Страница 14 из 17
— Неужели вы думаете, дядя, — нарочно растягивая слова, произнес племянник. — что я только затем приехал из Батума, чтобы играть перед этой сволочью на скрипке и давать дурацкие заметки в газеты. Не забудьте, что ваше согласие помочь нам дано в письменной форме и цело.
Не забудьте, что ваше согласие помочь нам дано в письменной форме и цело.
— Да… но тогда Деникин был под Орлом, я думал…
— Вы в наших руках, вот так, — и, вскочив, он до боли сжал своими длинными тонкими пальцами пухлую руку старика. — Вот так, поняли? Вы забыли свою родину, честь! Вы должны искупить свою службу у большевиков. Одним словом, — продолжал он уже более спокойно, — нас мало интересуют ваши мысли и расчеты, нам важно ваше положение, ваши возможности. Ну, а затем, вы получите, разумеется, известное вознаграждение за свой риск, сможете переехать заграницу. А если нет, — угрожающе закончил он, — то ведь мне исчезнуть отсюда не трудно, а ваше письмо мы перешлем в Чека.
— Да… но тогда Деникин был под Орлом, я думал…
— Вы в наших руках, вот так, — и вскочив, он до боли сжал своими длинными тонкими пальцами пухлую руку старика, — вот так. Поняли. Вы забыли свою родину, честь! Вы должны искупить свою службу у большевиков. Одним словом, — продолжал он уже более спокойно, — нас мало интересуют ваши мысли и расчеты, нам важно ваше, положение, ваши возможности. Ну, а затем, вы получите, разумеется, известное вознаграждение за свой риск, сможете переехать за границу. А если нет, — угрожающе закончил он, — то ведь мне исчезнуть отсюда не трудно, а ваше письмо мы перешлем в Чека.
— Ну что ты, что ты, Вацлав… Я ведь вовсе не говорю… Только трудно… А я готов… конечно…
Он дрожал и его полное, сразу обмякшее и побледневшее лицо было отвратительно.
Племянник презрительно скривил губы и снова, усаживаясь поудобнее в кресло, протянул:
— Ну, вот, так-то лучше. А трудности тут никакой нет. Ключи от шкафа с секретными сводками ведь у вас?
— У меня. Но как же?!
— А очень просто: вы мне их дадите, я сделаю слепки, а остальное уже мое дело. Вам придется только достать пропуск.
— Но при первой же ревизии обнаружится пропажа. Ведь я вам могу еще быть полезен, — робко возражал библиотекарь.
— Пожалуй, но выход придется искать вам. Вы здесь больше заинтересованы.
Эдуард Иосифович беспомощно морщил лоб, боязливо косясь на неумолимого родственника и проклиная в душе и его и себя и это проклятое, поставившее все вверх ногами, время. Вацлав сидел прямой, строгий и трудно было узнать изнеженного, нервного юношу-музыканта в этой черствой, на все пуговицы застегнутой и напряженно ожидавшей ответа, фигуре…
— Ну, вот что, — прервал он, наконец, молчание, — вы, кажется, расположены думать до утра. Завтра вечером я приду, и вы передадите мне ключи и пропуск. До свидания.
На следующий день Эдуард Иосифович был так рассеян на службе, что помощник его кандидат в РКП, Игнат Новиков, ворча, осведомился о его здоровья, а проходившему военному шепнул:
— Следовало бы посмотреть за нашим завом, что-то он не в себе…
Но шепнул неосторожно, не оглянувшись, и библиотекарь услышал. Весь сжавшись, он окончательно потерял самообладание и, едва досидев до положенных четырех часов, с ознобом и шумом в ушах побрел в общежитие.
— Как дела, — с вкрадчивой хитростью начал вошедший Вацлав, — вы нездоровы, дядя? Ключи, надеюсь, с вами?
— Берите, все берите… и меня берите, — растерянно хватаясь за голову, бормотал дядя: —я не могу, я с ума сойду, за мной уже следят. Они поймут… Вацлав — он, сразу оборвал, увидя прежнюю жестокость и беспощадность в глазах гостя.
— Кто следит, — коротко спросил тот.
— Мой помощник, ему верят, он кандидат в РКП.
