Маркус Вольф

Лотти — Шарлотта Мюллер — ездила в Западный Берлин, чтобы навестить сестру. И встречалась с Куррасом. Как правило, в кафе в парке Тиргартен. Во время бесед с ним она старалась пробудить его классовое сознание, особенно когда ей казалось, что ему не хватает энтузиазма. А у него возникали проблемы, когда он должен был допрашивать своих товарищей — пойманных агентов из ГДР.

Двадцать шестого января 1965 года Лотти докладывала о беседе с Куррасом: «Он высказал определенные сомнения относительно участия в арестах людей, которые работают на Германскую Демократическую Республику. Я ответила, что он обязан исполнять свою работу. Я напомнила ему о докторе Зорге, которому приходилось делать то, что шло вразрез с его взглядами ради получения важной информации».

Ее дар убеждения возымел действие. После следующей беседы она доложила: «Он уже не испытывает сомнений относительно участия в работе против тех, кто подозревается в сотрудничестве с МГБ».

Когда Куррас отправлялся в отпуск в Австрию, то заезжал в социалистическую Чехословакию, чтобы там в безопасной и комфортной обстановке побеседовать со своими кураторами из МГБ. Ему платили. Он получил 20 тысяч западногерманских марок — немалая сумма в те годы. Стресс снимал выпивкой и стрельбой в тире. В досье Курраса отмечены и его служебные успехи, и привычка злоупотреблять алкоголем. А также его страсть к оружию: «Он не скрывает, что ему нравится стрелять. Просил раздобыть оружие, которое нельзя купить на Западе».

Почти всё свободное время он проводил в тире. Тайная служба в МГБ позволяла наслаждаться любимым делом. До четырехсот марок в месяц уходило только на патроны. Характерен пароль, с которым к нему направили связного из МГБ:

— Господин Куррас, меня послали к вам из стрелкового отдела.

И такой прекрасный стрелок случайно застрелил ни в чем не повинного студента Бенно Онезорга? Как все это произошло?

Вечером 2 июня 1967 года шаха Резу Пехлеви ожидали в западноберлинской опере. Давали «Волшебную флейту» Вольфганга Амадея Моцарта. Перед зданием собрались и студенты, противники Резы Пехлеви, и сторонники шаха. Безопасность высокого гостя из Ирана обеспечивал сотрудник полиции Ханс Ульрих Вернер, который в годы Второй мировой войны боролся с советскими партизанами на Украине.

Когда около восьми вечера появился «Мерседес-600» с шахом и шахиней, толпа принялась скандировать: «Убийца!» В гостей полетели помидоры и яйца. Полиция схватила одного из молодых людей. Его бросили в служебный автобус и избили. Гости вошли в оперу, и улица успокоилась. Тем не менее полиция вела себя агрессивно и атаковала собравшихся, не потребовав от демонстрантов предварительно — как положено по инструкции — разойтись. Полицейские орудовали дубинками и ногами.

Когда люди стали убегать, полиция обрушила на них сбивающие с ног ледяные струи из водяной пушки. Специальные подразделения старались выявить и поймать руководителей демонстрации.

Молодая пара — Бенно и Криста Онезорг — стояли на перекрестке. Они поженились полтора месяца назад и ждали ребенка. Случайные прохожие, они были потрясены жестокостью полиции. Бенно Онезорг занимался германо-романскими штудиями. Ему всего лишь хотелось понять, что происходит. Его жена, увидев, что ситуация слишком опасная, пошла домой. Полиция оттеснила демонстрантов на Круммештрассе. Куррас руководил одной из атакующих групп. На стоянке люди метались между машинами. Трое полицейских сбили с ног и избивали одного из студентов. Попавшему под руку Онезоргу тоже досталось. И тут Куррас выстрелил Онезоргу в затылок.

Свидетели вспоминали, как другой полицейский кричал на Курраса:

— Ты что, с ума сошел, стрелять здесь?!

Куррас ответил:

— Я случайно.

Его начальник крикнул:

— Куррас, назад! Немедленно! Уходи отсюда!

Тяжелораненый Онезорг лежал на земле. Полицейские помешали подбежавшему норвежскому врачу оказать ему первую помощь. 15 минут ушли на то, чтобы вызвать «скорую помощь», и еще 45 минут на то, чтобы доставить раненого в больницу.

