Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 128

Взяв руку Флер, он припал к ней губами. Это был жест, полный чувства и свойственный только иностранцу. Ни один английский джентльмен никогда бы не осмелился поцеловать таким образом руку девушки. Он никогда бы этого не сделал. Она чувствовала, как бешено бьется в груди ее сердце. Ей не хватало воздуха.

— Все две недели я отлично помнил ваше лицо, но до сих пор не знаю, как вас зовут, — продолжал незнакомец. — Позвольте представиться. Граф Сергей Николаевич Карев, весь к вашим услугам!

— Да, я знаю, — невольно вырвалось у Флер.

 6

— Вы знаете? — переспросил он, удивленно вскидывая брови. У него были красивые, тонкие, изогнутые дугой брови — это она сразу заметила. Флер вдруг представила, как она проводит по ним пальцем и, вздрогнув, густо покраснела.

— Я хочу сказать, что знаю ваше имя. — «Чего это я стала заикаться? — удивленно подумала она про себя. — Что со мной?»

Граф улыбался ей с сочувствием, словно читая ее мысли.

— Здесь неудобно разговаривать. Пойдемте отсюда, дайте мне руку.

Она взяла его под руку, и, не отдавая себе отчета, они вдруг зашагали в противоположную от столовой сторону. Спустя несколько минут через маленькую заднюю дверь в конце коридора они снова вошли в бальный зал, в том месте, где стоял помост для музыкантов. Музыканты ушли, чтобы немного освежиться и отдохнуть, и здесь, в этом конце зала, было совсем мало народу. Там у угла подиума выстроились в ряд цветы и зеленые растения, включая довольно высокие домашние пальмы в больших горшках. Под их широкими листьями граф остановил Флер и снова заглянул ей в глаза.

— Подождем здесь немного. Скажите мне сразу, — спросил он, — вам не причинили вреда те хулиганы?

— Нет, нет, ни в малейшей степени. Я была просто потрясена, разгневана, но особой боли не испытывала.

— Слава Богу! Я так волновался. Я так боялся последствий. Но у вас есть сила воли, и вы никому не позволите себя уничтожить.

Поглядев на Карева, Флер вдруг поняла, что плохо запомнила его внешность, кроме выражения глаз, да и тут у нее сохранились только смутные воспоминания. Они у графа были необычными, блестящими, а из-за странного ободка вокруг радужной оболочки казались дикими, неукрощенными. Лицо его соответствовало глазам. Внешне Карев отличался от английского джентльмена. У него было вытянутое лицо иностранца, с высокими скулами и волевым подбородком. Оно было слегка загорелым, но не смуглым, мужественным, но не грубым. Рот графа был большой, выразительный, с чувственными губами, но опущенные уголки выдавали глубоко скрытую печаль. Густые, почти прямые темно-каштановые волосы отливали золотом, как старая бронза.

Это было неведомое ей, неистовое, почти дикое лицо, оно могло явиться только во сне. И все же ей показалось, что она всегда его знала. «Я вас уже где-то встречала, в каком-то неизвестном далеком месте», — невольно подумала Флер. Глупо, конечно, но рядом с ним она не чувствовала никакого стеснения, никакой скованности.

— Почему вы так быстро ушли в тот день? — спросила Флер. — Я хотела поблагодарить вас за все. Я даже не знала вашего имени…

— Но теперь вы его знаете.

— Кто-то мне сказал. Но все-таки, почему вы так стремительно исчезли?

— Мне показалось, что вокруг собралось много народу. Там рядом с вами был молодой человек, ваш друг, он мог о вас позаботиться, и чем скорее вы укрылись бы от назойливых оскорбительных взглядов зевак, тем лучше.

— Да, как раз этого я хотела больше всего.

— Знаю. Но если бы я пробыл с вами дольше, это лишь все осложнило бы. Ваш друг почувствовал бы себя обязанным отблагодарить меня. — Он вдруг улыбнулся. — Но я не думал, что будет так трудно найти вас.

— А вы на самом деле пытались?

— Зачем вы спрашиваете?

С шестнадцатилетнего возраста Флер привыкла к флирту, и, если бы сейчас перед ней стоял англичанин, она подумала бы только об этом. Но с русским у нее не было уверенности. Флер испытывала легкое головокружение, хотя, быть может, это объяснялось тем, что ей все время приходилось откидывать голову далеко назад, чтобы лучше его видеть.

