Страница 52 из 53
— Ну, мы-то верим в судьбу.
— Наверное, все в нее верят в какой-то степени.
— Нет, я имею в виду, что мы верим в нее не так, как вы, христиане. Все ваши догматы — что Бог все видит, что можно отвратить несчастье молитвой, — все это подразумевает, что если человек неудачник, то он это заслужил. А мы верим в судьбу. То есть верим в то, что неудачником может быть несомненно хороший человек и наоборот. Это один из уроков, который мы вынесли из Книги Иова. Так вот, я не совсем уверен, что это было чистое везение. Весь этот случай нес на себе отпечаток нашего праздника. Наверное, сам того не сознавая, я много думал об отношениях между Хиршем и Сайксом, о том, зачем бы Сайксу его покрывать. И именно поэтому мне так мгновенно пришло в голову объяснение, когда я увидел дату на наклейке из мастерской. Видите ли, передо мной была полная картина этого злодеяния во время нашей службы в Йом-Кипур.
— Каким это образом?
— Дело в том, что в древнем Израиле первосвященник в этот день отбирал и приносил в жертву козла отпущения. Часть службы была посвящена этой церемонии. И это было темой моей проповеди. В ней я упомянул о жертвоприношении Авраама — это отрывок из Торы, который читают в день Нового года, в начале Десяти дней искупления, кульминацией которых является Йом-Кипур. И именно в этом была суть ситуации, которая сложилась в Годдардовской лаборатории. Несмотря на свою оторванность от еврейской общины, Хирш все же сыграл роль, которая в прошлом слишком часто выпадала на долю евреев.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду роль козла отпущения. Должно быть, само его имя навело меня на эту мысль.
Лэниган был озадачен.
— Хирш?
Рабби грустно улыбнулся.
— Нет, Айзек[45].
Глава XXXIX
Рабби Смолл расхаживал взад и вперед по гостиной. Он репетировал ханукальную[46] проповедь, время от времени поглядывая на аудиторию — своего маленького сына, надежно втиснутого в угол дивана. Один раз он прервал свою речь, чтобы крикнуть Мириам, которая возилась на кухне:
— Ты знаешь, дорогая, он следит за мной! Честное слово, он сосредоточенно за мной наблюдает!
— Да он целыми днями только это и делает.
— …Так что чудо со светильником мы должны рассматривать не только как пример вмешательства высших сил…
Ребенок скривился.
— Тебе не нравится? Я и сам не очень-то в восторге. А что, если сказать: «Нас слишком тянет к чудесам…»?
Ребенок захныкал.
— А если так: «Настоящее чудо Хануки заключается не в том, что масло в светильнике горело восемь дней вместо одного, а в том, что крошечный народ бросил вызов власти могущественной Греции…»
Ребенок завопил.
— Нет?
Младенец на мгновение замолк, а затем — с красным и исказившимся лицом — снова заорал во всю мочь.
— Что, и так плохо?
В дверях появилась Мириам.
— Он хочет есть. Я его покормлю.
— Покорми, — сказал рабби. — Когда он поест, я снова на нем потренируюсь. Может быть, на полный желудок он будет воспринимать лучше.
— Даже не думай. После кормления он будет спать. Правда, Джонатан? — Мириам взяла ребенка на руки, и он стал затихать — крик перешел в неопределенное хныканье, а потом и вовсе прекратился. — Кроме того, к тебе, кажется, гость.
Это был Мозес Горальский. Рабби увидел в окно, как водитель помогает старику выйти из машины. От дальнейшей помощи он отказался и, держась за перила, сам поднялся по ступенькам.
— Входите, мистер Горальский. Вот приятная неожиданность!
— У меня есть один вопрос — шейле. К кому же мне пойти, если не к рабби?
Рабби помог старику снять пальто и провел его в свой кабинет.
— Постараюсь помочь, мистер Горальский.
— Помните, когда мой Бен попал в неприятность, я приехал в храм, чтобы помолиться.
— Я помню.
— Вы знаете, молитвы я читаю на иврите. Это я могу, но что я говорю — я не знаю, потому что когда там мне было учиться? У нас была бедная семья. Мой отец страшно много работал в старой стране, чтобы только прокормить нас. Так что когда я выучил молитвы, он забрал меня из хедера, из школы, и я уже стал помогать ему в работе. Так было у большинства людей в то время.
