Страница 49 из 70
Работа на дому. Новые горизонты
В те дни одни мои канадские клиенты, немаленькая программистская компания, вывалили на меня кучу проблем, продав большому банку разработанную мной систему. Юмор заключался в том, что система предназначалась для промышленных компьютеров "Тандем", но "Тандем" имеет две операционные системы - родную, Гардиан, и добавленную позже, для поддержки ЮНИКСа. Я разработал систему для Гардиан. Она имела спрос, и ещё при мне компания сумела продать систему двадцати с лишним клиентам, примерно по полмиллиона за продажу. И так успешно пошли эти сделки, что продавцы компании, увлекшись, продали мою систему для работы и с ЮНИКСом. Продавцы сумели усвоить, что система работает на Тандеме, а такие тонкости, как тип операционной системы, уже были свыше их понимания. А Гардиан отличается от ЮНИКСа примерно как стрекоза от баллистической ракеты. Мои попытки объяснить продавцам и разработчикам пикантность ситуации ни к чему не привели. Их всех заклинило на том, что раз я делал систему для Тандема, она должна работать. А раз не работает, значит, это моя вина. В общем, обычная логика прикрытия каудальных частей, которая цепляется за что угодно, лишь бы самим не пришлось что-то делать. Положение усугублял тот факт, что я использовал такой системный дизайн, и сделал систему с таким запасом прочности, что она действительно работала и с ЮНИКСом, хотя, естественно, не должна была, и никто в кошмарном сне не предполагал, что когда-нибудь продавцы всучат эту систему клиенту, у которого машины используют ЮНИКС.
Но раз в две-три недели программа давала сбои, и банку приходилось перезапускать систему. И пожелание банка было - угадайте, какое? Чтобы моя система сама себя перезапускала раз в неделю. Поняв, что объяснить, что на самом деле произошло, абсолютно бесполезно, теперь я ломал голову, как с минимальными издержками приспособить систему для работы с ЮНИКСом. Мне нужны были файлы с записями ошибок, но и их я не мог получить от программистов компании. Доступа к машине мне тоже сразу не могли дать. Далеко в Торонто, ночью, сидели в конторе три программиста, и под мою медленную и проникновенную диктовку вручную копировали нужные мне файлы, хотя я специально сделал программу для автоматического мониторинга работы системы, и чтобы запустить её, достаточно было один раз кликнуть кнопкой. Но они предпочитали все делать вручную. Ладно. Тут уж чем бы дитя не тешилось, лишь бы они прислали мне эти файлы.
Когда начинал работать с этой конторой, там были нормальные программисты. Но потом контора всё росла, росла, и почему-то программисты становились всё тупее и тупее. Наверное, это такой закон роста больших компаний. Не думаю, что все программисты туда приходят изначально в таком плачевном состоянии. Похоже, это просто специфика работы в большой компании и общая атмосфера, что мозги сотрудников затем стремительно заплывают жиром. Точную причину назвать трудно. Однако за устойчивость феномена ручаюсь.
Эти и другие заботы за несколько дней незаметно и бесшумно придушили отблеск светлого чувства, связанного с призрачной возможностью обратиться к литературному творчеству, и возрожденного из почти исчезнувшего кусочка моей плоти тем памятным вечером, когда Марша нарекла меня писателем. Но Марша, оказывается, не только не забыла о разговоре, но, как в свое время с мебелью, основательно взялась за дело. Спустя несколько дней она появилась в дверном проеме с торжествующим видом, держа в руках большое объявление, вырезанное из газеты. В нём сообщалось о скорой конференции молодых писателей и журналистов, и перечислялись условия и критерии, которые квалифицировали будущих участников как молодых писателей. Минимальное требование было иметь хотя бы один написанный рассказ. Конференция проводилась в субботу и воскресенье, когда я не летел в Торонто, так что по времени все устраивалось.
- Тебе надо написать рассказ, а я буду твоим первым читателем, - деловым тоном объявила Марша. Я, разумеется, был не против, но одно дело хотеть, а другое сделать, и расстояние от одного до другого может быть очень большим, а зачастую и непреодолимым. Но вообще-то задача меня воодушевила и обрадовала. Мы ещё немного поговорили, и вскоре она ушла, оставив объявление. Я внимательно просмотрел программу конференции, наметил подходящие для себя секции. Но избранная мною жизнь беспардонно вторглась в грезы наяву. Пришлось отвернуться в сторону от заманчивых литературных перспектив, и до глубокой ночи заниматься неотложными компьютерными делами.
