какими судьбами? И чего в такой оборванной одежде?
Тот упал на колени и горько зарыдал:
— Окаянный Всеволод не даёт покоя! Мало что однажды выгнал меня из Ростова, так и вторично напал и лишил стола. Беда мне, беда, несчастному!
— Так ему всё мало? Князем владимирским заделался, меня обобрал до нитки, так и за других взялся? А, каково? — обратился Глеб к гостям.
Те по-пьяному разноголосо поддержали хозяина:
— Загордился князь!
— Окоротить надо!
— На место поставить!
— Садись, тестюшка дорогой, за стол, сегодня попируем на славу, а завтра двинемся в поход. Ишь развоевался, щенок! Ну мы на него найдём надёжный ошейник. Ты видишь, кто с нами гуляет? Хан половецкий Бокмыш. У него под Рязанью орда стоит. Как, Бокмыш, тряхнём владимирского князя?
Бритоголовый, с жирным лоснящимся лицом, сорокалетний хан широко улыбнулся и проговорил распевно:
— С тобой, князь, хоть куда! Не устоит против нас Всеволод!
— Слышал? А сейчас пей, не думай ни о чём. Глеб тебя в беде не бросит!
Наутро, как следует не проспавшись, Глеб поднял дружину и вместе с ордой Бокмыша напал на Москву. Город нападения не ожидал, ворота были открыты настежь, рязанцы и половцы ворвались в него с ходу, пограбили начисто и пожгли дотла. С добычей и пленными они двинулись восвояси.
Всеволод, получив известие о разбойничьем нападении, послал за помощью в Чернигов и Переяславль Русский, скоро к нему явились полки черниговских княжичей Олега и Владимира Святославичей и переяславского князя Владимира Глебовича. Собрав столь значительные силы, он решил перерезать пути отступления противника на Рязань и вышел к Коломне, здесь предполагалось дать решительный бой. Но Глеб и Бокмыш вдруг изменили свои планы и, обойдя Всеволода, оказались перед Владимиром. Город нападения ждал, жители приготовились к отражению приступа. Видя это, рязанцы и половцы принялись грабить окрестности. Было разорено Боголюбово, разграблена соборная церковь и другие церкви, сёла боярские, а много жён и детей поганые забрали с собой в полон с ведома и разрешения Глеба. Отяжелевшие добычей и пленными, двинулись налётчики на юг.
Но и Всеволод не дремал. Получив известие о бесчинствах противника, он ускоренным ходом двинулся наперерез и настиг его на реке Колакше. Глеб давно протрезвел и понял, в какое опасное дело ввязался сгоряча, поэтому ночью направил к Всеволоду своего доверенного человека.
— Что предлагает князь? — резко спросил Всеволод воина.
— Пощадить жизни русских воинов и разойтись миром.
— А в Москве и во Владимирской волости он щадил русских людей?
— Так велел передать князь. И ещё он добавил, что добычу всю оставит тебе.
— А половцы?
— Половцев он бросает на произвол судьбы. Ты можешь с ними поступать так, как захочешь...
— Ишь ты. Друзья, значит, только на время грабежа...
Воин стоял, ожидая последнего слова Всеволода.
— Передай князю Глебу моё предложение. Пусть он ночью со своим войском перейдёт в мой стан, а завтра утром мы ударим на половцев. Не сделает этого, пусть пеняет на себя.
Глеб остался на месте. Тогда утром следующего дня Всеволод развернул свои силы и двинул на противника. Его замысел был прост: лёгкая конница половцев редко выдерживала удар бронированной дружины русов и обычно после короткого сопротивления оставляла поле боя. Так случилось и на этот раз. С бегством степняков левое крыло Глебова войска оказалось обнажённым, туда Всеволод вводил всё новые и новые силы, прижимая рязанцев к реке. Поздно понял это Глеб, он всё ещё надеялся спасти положение и выровнять линию обороны, метался с одного места на другое, подбадривая воинов. В горячке боя не заметил, что был окружён со всех сторон и все пути к отступлению были отрезаны. Снова поражение, да ещё такое позорное! В отчаянии он слез с коня, упал на землю и зарыдал...
В битве на Колакше Всеволод повязал рязанскую дружину, пленил князей Мстислава и Глеба, а также сына Глеба — Романа; в его руки попал боярин Борис Жидиславич, один из активных участников заговора против Андрея Боголюбского, правда, в убийстве его участия не принимавший.
Радость победы была омрачена видом разорённой Владимирской волости. На месте деревень виднелись обгорелые головешки, кирпичные печи да колодезные журавли; такой картины край не видел с похода киевского князя Изяслава в 1149 году, разграбившего Верхнее Поволжье. Уцелевшие жители с яростью набрасывались на пленных, избивая чем попало; пришлось Всеволоду выделить охрану, чтобы не забили их до смерти. Но особенно безумствовали владимирцы. В бешенстве они смяли оцепление из Всеволодовых дружинников, добрались до Мстислава и Глеба и стали колотить их по лицу, рвать волосы. Наверно, обоих тут же затоптали, если бы не подмога из воинов, которую направил Всеволод.
Два дня жители города ждали суда над князьями, на третий не выдержали, собрали вече и пригласили на него Всеволода. Никогда не видел он такую разъярённую толпу. Гул перекатывался из одной стороны площади в другую, виднелись вскинутые кулаки, горящие глаза, разъятые рты:
— Смерть преступникам!
— Никакого помилования!
— Суди беспощадно, князь!
На помост выскочил худенький мужичишка с растрёпанной бородкой, стал кричать, тыча пальцами во Всеволода:
— Почто покрываешь убийц и насильников? Мстислав с Глебом наших жён и детей в полон поганым отдавали, а ты на их защиту встал! Казни их немедленно, или мы сами суд скорый над ними справим!