Страница 12 из 207
Пару часов потом стюардесса Мария говорит пассажирам не курить и привязаться ремнями, и, глядя на ее лицо, ничего не заметно и даже в голову не придет.
И все-таки Стелла — это только Каинов юг, блеск и величие, а Мария — Каиново нутро, голое естество, дрожащее, как тот мальчик, что прицепился к хвосту ТУ-104 и летел из Москвы в Тбилиси, скорчившись и пропадая от страха. Потому что говорил когда-то Каин, и все запомнила Мария.
— А это уж свойство такое у Каина, — говорил нам дядя Саша, — что вызывает он к себе смертную любовь, и в Марии, и в Стелле, и в других, случайных. Это фрукт особый, и раскусить его не нам, а только женщинам.
— Думаю я, — говорил он, подумав, — что из такого теста делали соль земли, разных там Магелланов и викингов, ушкуйников и флибустьеров.
8. Ночь
Разговор у Каина с Марией шел в промежутках, а было их пять.
— Это рука, — сказала Мария.
— И это рука, — сказал Каин.
— А это плечо.
— И это.
— И вот, и вот, и вот.
Крупная муха металась по комнате, билась в луну в окне.
— Открой окно, — сказал Каин.
— Нет, — сказала Мария.
— Нет?
— Нет.
— А все-таки?
— Нет.
И потом сказала Мария:
— У меня будет ребенок.
— А мне что? — сказал Каин.
— Твой, — сказала Мария.
— Твой, — сказал Каин.
— Я хочу.
— А мне-то что?
— Тебе-то всегда ничего.
— Конечно, — сказал Каин.
— Сын или дочь — тебе ничего.
— Хоть оба сразу.
— Не будет тебе ничего!
— Ничего?
— Ничего.
— Нет?
— Да.
Муха не знала, куда ей деваться, и утихла в темном углу, когда стало светать.
— Ишь ты, — сказала Мария, просыпаясь.
— Заткнись! — сказал Каин.
— Ну, нет, — сказала Мария.
— Помолчи, — сказал Каин.
И было совсем светло, когда Каин сказал:
— Не то.
9. Черное с белым в полоску
Высокой чести удостоил меня только раз Ванька Каин, когда обратился ко мне и сказал, повстречав на углу переулка:
— А что ты за человек, парень?
— Не знаю, — сказал я. — А что?
— Болтаешься ты среди нас, а кто ты есть? — снова спросил Каин. — Все мы вроде при деле, а ты при чем?
Я смутился и подумал рассказать ему про звезду и про пламя, в котором мы все отдохнем, потому что это самое главное, но не знал, как начать.
— Я тут живу, — сказал я. — В этом городе.
— Он похож на тебя, — сказала ему Стелла. — Смотри — он похож на тебя.
— Хе, — сказал Каин и повернул меня к свету, чтобы посмотреть. — Гляди, и впрямь похож, сволочь.
— Он не виноват, может быть, — сказал Календра. И рукавом почистил сапог, потому что любил свои сапоги, в которые заправлял штанины.
А Борька Псевдоним добавил:
— Он сам по себе, пусть его, Иван.
— Пойдем, парень, разберемся, — сказал мне Каин и отвел меня в сторонку, в сквер, на скамейку.
— Вот ты трешься среди нас, а что можешь сказать про меня? — спросил он.
— Что ты в России, может быть, самый главный, — сказал я.
— Это ты говоришь, потому что боишься меня? — спросил Каин.
— Нет, — сказал я. — Я тебя не боюсь.
— Это почему? — спросил Каин.
— А я никого не боюсь, — сказал я. — Потому что это бесполезно — бояться.
Вдали прошел Молчаливый пилот, и Каин долго смотрел ему вслед.
— А он? — кивнул он вслед Молчаливому пилоту.
— И он тоже.
— А Мария?
— Это вы сами разбирайтесь, — сказал я.
— Ты мое прозвище слыхал? — спросил Каин.
— Да, — сказал я. — Каин твое прозвище.
— А что такое Каинов цвет, знаешь?
— Нет, не знаю.
— Говорят, это черное с белым в полоску, — сказал Каин. — Вот как у березы. По-твоему, я в России главный. А кто в мире?
— Я, — сказал я.
— А это почему? — удивился Каин.