— Да, я знаю.
— Так что — если я не понимаю слов, значит, я не молюсь? Мои губы шевелятся, в голове у меня мысли, и для меня это уже молитва. Я прав или я неправ, рабби?
— Думаю, это зависит от того, какие мысли.
— Ага! Так вот, в ту субботу — какие у меня могли быть мысли? Они могли быть только о Бене. Я попросил Господа, чтобы он ему помог. Чтобы он сделал так, что полиция выяснит правду и отпустит моего Бена.
— Я бы сказал, что это была молитва, мистер Горальский.
— Так вот, когда я молился, я дал обещание. Я решил: если моего Бена отпустят, то я кое-что сделаю.
— Не обязательно подкупать Господа и заключать с ним сделки.
— Это не подкуп. И никакая не сделка. Я сам себе пообещал, я дал… зарок.
— Хорошо.
— И у меня вопрос, рабби. Должен я сдержать свое обещание?
Рабби не улыбнулся. Засунув руки в карманы и сосредоточенно наморщив лоб, он зашагал по комнате взад и вперед. Наконец он повернулся к старику.
— Это зависит от того, какое обещание. Если это что-то невыполнимое, то вы, безусловно, не обязаны его выполнять. Если что-то дурное или незаконное, — тоже не обязаны. Но в любом случае, если вы даете себе обещание — вам решать, насколько вы им связаны.
— Давайте я расскажу вам, рабби. Несколько месяцев назад я разговаривал с Мортоном Шварцем, президентом храма, и сказал ему, что хочу что-то сделать в память о моей Хане, которая умерла за несколько месяцев перед тем. В конце концов, я теперь богатый человек, и мой сын богатый. А моя Хана была со мной все время, пока мы были бедные. Даже когда я разбогател, она не могла получить от этого удовольствие, потому что она уже болела, лежала почти все время в постели и была на диете, так что даже не имела возможность хорошо покушать. Так вот, этот Мортон Шварц спрашивает меня, что я хочу. В храме, говорит, можно поставить систему кондиционирования воздуха или, может быть, новый орган. — Старик пожал плечами. — Я должен ставить систему кондиционирования в память о моей жене? Где там будет стоять ее имя? На трубах? А орган — или он лучше? Я долго не мог себя заставить пойти в ваш храм из-за этого органа. Так что — я буду дарить храму орган в память о жене? И я сказал: «Мистер Шварц, я не хочу никакой техники, и я не хочу никаких органов. Я имел в виду какое-нибудь здание». Вот это все, что я ему сказал. А он говорит, что задумал построить что-то вроде пристройки к синагоге — такой специальный храм, который будет использоваться только для молитв, а не для собраний или всяких дел. И я сказал ему, что это меня заинтересовало.
— А он сказал вам, сколько это может стоить?
— Цена для меня не имела значения. Деньги — я что, буду забирать их с собой? Или мне надо обеспечивать Бена? Шварц сказал — больше ста тысяч, а я сказал — хоть двести.
— Что ж…
— Так вот, потом он мне показал чертеж и объяснил, что там будет что-то вроде галереи, где можно стоять и разговаривать, если хочется передохнуть во время службы, или после службы, — такое место, где можно не спешить. — Горальский ссутулился и развел руками. — Понимаете, рабби, в моем возрасте человек заинтересован не спешить. Ты уже не здесь и еще не там — ты вроде как на полпути…
— А потом он показал вам макет?
— Показал.
— И?
Старик скорчил гримасу.
— Когда я увидел макет, я был не в таком уже прямо восторге. Здание само по себе красивое, но вместе с храмом… Оно там ни к селу ни к городу. Храм — он простой, прямой, а новое здание — оно какое-то разукрашенное. Но разве я архитектор? Что я знаю про здания? В общем, я не был уверен, но в тот день, когда я молился за моего Бена, я дал обещание, что если они отпустят Бена, я подарю это здание.
45
Айзек (Ицхак, Исаак) — сын Авраама, которого, по велению Бога, он собирался принести в жертву.
46
Ханука — праздник огней, которые зажигают в честь чуда, происшедшего при освящении Храма после победы Маккавеев над греками: масло для светильника, которого должно было хватить на один день, горело восемь дней.