Дело бойца Егорова

На комиссара было страшно смотреть.

- Зорге. Говоришь,- прошипел он, снова поворачиваясь к капитану, пытавшимся слиться с ближайшей стенкой.- Что ты еще поведал старшему лейтенанту Фомину?

- Да много чего. Только он даже ничего не записывал. «Заливаешь все», - говорил.

- И все же, что ты рассказывал ему без записей?

- Все, что тогда вспомнил. И как прибалты будут наших резать в 41-м и про « Красную капеллу».

- Это что за музыкальный коллектив?

- Так это немецкие антифашисты, что наших предупреждали о нападении Гитлера. Наши перестраховщики Иосифа Виссарионовича не предупредили и немецким товарищам не поверили, а тех всех гестапо повязало. И про товарища Сталина рассказал, как его отравили.

- Постой,- привстал комиссар,- ты точно рассказал это Фомину?

- А что мне скрывать. Я и про смерть Берии рассказал, а он мне в глаз.

- Капитан, Фомина под стражу. Круг его знакомств под наблюдение. Может ты в курсе этого?

- В протоколе допроса никаких материалов в свете сказанного нет.

- Еще интересней,- раздул ноздри комиссар.- Не всех, значит, выжгли, окопались поганцы! Бойца перевести в гарнизонную тюрьму, создать условия, допуск к нему только с моей санкции.

Капитан исчез.

- Как же тебя теперь называть? Егоров или Ершов?

- Зачем создавать ненужную путаницу,- потупился Мишка,- буду Егоровым. Так правильнее. Я что? Пришел-ушел, а жить ему.

- Ну, что , продолжим. И все же какую цель ты преследовал? Ведь ты знал, что наверняка попадешь опять на Егорова.

- Извините, товарищ комиссар, это не факт. Я вообще думал - а вдруг еще куда забросит, интересно же.

- И все же мне бы хотелось знать твое личное отношение к существующему у вас строю.

- Тут все просто. Люди у нас считают страну своей, а вот государство, ну , тех кто всем шалманом управляет - не своим.

- То есть ты тоже не согласен с целями страны?

- Лично я - нет. Ведь воруют - сил нет. И мои родители так считают и друзья. Тем более, что мажориков среди них нет.

- Мажорики- это кто?

- По вашему – дети буржуев и примазавшихся к ним.

- Однако весело у вас. Значит так. Сейчас тебя покормят и переведут в более подходящее место. Так будет безопаснее в первую очередь для тебя. Это хорошо, что тебя вынесло сразу и на наше ведомство и на ГПУ одновременно. А то наиболее ретивые могли бы и к стенке прислонить. Лейтенант, - крикнул он за спину, - оденьте бойца по форме, а то какой-то махновец да и только.

Выйдя за двери, комиссар ухватил проявившегося Зуева за плечо.

- То, что слышал..

- Понял, товарищ комиссар госбезопасности.

- Если информация уйдет от Фомина, пеняй на себя, иначе..

- Понял, - взбледнул капитан, понимая ,что пять минут назад был приобщен к государственной тайне самой высшей пробы после чего либо пускают или в круг посвященных или на распыл.

Мишку снова допрашивали или, по иному, вели беседы. Собеседником был немолодой, с изрядной сединой дядечка в штатском, по манерам тянувший минимум на полковника.

Вопросы, которые он задавал, были на первый взгляд простыми, но продуманными.

Ершов быстро сообразил, что в них есть какая-то проверочная система и спросил напрямую: - А чего детектор лжи не используете? Или еще не изобрели? – на что получил уклончивый ответ, что его еще не подвезли.

- Напрасно, - великодушно хмыкнул Мишка, - провод к голове, другой к жопе и все, как на ладошке, несет мужик пургу или нет.

- Может, сразу утюгом, как ваши братки из 90-х? - прищурился следователь.

- С утюгом вывалишь все грехи, которых не совершал и отдашь все деньги, которых нет.

Через три дня, когда Мишка совершенно ошалел от вопросов, его почтил вниманием сам комиссар.

- Что, боец, не надоело еще гостить?

- Еще как,- пробурчал Мишка .- А долго меня мурыжить будут? Все, что помнил, рассказал. Может маловато, только я сам жить-то не начинал по настоящему. Опять же сижу один, как этот - вскормленный в неволе орел молодой.