— Я вас искал повсюду, я везде наводил справки, я описывал всем вашу внешность, но никто, судя по всему, не мог взять в толк, кого я имею в виду. Тогда мне показалось, что вы мне просто приснились, — продолжал граф, — и вот когда я вас наконец увидел, то ничего не мог сделать. Я не мог попросить Каменского остановить карету прямо там, чтобы не мешать движению. Я был вне себя от досады. Когда я его спросил, то оказалось, что он вас совершенно не знает! «Нет, — ответил он на мой вопрос, — я не могу назвать имени вашего постоянно ускользающего цветка».

— Именно так меня зовут — Флер, — тихо произнесла она.

— Поразительно! С того момента, как я вас увидел, я постоянно сравнивал вас с цветком. Я однажды сказал Каменскому: она похожа на цветок. И после этого он постоянно так называл вас. А теперь сообщите мне поскорее вашу фамилию, чтобы я снова не потерял вас.



— Гамильтон, — ответила Флер, вдруг почувствовав смущение. Ей хотелось чтобы ее фамилия была более благозвучная. — Меня зовут Флер Гамильтон.

Он явно был озадачен.

— Гамильтон? Но это — английская фамилия. Вы разве не француженка?

— Нет, — ответила она.

До этого они говорили по-французски. И вдруг он перешел на английский, словно это не представляло для него никакого труда.

— Теперь понятно, почему я нигде не мог отыскать вас! — сказал он с улыбкой. — Я повсюду спрашивал о прекрасной девушке-француженке с золотистыми волосами, которая собой напоминает прекрасную дикую розу! Но почему в тот день вы говорили со мной по-французски?

— Вы заговорили по-французски, и я, естественно, ответила на том же языке. — Хотя он, кажется, не был вполне удовлетворен ее ответом, она продолжала: — Я — англичанка, мой отец англичанин, а мать была француженкой. Дома мы разговаривали на обоих языках.

— Понятно. Ну, а я русский, мой русский отец предпочитал французский, а мать была англичанкой. Дома у нас звучали три языка и еще немного немецкого в придачу!

— Значит, ваша мать на самом деле была английской гувернанткой?

Он, не скрывая интереса, посмотрел на Флер.

— Кто вам сказал?

Только она хотела ему ответить, как до них донесся звонкий стук каблуков чьих-то сапог. Они услыхали высокий, укоризненный голос капитана Джерома:

— Мисс Гамильтон!

Флер повернулась к нему с виноватым видом. В бальном зале уже никого не было, кроме них двоих и приближавшегося к ним капитана. Бросив на него рассеянный взгляд, она сказала графу:

— Это мой главный чичероне. Я совсем о нем позабыла.

— Весьма польщен этим, — прошептал ей Карев с довольной улыбкой.

— Нам не стоило оставаться здесь наедине, — сказала Флер с чувством сожаления в голосе.

Он по-прежнему улыбался.

— Не беспокойтесь. Я вас не опозорю. Все приличия будут соблюдены. Теперь мне пора присоединиться к своим. Но не могли бы мы с вами потом потанцевать? Скажите, когда мне подойти к вам.

— Второй танец после ужина, — торопливо проговорила она, повернувшись к Джерому.

— Прошу меня простить, мисс Гамильтон, за опоздание, — с серьезным видом начал он. — Меня задержал герцог. Потом я сразу же направился в столовую, полагая, что вы устали меня ждать и решили обойтись без моих услуг.

Не успела Флер ему ответить, как граф, поклонившись Джерому, произнес:

— Теперь, когда вы здесь, сэр, я без всяких опасений могу вверить мисс Гамильтон вашим заботам. Прошу простить меня, мадемуазель, меня ожидает посол и его свита. — Поклонившись ей, граф спокойно, с достоинством удалился. Все было отлично разыграно, — подумала Флер, взяв под руку Джерома. Он не мог почувствовать ничего неприличного в этой ситуации.

Джером, направляясь к столовой, казалось, погрузился в глубокие мысли. Через несколько секунд он сказал странным, безразличным голосом: