Чужой

Ну и вот: хотя он раньше и мечтал о чем то подобном, о том, чтобы провести месяц другой в «свободном полете», не заморачиваясь особенно на счет будущего, но тут вдруг навалилась на него тоска. У него имелись лишь довольно смутные идеи в отношении того, чем ему следует заняться на «гражданке».

Как то все очень непросто сейчас, произошло много перемен; жизнь, как оказалось, устроена сложней, иначе, чем было даже в ту пору, когда он уходил по призыву в армию. Многое покамест Краснову было не понятно; ему еще предстояло адаптироваться к окружению, найти свое место, подыскать себе подходящее занятие.

Но одно он понимал уже сейчас. Ему надо научиться жить своим умом, а не бабьим. И как бы сладко и сытно сейчас ни жилось, надо что то делать, что то менять.

Водитель подержанного «пассата», намеревавшийся свернуть к зданию ДК, выписал замысловатую петлю на проезжей части и приткнулся к обочине в аккурат рядом с остановкой.

Из машины вышли двое парней, подошли к навесу.

Краснов поднялся; с Лешим они обнялись, как старые знакомые. Сколько он себя помнил, столько помнил и Супруна, с которым они еще в детсаду на соседних горшках сиживали. А потом и учились в одном классе, слывя бузотерами и сорвиголовами. Повзрослел Леха, заматерел. Здоров стал, как битюг. Дмитрий слышал, что приятель после дембеля подался в ментовку, в «пэпээсники». Но там что то у него не сложилось и сейчас он вроде как зацепился в одном из местных ЧОПов. Одет в темные брюки и светлую рубаху с коротким рукавом, плотно облепившую его мускулистый торс. Стрижен под ноль; пахнет от него пивом и мужским дезодорантом.

— Ну, привет, Димон! — Супрун, белозубо улыбаясь, хлопнул приятеля по плечу. — А ты ничего так… отъел физию, я вижу?! Ну чё, сбежал от своей «диспетчерши»? Ну и молодца… хотя, конечно, это твое личное дело!

Крепыш, в котором роста было, как и в Краснове, чуть за сто восемьдесят, но веса кило эдак на двадцать поболее, обернулся к третьему, в котором Дмитрий уже успел признать еще одного знакомого по детским годам — Шулепина.

— Вот, Щульц тоже набивается к нам в компанию!

Третий парень был их сверстником, учился до восьмого в параллельном классе. Баскетбольного роста, за метр девяносто, порывистый, неспокойного характера, но довольно тщедушного телосложения. Лицо у этого Шулепина, точно у лошади: длинное, худое и узкое. Сам он светлой масти, а вот глаза почти черные, чуть навыкате; взгляд внимательный и какой то горячечный; с детства у него неправильный прикус, — верхние зубы торчат вперед, так что их почти не закрывает верхняя губа. Лоб высокий и чуть скошенный к надбровьям; короткая стрижка, как и у Супруна…

— Здорово, Игорь, — негромко сказал Краснов. — Давненько не виделись. Слышал, что ты снялся куда то. Говорили даже, что ты в Москву уехал.

Шулепин, на котором были черные брюки, черная с красными вставками майка и легкая куртка темного окраса, обнажил свои длинные верхние зубы — вроде как он тоже рад повидаться с «другом детства»… А потом вдруг вскинул руку в знакомом по фильмам и кадрам приветствии!

— Зиг хайль!! — произнес он бесцветным голосом. — Слава русским патриотам! Рад тебя видеть, Димон. Здорово!

И тут же протянул ладонь для рукопожатия.

Краснов, несколько удивленный этой его выходкой, все же обменялся с ним вялым рукопожатием. Надо сказать, что он не слишком жаловал этого типа. Не то, чтобы Шульц — эта кличка закрепилась за Шулепиным еще в школьную пору — когда то перешел ему дорогу. Да и «махаться» с ним не доводилось, или там конкурировать за девчачье внимание. Но что то в нем было такое, что отбивало желание корешиться с этим парнем, иметь с ним тесные приятельские отношения. Впрочем, то были давние дела: за те несколько лет, что они не виделись, многое могло перемениться, в том числе и характер человека…

Супрун ненадолго вернулся к машине, в которой, кажется, находились еще двое или даже трое парней. Открыв дверцу со стороны кресла пассажира, он бросил какую то реплику, затем махнул рукой — как бы попрощался. Синий «фольксваген» отъехал от обочины; на развороте водитель посигналил и на этот раз уже Шульц, обернувшись, еще раз выбросил руку в нацистском приветствии — похоже, что он тренировал этот жест не один день.