- Что делать? Теперь ты - секретоноситель, а страна обязана беречь свои секреты.

- Или хоронить,- тихо пробурчал Ершов, но комиссар услышал.

- Зачем так сразу? Насколько я понимаю, все значительно проще. Для того, чтобы покинуть сознание Егорова, достаточно сильного стресса, как ты формулируешь. А бойца Егорова можно смело отправлять на кухню. А если серьезно, то ты нам действительно помог. Дело ведь ведь не в деталях, которых ты не помнишь или не знаешь, а в общей концепции.

Мишка слушал собеседника вполуха и жалел себя. Небось валяется бедняга под капельницей, а здесь ни приключений, ни подвигов - одни допросы. С трудом он переключился на разговор.

- Давай-ка Михаил Борисович, подумаем о твоем бренном теле. Что скажешь по этому поводу?

- А что тут говорить? Валяюсь на поролоновом коврике, весь обос.. Извините.

- Вот и я о том же. Скоро организм перейдет в очередную стадию полного обезвоживания. Так что нужно тебя отправлять назад. Если надумаешь вернуться, Егоров возражать не будет, мы гарантируем.

Мишка скромно промолчал. Злоключения бойца достали его вконец. Но об этом он не собирался сообщать никому.

- Молчание – знак согласия, - по - своему истолковал комиссар. – Но если не дрогнет очко, постарайся систематизировать события 41 года.

Ершов не мог догадываться, что его судьба и, правильнее сказать, вопрос его жизни и смерти решился далеко наверху.

Сам комиссар настаивал, чтобы Мишка так и оставался в сознании Егорова, выдавая какие ни есть, а все же откровения. Однако Меркулов придерживался иного мнения.

- В сущности, мы получили весьма размытую картинку. Да, известна дата и характер нападения, однако остальное – это уже катрены Нострадамуса. Сплошной импрессионизм. Какими силами, по каким направлениям двинется немец, где этот самый Гудериан совершит поворот танковой группы - одни предположения. Плохо поганец историю учил.

- Он утверждает, что одни пятерки были.

- Значит, потомки замазывают и замалчивают прошлое. Впрочем, их царькам по иному на месте не усидеть. Их информационные войны - это что-то чудовищное. Кстати, по этому поводу необходимо подготовить отдельный доклад - полезная штука. А нашего скитальца отправляйте назад. Вдруг что и выгорит. Хуже точно не будет. Лишь бы у себя уцелел.

Глава четвертая.

Мишка уцелел. Он очнулся, как и предполагал, на упомянутом заблаговременно расстеленном поролоновом матрасе. Ощущения были отвратительными. Абсолютно сухой язык, шершавое горло, невозможность выдавить что-либо членораздельное, слабость и страшная жажда. Как и ожидалось, матрас и спортивные штаны были пропитаны мочой , наполняя комнату невкусным благоуханием.

Ершов на четвереньках дополз до холодильника, отколупнул дверцу и вытащил заблаговременно приготовленную бутылку с водой. Выпив литр, он почувствовал еще большую слабость, осложненную появившимся ознобом и прилег прямо на пол. Он очнулся от требовательного звонка в дверь, попытался подняться на ноги, но звон в ушах и замелькавшие в глазах звездочки заставили его опять опуститься на четвереньки. Звонок не умолкал. Мишка дополз до двери и дотянулся до защелки.

В отворившуюся дверь несмело вошла молоденькая девчонка, работавшая в мишкиной конторе на должности « принеси, унеси, подай». Кажется ее звали Людмилой.

- Миша, что с тобой? Ты такой бледный. Давай я «скорую» вызову!

- Не надо «скорую». На работе неприятности будут,- в два приема просипел Мишка, прислонившись спиной к стене. – Ослаб. Четверо суток без памяти.

- А меня кадровичка послала. На звонки не отвечаешь. Два дня не появляешься.

- Извини,- перебил её Мишка. – Я совсем расклеился, мне бы до ванны добраться.

Людмила без лишних разговоров перекинула Мишкину руку на шею поволокла его в ванную. « Маленькая, да крепкая» уважительно мелькнуло в голове. « И нос от амбрэ не воротит».