Поймать лисицу

— Миятович, что ли?

— Вукович!

— Да, и тот и другой, оба.

— И эти, со Стара-горы, с Поноры, из Прачи, — проговорил Марко, прикуривая.

Они с Йоле опять перемигнулись, улыбаясь друг другу.

— Все это ерунда! — раздраженно выкрикнул Сима. — Пока не придут немцы, ничего не выйдет!

— Верно говоришь, — заметил писклявый. — Без немца не война… Где немец вспашет, ничего не вырастет!

— Видели, как они на Сутеске дали прикурить красным? — спросил тот, что помоложе. — Радован, из нашей деревни, рассказывал, там все сровняли с землей.

— Ничего, они снова поднимутся, вот посмотрите.

— Это кто поднимется?! — Задыхаясь от негодования, Сима подскочил к писклявому и схватил его за горло. — Не бывать этому! И род их в порошок сотрем!

Марко и второй крестьянин бросились его оттаскивать. Йоле с удивлением смотрел на схватившихся в драке мужчин. Наконец Марко удалось их развести.

— Ну хватит, хватит, что вы, в самом деле, — урезонивал он.

Сима налитыми кровью глазами уставился на человека, которого только что душил. А тот, держась руками за горло, сипел:

— Сволочь! Гад ползучий!

Отыскав на полу опанки[7], он обулся и выскочил наружу, продолжая сквозь зубы сыпать ругательствами.

На мельнице воцарилась тишина. Слышался только стук жерновов.

— Ты, верно, есть хочешь? — спросил Марко, чтобы как-то отвлечь Йоле.

— Нет, — ответил мальчик и сам этому удивился, вспомнив, что у него с утра ни крошки во рту не было.

— Иди-ка поешь все-таки, — позвал его Марко, доставая что-то из сумки.

Йоле ел с удовольствием, глядя на этого человека и думая о том, как ловко у него все получается: беседу повернет как захочет, и разнимет дерущихся, и уговорит принять угощение.

По их примеру крестьянин, что был помоложе, тоже полез в сумку и достал оттуда хлеб, сыр и бутылку ракии. Хлебнув из горлышка, вытер его ладонью и протянул бутылку Марко. Тот поднял бутылку вверх, сказал:

— Ну, ваше здоровье! — Выпив глоток, возвратил ее хозяину со словами: — Хорошая ракия!

— Из Гораджана, — похвастал крестьянин. — Зять мне принес зимой, когда вместе с этими вот проходили из Ябуки. — Некоторое время он ел молча, а потом, вдруг перейдя на шепот, пробормотал: — По правде говоря, не по душе мне, что он с ними. Дочка с двумя детишками осталась одна. Сам знаешь, что значит женщине одной остаться. Я уж не говорю обо всей работе, которая не для женских рук… Дом их стоит у самой дороги, а сколько солдат мимо проходит, нехорошо это!

Замолчав, он хлебнул из бутылки и снова предложил Марко. Тот отказался.

— Может, этого угостить? — спросил крестьянин.

— Угости. — Марко пожал плечами.

— Господин Сима! — позвал крестьянин. Сима, оглянувшись, уставился на него. — На-ка, хлебни немножко. Хорошая ракия!

— Благодарствую, не буду, — отрезал Сима и отвернулся к жерновам.

Перед тем как заснуть, Йоле вспоминал этот разговор и думал, что в этом человеке, крестьянине, угощавшем своей ракией, будто чего-то не хватает. "Вроде бы и неплохой, — рассуждал Йоле, — только трудно представить его партизаном, не то что Марко… Чем же не подходит? Ведь он же не четник!.. Ни то, ни другое — разве так может быть? — И вдруг ему пришла, кажется, верная мысль: — Это потому, что он слабохарактерный". Мальчик даже улыбнулся, довольный, что дошел до какого-то решения своим умом. Тут сон сморил Йоле, и он словно куда-то провалился.

Проснувщись, долго не мог сообразить, где он. Потом откуда-то донесся стук мельничных жерновов. Мальчик вскочил и выбежал наружу, испугавшись: вдруг Марко ушел, оставил его одного? Но Марко был здесь — хлопотал возле лошади.

— А, проснулся! — обрадовался тот, увидев мальчика. — Не хотелось тебя будить раньше времени.

— А зерно смололи? — спросил Йоле.

— Да, уже все готово. Пойдем, Йоле.

Стояло ясное прохладное утро. Йоле огляделся — вчерашних крестьян не было видно. Не показывался и Сима. Йоле сладко потянулся.

