Страница 29 из 32
Однажды я возвращался подбитый, и «горбатый» шел тоже подбитый. И я к «горбатому», пристроился. Вместе пришли...
— А как Вас подбили?
Мы ходили с дважды Героем Советского Союза Паршиным. Он был ведущий девятки штурмовиков. И мы четверкой, полетели с ними за линию фронта. А когда обратно летели, обычно после штурмовки они над самыми елками, внизу к ним никто не подойдет, а мы идем сверху. Шли обратно по другому пути и нарвались на «Эрликоны». Это малокалиберные зенитные артиллерийские автоматы. В такую катавасию попали... Кругом сплошной фейерверк, стреляют, и маневрировать бесполезно. Везде трассы идут... Ну и мне врезали. Меня сразу перевернуло, я вывернулся, смотрю в консоли дырка. Ну и тут начали меня добивать...
— Сколько сантиметров дырка?
Я в нее целиком пролезал. Консоль почти всю выбили. До бака осталось совсем немного. Если бы туда попали, взорвался бы...
Самолет шел уже юзом, как-то... Они стали меня добивать. В общем, не попали...
Ну, я прилетел, на стоянку зарулил. Дыра — я в нее запросто пролезал. Ну, думаю, отдохну от боев. А утром прихожу, смотрю, а самолет уже живой. Техники поработали. За ночь, пока мы отдыхали, они все сделали. Как зализали непонятно. Вроде ничего и не было.
— Вы нам показывали взрыватель от снаряда или от пули крупнокалиберной...
Это мне врезал «Фокке-Вульф»... В начале боев на Карельском перешейке. Со штурмовиками ходили. Отштурмовали — и домой пошли. Штурмовики внизу, над елками, а я сзади иду, сверху. Тишина, ничего нет... Вдруг в меня шары полетели по кабине. Я автоматически сманеврировал, ногу дал... Повернулся, посмотрел, уже никого нет... В общем, проморгал я. «Фоккеры» на меня со стороны солнца, зашли. Расслабился я, и в это время они мне врезали...
Двигатель работает, самолет летит, но бензином воняет...
Пришел, на стоянку зарулил. Они стабилизатор немножко задели, прорвали фюзеляж и на крыле дырка. И еще смотрю, где щитки — дырка.
Думаю, если я стану выпускать поврежденные щитки на малой высоте, и если перевернусь, то ничего не успею сделать...
И я на малой скорости щитки выпустил на высоте шестьсот метров... Иду, нормально, так пришел и сел.
А головка взрывателя оказалась около бензобака, техник мне на память дал.
Ложимся спать. Снял хромовые сапоги... Только-только выдали хромовые сапоги. Мелкие осколки портянку в кружево превратили, а нога ничего. Абсолютно, даже, царапины нет. Повнимательнее посмотрел и обнаружил на сапоге мелкие дырки. Так и ходил я в этом сапоге.
Вот так, был такой случай.
— Когда Вы атаку пропустили, что видели?
Шары красные полетели. Несколько шаров подряд, около кабины. И четыре шнура пролетели рядом...
— Получается, что трасса и целиться помогает, и подсказывает противнику, что его обстреливают. Трасса прошла, и Вы узнали, что по Вам стреляли, и тут же сманеврировали. А если бы трассы не было, то по Вам еще бы добавили?
Обычно у немцев была одна атака. Метров с четырехсот. С большего расстояния трудно попасть. А с более близкого опасно: вдруг атакуемый начнет разрушаться.
— В вашем полку бывали случаи, чтобы атакуемый немецкий самолет в воздухе развалился?
Про такое и не слышал. Они просто горели, падали
— Вооружение «Яка», 37-миллиметровая пушка и два пулемета, достаточно было? Или маловато было?
В основном в цель из 37-миллиметровой пушки вылетали три, четыре снаряда, а потом вообще ничего не видно. Потому что дым идет в кабину, и ухудшается видимость. Герметизации-то никакой не было. Поэтому только 3-4 снаряда прицельно.
— На какую дистанцию пристреливали оружие?
На четыреста метров.
Занятия по матчасти «Спитфайера». Инженер АЭ, Катин, Мухмедиаров, Артемьев, техник самолета
— У Вас бронебойные снаряды были?
