Страница 89 из 110
Обогнав Корнилова, Мрняк стремительно пересёк площадь, завернул за угол, в кафе, где всех желающих бесплатно угощали свежими пышными булочками, но за кофе брали двойную плату — такова здесь была торговля, — азартно потёр руки:
— Ха-ха!
Корнилов его восторга по поводу бесплатных булочек не разделял, да и человеком он был совершенно иного склада, чем Мрняк, но «гомо сапиенс» — существо такое, что легко приспосабливается ко всему. С волками воет по-волчьи, среди кротких овечек сам становится кротким, с дураками делается дураком, а с умными — умным. Очень любопытный, очень неожиданный организм создан природой — человек. Другого такого нет. Корнилов не ответил Мрняку, посмотрел на тяжёлое ружьё, которое держал в руках:
— Опротивела эта фузея!
Через пятнадцать минут они уже находились на окраине Карасенбеша.
Мрняк ткнул рукой в сторону голубеющей в задымлённом солнечном пространстве горной гряды:
— Нам туда. За этой грядой находится граница.
Корнилов промолчал — это знал и без Мрняка. Лицо у генерала было спокойным и одновременно сосредоточенно-усталым.
— Вообще неплохо бы заглянуть в какой-нибудь трактир, — сказал он, — перекусить. И продуктами запастись.
— Продуктами запасаться не надо, — категорично произнёс Мрняк. — Через тридцать часов мы будем в Румынии.
— Дай Бог нашему теляти волка съесть.
— Это что? — не понял Мрняк. — Шутка?
— Это, Францишек, русская поговорка...
— Русская поговорилка, — попробовал повторить за Корниловым Мрняк.
— Не «поговорилка», а «поговорка». Не говори «гоп», пока через плетень не перепрыгнешь.
На этот раз Мрняк всё понял и повторил:
— Через тридцать часов мы будем в Румынии. А трактир нам, господин генерал, очень скоро встретится по дороге. Там и перекусим.
— Ладно, — согласился с ним Корнилов. — Судя по карте, сёла здесь расположены часто.
— Европа перенаселена, — с неожиданной патетикой воскликнул Мрняк. — Людьми забиты чердаки и подвалы не только в городах, но и в приграничных сёлах, скоро народ будет селиться в канавах. Я подозреваю, войны выдуманы для того, чтобы среди людей не было перенасыщения, чтобы они не сидели друг у друга на плечах, свесив ноги...
Корнилов усмехнулся:
— Любопытная теория.
Хоть и находилось всё в здешних местах рядом, хоть и были сёла расположены близко друг к другу, а всё-таки надо было зайти в трактир в Карансебеше, не пускаться в путь на пустой желудок. В горах стоит только один раз не поесть, как силы начинают очень быстро сходить на нет. Это Корнилов хорошо знал по Памиру.
Сделали один привал, потом — второй, за вторым — третий.
— Знаете, почему в Карансебеше было так много полиции? — спросил Мрняк.
— Почему?
Мрняк с шумом втянул в себя сквозь зубы воздух — он никак не мог решиться и признаться спутнику, — с шумом выдохнул:
— Я оставил в казарме в тумбочке письмо, которое должен был отправить по почте отцу... Бедный отец! Они нашли это письмо, прочитали и на всю страну накинули полицейскую сеть.
Корнилов отнёсся к этому сообщению спокойно. Это тот прокол, который уже не поправить. А раз это так, то с ним надо мириться. Он вздохнул, будто ему сделалось больно, поднялся, подхватил ружьё и медленно двинулся по осыпающейся горной тропке дальше.
Мрняк, охая, поспешно засеменил следом.
— Я, конечно, виноват, господин генерал, — он запнулся на ходу, — но...
— Что «но»?
— Они-то ищут людей в штатском, а мы одежду не меняли, мы — в военном. Но не это главное.
— А что главное?
Мрняк сплюнул себе под ноги с виноватым видом, потом поддел носком сапога зазевавшегося зелёного жука, неосторожно выползшего на тропку.
— Есть вещи, о которых я не подумал, господин генерал.
— Какие же?
— Немцы, узнав, что я помог бежать вам, расстреляют моего отца, всю семью... Они не жалеют даже детей.
Это была правда. Корнилов знал о таких случаях. Они шли по горной тропке, на которую выскакивали проворные ящерицы, стреляли чёрными глазами-бусинками в сторону двух усталых, вяло бредущих людей, стремительно исчезали.