— Иди-ка умойся, — сказал Марко, направляясь к мельнице. — Нам пора.

Йоле побежал к реке. Опустил руку в бурлящую воду, и ее потянуло течение. "Ну и мощь! — восхитился он. — И меня бы так понесла…" Он быстро ополоснул лицо.

У мельницы стояли Марко и Сима.

— Спасибо тебе, — услышал мальчик голос Марко.

Сима ответил:

— Бога благодари.

Когда Йоле снова оглянулся, Симы уже не было.

Дорогой почти не разговаривали. Миновали одну за другой все мельницы, начали подниматься в гору. Вокруг раскинулись безводные пространства — в эту осеннюю пору листья и трава были засохшими, желтыми. "Как пустыня из отцовского рассказа", — невольно подумал Йоле.

Из задумчивости его вывел голос Марко.

— Погляди-ка, Йоле, вон там, на пересечении дорог, мы с тобой расстанемся. Мне направо, а ты пойдешь налево. Я отсыпал тебе немного пшеничной муки, пусть мать испечет вам оладушки… Что-то еще хотел тебе сказать… Ах, да… Слушай внимательно. Сдается мне, скоро здесь бои начнутся. Куда вы денетесь? — Он помолчал. — Да хорошего мало… А ты не жди, когда начнется заваруха, забирай мать и брата — и ко мне. — Марко положил мальчику руку на плечо и кивком указал на гору: — Видишь, вон там, наверху, за этой горой, мой дом. А вообще-то твоя мать знает, где наша деревня. — Он опять замолчал. Затем оглянулся, как бы проверяя, не подслушивает ли их кто, и тихо проговорил: — Я член комитета от нашей деревни, ясно? Подпольщик. Это как партизан в тылу врага…

Йоле не понимал, что такое "тыл", но зато сообразил, что Марко — партизан. Этого ему было достаточно.

— Матери передавай привет, — сказал Марко как-то смущенно и отвел взгляд в сторону. — Знаешь, я ведь когда-то за ней ухаживал. Но она выбрала твоего отца. Наверное, он был лучше. А я женился на другой, только вот детей нет…

Когда подошли к перекрестку дорог, Марко остановился.

— Ну, Йоле, попрощаемся здесь. Ты парень крепкий, думаю, донесешь свой мешок… И не забудь, что я тебе сказал, не жди, когда начнут стрелять… Ясно?

Йоле кивнул.

— Хороший ты паренек… Береги мать. — Марко нагнулся и поцеловал его в щеку, — И запомни все, о чем мы говорили! — С этими словами Марко повернулся и пошел.

Йоле долго стоял не двигаясь, глядя ему вслед. "Надо же — он ухаживал за моей мамой, — озорно засмеялся Йоле. — Значит, я мог бы быть его сыном, если бы она его выбрала… Интересно!"

Подойдя к лошади, Марко оглянулся и помахал рукой. Йоле тоже поднял руку и махнул в ответ, счастливый, будто приветствуя все доброе и честное, что всегда так трогает сердце.

Чужие девушки

Они пошли в лес собирать орехи, за ними увязались все деревенские ребятишки. Вот сбегают вниз, на равнину, точно птицы, щебечущие на разные голоса.

Лена шла грустная. Впереди виднелся пожелтевший лес. Она сказала Раде:

— Посмотри, как мрачно!

Малыш не понял, что такое "мрачно", но переспрашивать не стал.

— Знаешь, Раде, не люблю я осень. Больше всего мне лето нравится.

— Надо же, что выбрала! — засмеялся Влайко, обгоняя их. — Ведь летом полно оводов.

— Тебе-то какое дело?! — набросилась она на брата. — Сам ты овод!

— Я овод! — закричал он и побежал с раскинутыми в стороны руками. — Эй, берегись, ужалю, кого поймаю!

Ребята рванулись за ним, земля загудела от их топота. Позади остались лишь Раде с Леной да шагавший в сторонке Рыжий. Лена украдкой смотрела на него, но он этого не замечал. "Никогда он меня не полюбит", — с обидой думала девочка. Крикнуть бы ему что-нибудь, пусть даже грубое, злое, лишь бы обратить на себя его внимание. Но Рыжий шел, погруженный в свои мысли, махал прутиком то влево, то вправо, и Лена отказалась от своего намерения.

Топот ребячьих ног удалялся. Все скрылись в долине, а на взгорке, с противоположной стороны, появился пока только Йоле, прокричал что-то — победно, ликующе — и скрылся в зарослях орешника.

7

Опанки — самодельная крестьянская кожаная обувь.