При заряжании чередовали: бронебойный, фугасный, зажигательный и трассирующий. Трассирующий обязательно, чтобы можно было скорректировать огонь по трассе... Так и у американцев было.
— Ветеран рассказывал, что наша огненные трассы в ясную погоду видны гораздо хуже, чем, например, английские. У английских снарядов трассы были дымные, которые видно было в любую погоду.
Мне наши трассы было видно...
— В бою многое решает случайность... В связи с этим вопрос: суеверия у Вас какие-то были?
У меня — нет.
— А в полку? Не фотографироваться перед вылетом или не бриться...
Дело проще — во время войны не было штатного фотографа... Ну, может быть, когда затишье, тогда сфотографируешься. А перед вылетом, конечно, брились...
Но что-то у нас было... Да! Бортового «13» номера не было! «12», и сразу «14». Не рисовали «13» на всякий случай, может суеверный летчик попадется...
— Скажите, а рисунки или лозунги у Вас на самолетах были?
Были любители порисовать. Но рисовали, в основном, уже после войны. А во время войны некогда было рисовать.
Я помню, когда я на «Аэрокобре» летал, на ее фюзеляже был нарисован орден Александра Невского, поскольку летчика таким редким тогда орденом наградили.
— А у немцев Вы, какие рисунки видели?
Видел на фюзеляже «мессера» сердце, пробитое стрелой и капли крови. И еще «капут» написано. Это на трофейном самолете я видел на аэродроме под Саратовом после войны.
— В войну про немецких асов знали что-нибудь?
Здесь на Ленинградском фронте командовал 54-й эскадрой гауптман Филипп.
— А такие фамилии Траутлофт, Новотны?
Нет, только про Филиппа я слышал. Он был ас, и немцы очень берегли его...
— В Эстонии Вы долго воевали?
Когда освободили Эстонию, сели на аэродром под Хаапсалу. Последний вылет оттуда я делал на остров Эзель. Остров был полностью освобожден, но там «аппендицит» небольшой остался, занятый немцами. Вот туда штурмовиков сопровождали. И вот туда прилетели. И оттуда видно Либаву, корабли там стоят. Я хотел посмотреть, пока здесь штурмовали, обстановка спокойная. «Илы» работают, мы сверху. И я повернулся посмотреть, что за корабли. А по мне как дали! Я сразу удирать. Они подумали, что я корабли иду штурмовать, и по мне как шуранули со всех кораблей...На этом все дела кончились. И мы сидели в Хаапсалу и ловили разведывательные самолеты.
— А много их было, этих разведчиков?
Раза два прилетали. Никто даже не дергался, потому что они быстро улетали. Гоняться смысла не было.
— На Вашей памяти по морским целям Ваши штурмовики работали?
Нет, никогда. Это Балтфлот работал, у них свои штурмовики были.
— По наземным целям Вам приходилось работать?
Отдельно на штурмовку мы не ходили. Наша основная наша задача была прикрывать штурмовики.
Но если в воздухе спокойно, то вместе со штурмовиками...
Спокойно цели выбираю. Смотрю, какой-то домик. Я в него из 37-миллиметровой пушки засадил. Видел, как в крышу уходят мои огненные точки...
— Бомбодержатели у Вас на самолетах не стояли?
Нет, не было. И у нас в полку не было такого задания, чтобы бомбы подвешивали. Может быть, в других полках и было.
Но однажды такой случай произошел.
Со штурмовиками ходили передний край штурмовать. Они более-менее спокойно штурмовали. А потом какой-то умник с земли сказал, что на верху спокойно, и приказал нам поучаствовать в штурмовке. А там полно штурмовиков, мы еще туда влезли... Целый рой получился — самолетов сорок, и наши два истребителя столкнулись. Гордеев и Клепиков. В воздухе столько самолетов было, что надо было не штурмовать, а смотреть, как бы не столкнуться. Погибли оба. (По данным ЦАМО: 28.06.1944 г. самолеты мл. лейтенанта Клепикова Алексея Ивановича и сержанта Гордеева Сергея Петровича столкнулись в воздухе над целью в районе Выборга).
— С Эстонии Вас куда перебрасывали? Или там войну и закончили?