— И что делать в таком разе, Францишек?
— Если бы я знал, — печально проговорил Мрняк.
— Вам, Францишек, надо вернуться.
— А если немцы уже дознались, что я помог вам бежать?
— Вряд ли. Откуда?
— Во-первых, из письма, во-вторых, у них есть очень толковые дознаватели.
Корнилов остановился, присел на камень, Мрняк сел на камень рядом, отёр рукой лоб, произнёс запаренно:
— Правильно, надо малость перевести дыхание. — Потёр ладонью левую сторону груди, пожаловался: — Болит. Предчувствия давят.
— Прекратите, Францишек, — резко произнёс Корнилов. — Не раскисайте. Раз дело так складывается, отправляйтесь-ка лучше в обратный путь. Чем раньше вы вернётесь в госпиталь, тем будет лучше. Постарайтесь встретиться с Гутковским.
— Гутковскому в госпитале нет веры.
— А мне показалось, что наоборот.
Мрняк махнул рукой, повесил голову.
— Дай бог, чтобы немаки не нашли в тумбочке моё письмо. — Мрняк, кряхтя ушибленно, поднялся с камня. — А насчёт вернуться — не знаю. Боюсь, что будет хуже...
Минут через двадцать они увидели в гуще тёмных деревьев нарядные белые домики.
— Деревня, — обрадовался Мрняк. — Здесь мы сможем разжиться продуктами.
На окраине деревни разделились: Мрняк пошёл добывать еду, Корнилов остался.
— Если меня долго не будет, оттянитесь по дороге вон туда, — Мрняк показал на вершину недалёкой горы. — Мало ли что, господин генерал... Около деревни лучше не находиться — опасно.
С этим Корнилов был согласен. Через несколько минут он остался один. Некоторое время ему были слышны усталые шаркающие шаги Мрняка, потом всё стихло. Корнилов подхватил винтовку, подержал её в руках, дивясь тяжести, неувёртливости чужого орудия — уж очень неловким было ружьё, подумал, что в случае стычки с патрулём он много из него не настреляет, а вот когда будет уходить от патруля, ружьё помешает ему здорово.
От тяжёлой ржавой дуры этой надо было освобождаться.
Он ждал Мрняка минут двадцать, прислушивался — не раздадутся ли шаги чеха в дали, но кроме шума листвы, подбиваемой ветром, да далёкого гомона птиц, доносившегося из деревьев, дугой опоясывающих горный кряж, ничего не было слышно. Что-то Францишек задерживается.
Корнилов решил повторить немецкие слова, которые заучил в последнее время. Слова легко, как птицы, вспархивали в мозгу, он с удовольствием произносил их, складывал вместе, добавлял прилагательные и глаголы, строил предложения.
Строение человека таково, что в пиковой ситуации, когда нужно, мозг его сам выдавит из глубины памяти на поверхность целые выражения, фразы, не говоря уже о словах. Слова появляются одно за другим, чистенькие, освобождённые от разного побочного мусора, готовые к «употреблению».
Неожиданно в деревне раздался гулкий выстрел. За ним, чуть погодя, — второй. Корнилов вскинулся. Было ясно, что Мрняк попал в передрягу. Двинуться сейчас к нему на выручку — значит влипнуть самому. Через несколько минут около одного из белых домиков Корнилов увидел вооружённых людей. Подхватив винтовку, генерал, пригибаясь, нырнул в кусты, потом по едва приметной боковой тропке двинулся к горе, на которую ему указал Мрняк. Через полчаса он был уже на её вершине. Сама макушка, будто лысина некого старца, была окаймлена редким полуоблезлым кустарником, словно здесь не так давно прошёл пожар и следы его ещё не успели зарасти. Сердце билось усиленно, болью отзывалось в горле — высота есть высота, глаза слезились: в них натёк едкий пот. Корнилов отошёл от тропки в сторону метров на пятьдесят, швырнул винтовку в траву и сам повалился рядом. Надо было ждать.
Невдалеке, прилипнув боком к горному склону, висело пушистое белое облако. Оно замерло — не двигалось ни в одну, ни в другую сторону. Корнилов перевернулся на спину, вгляделся в небо. Небо было рябым, с белёсым налётом, тревожным, как где-то в России. Подумал о том, что Таисия Владимировна тоже, возможно, в эту минуту смотрит в небо, находясь у себя дома. Рот у генерала шевельнулся печально, узкие чёрные глаза сжались в щёлки.