— Никто не знает, что будет, а я знаю, что будет, — сказал я.
— А что будет?
— Звезда будет, и в пламени мы все отдохнем.
— Это ты точно знаешь? — спросил Каин с насмешкой.
— Точно, — сказал я.
— А если точно, что ж молчишь?
— Бесполезно, — сказал я. — Бесполезно говорить.
Каин посмотрел на меня презрительно и удивленно и сказал, подумав:
— А ты, парень, может, больше Каин, чем сам Каин, если не врешь. А с виду такой тихий, надо же, как притаился.
10. Тоска зеленая, как глаза
Идет Каин с компанией по широкой улице, это идет вся компания с гиканьем и свистом, с топотом и грохотом, с горем и бедой, сквозь автобусы и трамваи, сметая столбы и прохожих, поднимая пыль до небес, выворачивая дома наизнанку. Словно крыльями, машут они руками, настоящие люди, невыдуманные, тоже герои второй половины двадцатого века.
Нет, не так они идут, а тихо и неприметно, и впереди Каин, и это только заурядному прохожему покажется, что идет он без никого. А сзади наискось, поближе к мостовой, Календра с рыжим приятелем, а за ними — Борька Псевдоним и тоже не один. Ну, какие их ждут дела на фоне подсолнуха с синими листьями? Смех и стыд, грех и стыд.
Идет Каин и думает свою думу, какая кругом одна мразь и падаль и желатин, что трудно двигаться, а ты вот король, и прежде всего — по нутру, ты поняла ведь, Мария? И пальцем не двинет Каин, чтобы выручить дружка, если тот попал в беду, потому что зачем выручать, если мразь и падаль, а кругом желающие поближе к королю.
Вот Календра, в душе прямой и недалекий, вломился в чужое жилье, чтобы взять кое-что без стука, но наделал шума и погорел, так мне-то что? Бери его, начальник, тащи его, начальник, дурака без подсолнуха, кому он нужен.
Странно Борьке, что горят дружки, а Каину хоть бы что. Но и сказать ничего нельзя — все видит зеленый Каинов глаз. Только хмыкнет Каин углом рта, и перемрут у тебя слова в глотке, как рыба на песке.
Ну, какие это дела? Смех и стыд для такого человека, и одним женщинам дано его раскусить, да и то с двух сторон.
А как хочется с гиканьем и свистом, с горем — не бедой, да вот почему-то все не выходит, и ползет где-то неуловимый шепот, что не Каин ли закладывает дружков, не в нем ли причина, что люди вокруг него огнем горят и жизни ломаются, как ничто.
11. Отец Борьки Псевдонима
Отец у Борьки Псевдонима далек от изящной словесности, и не понять ему противоречий этого дела, как это сын его сочиняет стихи, а водится с темными личностями и не боится гулять по ночам в Парке культуры и отдыха, где все может случиться. Особенно удивляется отец, когда приходит Календра, стуча сапогами, и здоровается с отцом и жмет ему руку не рукой, а как будто тисками.
— Нет, вы подумайте, — говорит отец. — Куда идет мир, если красивый молодой человек из хорошей семьи имеет друзьями неизвестно кого, сочиняя стихи.
Борькина мать начинает тихонько плакать и идет в кухню мыть посуду или стирать, чтобы скрыть свои слезы за этим занятием.
— Хорошие люди, — говорит Борька, а Календра слушает с интересом, не понимая намека в своей душевной простоте. — Настоящие люди, не выдуманные, отец.
— А мы что же — ненастоящие? — спрашивает отец с горечью в тоне, но Борька уходит, не объясняя.
И отец идет каждое утро на работу, где он строго занимается бухгалтерией, и считает там целый день напролет, и сердито смотрит на людей, для которых считает, сердито — за то, что они не настоящие, и каждый вечер идет домой, неся свое тяжелое тело, в котором сердце занимает все больше и больше места, разрастаясь от непонимания.
12. Объяснение
Профессор боялся Каина.
— Хотите, профессор, — сказал Каин, — я объясню вам, что есть я?
— Очень, — сказал профессор.
— У кого-то не получается кто-то, — сказал Каин, — и он делает такое вот. Я у него почти, одно только почти. Понимаете, профессор, что значит быть вдоль и поперек почти, с головы до пят?