— Правильные пацаны… наши… Ты, Димка, наверное, их не знаешь, — сказал Супрун. — Ладно, потом как нибудь познакомим. Кстати… А чё ты на остановке притулился? А не в ДэКа, как договаривались? Хорошо, что Шульц тебя заметил, а то могли бы разминуться!

— Я туда подходил. Но мне показалось, что там одни малолетки тусуются. — Краснов опустился на скамью и жестом пригласил остальных тоже присесть. — Я тут бутылек прихватил. Не в курсе, правда, принято ли сейчас… — Он замялся, подбирая нужные слова. — Маленько отстал от жизни. Теперь, наверное, вот так, на лавочке, уже и не принято выпивать. Можем, кстати, и в бар закатиться, я не против.

— Опрокинуть стопарь не зазорно в любом месте, — Супрун свернул «шляпу» на водочной бутылке и принялся наливать в пластиковый стаканчик, который передал ему Краснов.

— Главное, не где, а с кем, в какой компании…

— У нас, вообще то, сейчас не принято бухать, — подал реплику Шульц. — Потому что наши враги, разные «зоги» и черные, как раз и рассчитывают на то, чтобы мы все скорей спились и вымерли на куй.

— «Мы» — это кто? — поинтересовался Краснов.

— Русские люди, кто ж еще. Настоящие хозяева этой земли.

Супрун передал наполненный на треть стакан Краснову.

— А мы разве «бухаем»? — судя по тону и не сходящей с лица широкой ухмылке, Леха был в отличном расположении духа. — Если мы реально «русские люди»… а так оно, братишки, и есть на самом деле… то грех нам не выпить за встречу!

Краснов взял стаканчик с водкой. Наверное, надо было сказать какие то слова, но ничего не шло в голову.

— Давай, Димон — накати! — поторопил его Леший. — Да пошли они все… эти бабы! Короче! За крепкую мужскую дружбу! С возвращеньицем! И не особо заморачивайся тем, что говорит «геноссе» Шульц… Хотя, между нами, он во многом прав. Вернулся вот из столицы. Кое что повидал, кое какие мосты навел. Ладно, об этом после. А сейчас — пей!

Выпили в очередь; Шульц тоже не отказался накатить «сотку». Супрун, продолжая прерванный разговор, сказал:

— Пока ты служил, Димон, у нас тут многое поменялось. В самом городе еще ладно… перемены не так заметны, хотя они и есть. Но в пригородах… в селах и на многих хуторах… млин, просто засилье приезжих.

— Кавказцы понаехали? — спросил Краснов. — Кое что слышал.

— И не только кавказцы. Из Азии до хрена народу… ото всюду! Даже в ментуре и в районных управах у них уже есть свои люди! Ну и плюс наш Универ, ты в курсе, обучает иностранцев… Кого здесь только не увидишь, млин! Рынки, сервис, автозаправки, общепит! До хрена бизнесов они уже под себя подгребли!

— А власть что думает?

— Многие кормятся из их рук, — Супрун скривил губы. — А те, что повыше… ну, у них какие то свои варки. Я вот пару дней назад вышел из парадного, а во дворе, на стенке трансформаторного узла — надпись! Белым по красному. Хотя и не очень грамотно, но в с т а в л я е т… РУСКИЕ, МЫ ВАС ВЫРИЖИМ!

— О как?!

— Ага. Ниже, в скобках, приписано — МАЛЫЙ НАРОД… Вот так, понял?! Когда возвращался обратно, то наш дворник… кстати — таджик… замазывал эту надпись. Вот так вот, Димон. Мы тут типа уже и не хозяева, в собственном то доме.

— «Малым народом» обычно ж и д о в называют, — встрял в их разговор Шульц. — А тут явно без вайнахов не обошлось. Хотя могли и азеры вот так выступить, они нынче тоже борзо себя ведут. Раньше сидели тихо, торговали себе на рынке! А сейчас чуть что, вмиг толпа собирается и понеслось — «Аллах акбар!» А менты, суки продажные, не вмешиваются…