Иранский шах, узнав о происшедшем, дружески поделился опытом с правящим обер-бургомистром города пастором Генрихом Альбертцем:

— Вам нужно больше стрелять. Тогда всё успокоится.

Альбертц выслушал его с изумлением. Пастор в годы третьего рейха принадлежал к антинацистски настроенным священнослужителям и входил в так называемую исповедальную церковь. Вскоре он разочаруется в политической деятельности и вернется к служению Господу….

Профсоюз выделил лучшему снайперу берлинской полиции Куррасу 60 тысяч марок, чтобы он мог нанять адвоката для защиты от обвинений в непреднамеренном убийстве. Куррас утверждал, что его сбили с ног и били человек десять или одиннадцать. А двое набросились на него с ножами… Он сделал предупредительный выстрел. И только в схватке случайно попал в Онезорга.

Ни один из свидетелей не смог хотя бы частично подтвердить его показания. Но суд оправдал Курраса. Через четыре года его вновь приняли на службу в полицию. Если бы тогда Курраса не выгораживали из корпоративной солидарности, не произошло бы такой радикализации молодежи.

Одна из террористических групп так и назвала себя — «Движение Второго июня». Боевик группы Тилль Майер сказал тогда:

— Западноберлинский полицейский стрелял во всех нас.

Впоследствии Тилль Майер сам стал секретным сотрудником Министерства госбезопасности ГДР. Безумная ситуация: и террорист, и полицейский — оба агенты МГБ!

Для студентов оправдание Курраса судом стало подтверждением того, что общество устроено неправильно — преступника-шаха встречают с почетом, полицейского-убийцу отпускают.

Интересно, что поступок Курраса огорчил Министерство госбезопасности ГДР. 8 июня он получил шифрованную радиограмму: «Уничтожьте немедленно все материалы. На время прекратите работу. Восстановим контакт после окончания расследования. Мы крайне сожалеем об инциденте». Куррас ответил: «Понял. Всё уничтожил. Встретимся в кафе. Нужны деньги на адвоката».

Но только через девять лет, 24 марта 1976 года, Куррас встретился со своим куратором — Вернером Айзенбеком. Теперь Куррас служил в транспортном отделе западноберлинской полиции. Он хотел возобновить работу на МГБ ГДР. Похвастался перед Айзенбеком, что «неприятный инцидент» забыт, его уже повысили и скоро сделают старшим инспектором. Но для Министерства госбезопасности он утратил всякую ценность, и работу с ним прекратили. Компартия ГДР, которой он восхищался, дистанцировалась от своего трудолюбивого информатора. Центральный орган Социалистической единой партии Германии газета «Нойес Дойчланд» возмущалась его оправданием: «Убийца довольно ухмыляется».

В западноберлинской полиции пошли разговоры о пьянстве Курраса. Летом 1971 года его обнаружили в парке на скамейке пьяным, а в портфеле — нож и табельный пистолет, хотя ему запретили ношение оружия. Его отстранили от службы. Потом вновь восстановили. Когда он вышел в отставку в 1987 году в ранге старшего инспектора, полицейское управление вздохнуло с облегчением.

Куррас никогда не сожалел о том, что убил студента. В декабре 2007 года он казал журналисту:

— Ошибка? Да мне надо было не один раз выстрелить, а несколько…

Карл Хайнц Куррас часами слушал радио и пил. Гуляя, громогласно извергал проклятия, в основном в адрес иностранцев. До недавнего времени двое мужчин, бывшие коллеги, в сером «мерседесе» забирали его по воскресеньям и куда-то увозили. Но какие коллеги? Бывшие сотрудники западноберлинской полиции или Министерства госбезопасности ГДР? Когда к нему пришел журналист из газеты «Тагесшпигель», то увидел плешивого старика. Куррас злобно сказал, что убил Онезорга ради удовольствия.

А некоторые террористы, которые взялись за оружие из-за убийства Онезорга, потом, спасаясь от наказания, бежали в социалистическую ГДР!

В 1983 году молодая женщина по имени Ева обосновалась в небольшом городке-спутнике Дрездена. Ее устроили на работу в типографию «Дружба народов».