Страница 39 из 188
Чтобы отстаивать свое мнение, нужно иметь большое гражданское мужество, полную выслугу лет и готовность в случае чего немедленно отправиться в отставку, как это сделал начальник Следственного управления Главной военной прокуратуры генерал-майор юстиции Виктор Степанович Шеин.
Ну, а что же офицеры, которые готовили торпеду к практической стрельбе? В соответствии с приказом, «толстушка»[51] должна была быть подготовлена к учениям расчетом цеха минно-торпедного склада с 21 по 27 июля. Поначалу операцией руководил старший лейтенант Алиферов, но с 28 июля подготовка осуществлялась под руководством старшего мичмана Козлова, который не был допущен к выполнению обязанностей в качестве командира расчета. В контрольно-приемном листе стоит ряд подписей. В графе «принял/исп» расписался заместитель начальника цеха, капитан Шевченко, который не имел права самостоятельно руководить действиями по подготовке торпеды.
3 августа заместитель командира по торпедным вооружениям войсковой части капитан II ранга А. Коротков произвел контрольную проверку. На ней от АПРК «Курск» присутствовали Алексей Иванов-Павлов и Абдулкадыр Ильдаров. Они были опрошены на предмет знания правил эксплуатации торпеды, после чего состоялось ее принятие. Опрос должен был проводить Коротков, но, если верить документам, это сделал старший мичман Козлов, который, как уже упоминалось, не имел права проверять подготовку экипажа. Процедура была как минимум формальной, а с большой степенью вероятности можно предположить, что эти документы и подписи появились после трагедии.
Здесь также следует отметить, что приказ от 20 июня 2000 года о допуске к приему и эксплуатации торпед калибра 650 мм подписан неправомочным лицом. Свой автограф на документе поставил врио командира дивизии капитан I ранга А. В. Краснобаев. В тот момент он являлся заместителем начальника штаба дивизии по оперативной и боевой подготовке, и его служебное положение, согласно инструкциям и приказам, не позволяло выдавать такие санкции.
В экспертизе вице-адмирала Рязанцева недвусмысленно указывается на различия в подписях, а экспертизы, которые есть в уголовном деле, это подтверждают. Правда, следователи ограничились констатацией факта подделки документов, но выяснять, кто именно эти документы фальсифицировал, кто давал указание об их подделке, следствие не стало. В постановлении о прекращении уголовного дела о фальсификации документов не упоминается.
Еще раз процитирую Александра Покровского: «О причинах взрывов говорить можно до утра, одно бесспорно — они погрузили неисправную торпеду для этой стрельбы. Кроме того, она переписная. Согласен, торпедисты на „Курске“ именно этой торпедой чуть ли не первый раз в жизни должны были стрелять. Я не знаю, какой Попов командующий (не берусь судить), но то, что торпедисты были „сырые“, это на его совести и на совести его офицеров».
Александр Покровский не изучал материалы уголовного дела, ему неизвестны фактические обстоятельства подготовки корабля и экипажа, но он попал в яблочко.
Вопрос о готовности корабля к выходу в море — один из наиважнейших. Готов корабль к выходу в море — есть разрешение на выход, не готов — выход запрещен. На вопрос о готовности «Курска» Устинов в своей книге прямого ответа не дает:
«Из заключений экспертов, в частности вице-адмирала В. Д. Рязанцева, можно было бы сделать косвенный вывод, что к учениям подводная лодка не была подготовлена полностью должным образом. Но это не стало и не могло стать причиной катастрофы. Однако такое предположение необходимо было подтвердить тщательным и полным расследованием. Повторюсь, версий в первое время было очень много».
Устиновская книга вышла после окончания расследования, и если следствие не сделало выводов и не связало установленный факт неготовности корабля к выходу в море и к стрельбе перекисно-водородной торпедой с последующей трагедией — это проблема следствия и самого Устинова, а также свидетельство того, что того самого устиновского «тщательного и полного расследования» не было. Придя к таким выводам, которые Устинов излагает в книге, его прямая обязанность — возобновить предварительное следствие.
Но одно дело — словесное утверждение, что экипаж не был подготовлен к стрельбе перекисно-водородной торпедой, а другое — наличие документальных подтверждений того, как фактически экипаж «работал» с этой торпедой. В постановлении о прекращении уголовного дела (с. 15) сказано: «Погрузку боезапаса на подводную лодку также контролировал флагманский минер капитан II ранга Кондратенко А. В. Он же контролировал подключение торпеды после ее загрузки на автоматизированный стеллаж к системе контроля окислителя».
Но флагманский минер остался на берегу!
По утверждению Валерия Рязанцева, старшина команды торпедистов «Курска» попросил знакомого торпедиста — мичмана, контрактника с соседней подводной лодки — показать ему, как производится подключение торпед к системам контроля окислителя. Именно этот безымянный мичман и подключил боевые торпеды на борту «Курска» к системе контроля окислителя и поинтересовался у приятеля, могут ли торпедисты эксплуатировать эти торпеды.
Мы имеем беспрецедентный случай неготовности экипажа к боевому применению и эксплуатации оружия, которое ему вверено. Но, как я уже говорил, это не вина экипажа, это его беда.
Есть еще один важный момент, который не упоминается в материалах уголовного дела. Ходили слухи, что торпеду во время транспортировки уронили. Однако этот факт, что называется, под протокол никто не подтвердил. Генеральный конструктор «Рубина» Игорь Спасский по этому поводу написал следующее:
«Необходимо иметь в виду, что при транспортировке торпеды от технической базы, при ее погрузке на подводную лодку и затем — в торпедный аппарат корпус торпеды даже при самых идеальных условиях выполнения операций несет определенные нагрузки, в основном изгибные. Это обстоятельство может существенно повлиять на развитие скрытых дефектов в швах корпуса торпеды и вызвать протечку перекиси. Если предположить, что в течение восьми дней нахождения большой практической торпеды на стеллажах в отсеке протечки не были обнаружены, то это значит, что негерметичность появилась и развивалась после погрузки торпеды в торпедный аппарат, которая осуществляется обычно за три часа до стрельб».
Налицо целый ряд нарушений инструкций и приказов по эксплуатации, хранению и использованию перекисно-водородной торпеды калибра 650 мм. Каждое из них может находиться в причинной связи с взрывом торпеды, приведшим к гибели корабля и экипажа. Однако, поскольку точную причину утечки пероксида водорода установить невозможно, Главная военная прокуратура сделала вывод, что доказать вину того или иного должностного лица, допустившего мелкое, среднее или крупное нарушение, нельзя.
Существует философский закон перехода количества в качество.
Множество ошибок, которые объединены не очень цивильным, но емким словом «бардак», привели к катастрофе. А за нее должно отвечать командование Северного флота. Форма ответственности очень проста: выпуск неподготовленного корабля и экипажа привел к его гибели и смерти 118 подводников, а это значит, что между халатностью и тягчайшими последствиями есть причинная связь.
Генеральный прокурор Владимир Устинов пишет о каких-то «косвенных выводах». Простите, но такого понятия нет ни в теории права, ни в юридической практике. Могут быть косвенные доказательства.
За псевдонаучными фразами Устинов скрывает факты и доказательства, а названием своей книги «Правда о „Курске“» скрывает эту правду. Давайте посмотрим на выводы эксперта так, как пишет Артур Егиев в постановлении о прекращении уголовного дела (с. 35–39):
51
«Толстушка» — неформальное название торпеды калибра 650 мм, прозванной подводниками за калибр и габариты.