— Эх, вы! А еще полковник! Раскис, как баба! Давайте сюда ключи и пропуск. Так, теперь слушайте: завтра вы подаете рапорт о болезни и недельном отпуске. Сдаете дела помощнику. Когда мы сделаем выемку, вы возвращаетесь и, принимая дела от этого вашего коммуниста, обнаруживаете пропажу. Поняли. Будет арестован он, а не вы.
Полковник сразу сел и, хлопая глазами, старался понять этот план.
— А ведь верно, — расплылся он в улыбку облегчения.
— Верно — передразнил его Вацлав, — сами не могли додуматься.
Через четверть часа, сняв слепок с ключей и, получив необходимые указания о проходе в библиотеку, он распрощался.
Несколько дней спустя в одной из аллей Петровского парка, подернутых вечерними сумерками, показались две фигуры. Молодой человек, с заметной почтительностью, что-то тихо говорил своей спутнице. Оба засмеялись. Злорадно и жестко.
— Этот Новиков едва ли открутится: замки целы, дела он принял при комиссаре.
Женщина остановилась у дерева и запрокинула голову к звёздному небу.
— Вы хорошо придумали, Вацлав. Это как раз те сведения, которые нам были нужны. А за гибель Эрбе и Баранникова мы отплатим. Я возьмусь за это дело сама. Мы жестоко отплатим.
XI. Волчьи ворота
— Готовьте бумаги, Андрей, через два часа качу в Москву.
— Как, в Москву.
— А очень просто: курьером от Войтинского к Кате.
Андрей откинулся на спинку стула и расхохотался.
— Вот как. Однако, быстро вы его облапошили.
— За то экзамен мне учинили такой, что я предпочел бы стоять под беглым артиллерийским огнем. Кончилось тем, что они приняли меня за деникинского контрразведчика, о котором наслышались всяких небылиц.
— Ну, Валико, с этим вас можно поздравить. А явки получили.
— Одну в Новороссийск, другую— в Москву. Хотели, было, дать еще в Казань, где у них какой-то доктор сидит, да раздумали.
— А как вы проберетесь?
— На турецкой фелюге прямо в Новороссийск.
— Такой маршрут нам на руку. Я дам вам два пакета: один — для тов. Клячко, а другой — Костину. Как видно, организация значительно шире, чем мы думали. Постарайтесь скорей сообщить из Москвы как дела.
— Теперь они у нас в руках во как сидят.
Когда Валико ушел, Андрей сел писать. Совершенно ясно вырисовывалась связь Войтинского с Крымом, подготовка десанта под Новороссийском, бело-зеленые отряды в горах и группы в Москве, да в Москве ли только?! Загнанной на полуостров генеральской своре стало тесно в Крыму, как в мешке, но вылезть оттуда можно только разрушив тыл Красной армии. Со дня на день надо было ждать новых вылазок под боком и ударов в самые уязвимые места еще не окрепшей Советской России.
Перед отъездом Валико был принят Войтинским в кабинете штаба.
— Надо остерегаться, — пояснил тот, — город кишит этими негодяями. Англичане арестовали десятка два и успокоились. Впрочем, учить вас не приходится, ведь мы на вас возлагаем исключительно большие надежды.
— А в этом турке-лодочнике вы уверены? — закинул удочку Валико.
— Черт его знает, он только контрабандист. Знакомство с ним случайное.
Путешествие до Новороссийска не представляло никаких затруднений. На случай встречи с добровольческим или антантовским судом у Валико был пропуск от Кук-Коллиса и удостоверение от генерала Драценко. У Советских берегов предстояло говорить и действовать хозяину фелюги Мамеду, турку лет тридцати пяти, рослому красавцу с крепкими руками и зорким взглядом. Летняя жара смягчалась на море легким ветром и лайба, медленно вздрагивая, скользила по зеркальной поверхности.
Валико, знакомый с переплетом взаимоотношений закавказских народностей и хорошо изучивший кемалистское движение, сразу понял, чем дышит Мамед. Когда тот раздельно и выразительно произносил «Мустафа-Кемаль-Паша», то имя это в его устах звучало восторженным гимном, торжественной молитвой. Также явно проскальзывали и его надежды на помощь Советской России. Но если Валико быстро разгадал своего спутника, то моряк с первого слова подумал: «Врангелевский разведчик». И с тактом, достойным восточного дипломата, нащупывал убеждения пассажира.