Рассказ
Три дня мне было не до литературного творчества, хотя мысленно периодически возвращался к мыслям о рассказе, размышляя, о чем буду писать. Марша каждый день живо интересовалась, в какой стадии находится будущий литературный шедевр, и начала деликатно меня подталкивать, опасаясь, что не успею написать рассказ к сроку. Наконец, покончив с самыми неотложными делами по работе, на четвертый день, вечером, сел за компьютер и начал писать рассказ - по сути, первый в своей жизни. Позднее была написана его более длинная русская версия - "Утро". Что интересно, русский и английский варианты отличаются как небо и земля. Интуитивно я понимал, что те мысли и чувства, которые можно было передать в русской версии, не будут поняты в версии английской. И потому "обмелил" рассказ, убрав глубину, или, скорее, чувство глубины, которое мне хотелось вызвать описанием внешней канвы событий. Англоязычная версия в этом плане больше напоминала барражирующую вблизи поверхности подводную лодку с поднятым перископом, в который читатель мог постоянно следить и быть вовлеченными в описываемые события.
Строчки рассказа полились сразу и свободно; они шли откуда-то изнутри и не требовали особых усилий, разве что на преодоление языкового англоязычного барьера. Как будто все моё существо настроилось на определенные ритм и тональность, определившие общий эмоциональный настрой, в котором виделись события прошлой жизни сквозь призму прожитых лет. Эта призма есть всегда и у каждого, но у одних она мутная - когда больше, когда меньше, - а у других временами проясняется, по какому-то странному стечению обстоятельств, и тогда наши прошлые дела и мысли вдруг предстают в незамутненном виде. Незамутненность вовсе не означает истинность восприятия, так же как мы можем ясно видеть ландшафт сквозь цветное стекло, но в измененных красках. И мой эмоциональный настрой действовал как цветовой фильтр, но фильтр отнюдь не щадящий и приукрашивающий прошлую действительность, но показывающий, что было, в приглушенных далью времени тонах, скрадывающих цветовую гамму; не убирая, но нивелируя множество деталей в дополнение к основной палитре цветов в виде меняющихся оттенков. И это воссоздание прошлых событий в заданной эмоциональным состоянием канве затягивало, влекло дальше и дальше, порождало новые эмоции, открывало новые дали, новое понимание, укладываясь в ту же канву, переплетясь с уже описанными событиями, мыслями, чувствами.
Как же сильно различалось это состояние активного сотворения эмоционального мира, и затем погружения в него от моих настоящих дел!.. Прошлые события служили путеводной нитью, но их восприятие и изложение в письменном виде было неразрывно связано с эмоциональным состоянием, одухотворяющим и раскрашивающим желанными красками навсегда ушедший мир моего детства, юности. Но даже недавние события легко укладывались в заданную тональность, как будто поддавшись очарованию красочного мира, созданного переплетением реальных событий и их видения из настоящего. О, в напряженном поиске решений сложных научных и технических задач есть свои многочисленные прелести, окрыляющее чувство творческой удачи, сопровождающее решение сложной задачи, особенно если её до сих пор не удавалось решить никому! Но здесь было совсем другое - неослабевающее, влекущее чувство воссоздания сути событий прошлого и настоящего, когда снимается внешняя мишура, и начинаешь проникать в сущность некогда происходивших событий твоей жизни, и каждый шаг открывает то, что долгими годами было запрятано от тебя, как за семью печатями, внешними событиями, бездумно принятыми стереотипными установками, промыванием и штампованием мозгов, со всех сторон, заблуждениями, идеализмом, и всем прочим, что так быстро закрывает от нас настоящий мир, его суть, его истинные безжалостные пружины, рычаги и прочие бездушные механизмы, правящие миром, в котором нам довелось жить. Это не было одно открытие, как в научной проблеме, но каждый шаг, каждая строка открывали иной, невиданный доселе мир, очищенный от мусора предубеждений, обмана, заблуждений. "Unexamined life is not worth living", - как-то так, но кто же это сказал?.. А как можно понять свою жизнь, как ещё можно познать этот мир, если не убрать многочисленную мишуру, наслоения, которые призваны замаскировать его суть, обмануть людей, представить мир, жизнь его обитателей такими, как это выгодно другим - правителям, властителям, окружающим? Кто мне скажет, что меня обманывали, вольно или невольно, столько лет? Только я сам могу дойти, докопаться до этого. И оно надо, надо! Иначе, действительно, зачем она была, эта жизнь? Продолжить род? Да, конечно! Но ведь что-то ещё должно быть, понимание и осознание жизни, и своей, и людской. У каждого в меру его разумения, верно, но должно быть. И не сладкие, убаюкивающие самомнение сказки, но истина, суть, иначе всё остальное перестает иметь смысл. Это все равно что строить дом на зыбучем песке, без фундамента. Сколько бы не стояло, все равно, когда-нибудь развалится.