Страница 92 из 146
Девятого октября в три часа пополудни Лист переступил порог вагнеровской виллы. Сначала они вели беседы об искусстве, музицировали — Вагнер показывал Листу фрагменты почти завершенных «Нюрнбергских мейстерзингеров» — казалось, прерванные отношения восстановились. Но разговор о семейных проблемах был неизбежен. Еще в Мюнхене Козима недвусмысленно дала понять отцу, что все старания сохранить ее брак напрасны. Теперь Вагнер подтвердил, что намерен окончательно связать свою жизнь с Козимой и мнение Листа в данном вопросе их фактически не интересует. Лист покинул Трибшен в состоянии глубокой подавленности. Его дружба с Вагнером, более того, отношения с дочерью отныне почти прервались…
Ни о каких концертах в Пеште он тогда и думать не мог. От запланированной поездки на родину пришлось отказаться. 1 ноября Лист вновь уединился в покоях при церкви Санта-Франческа-Романа. 11 ноября он писал Анталу Аугусу: «Я намереваюсь в течение года не покидать Рим. Зима здесь, по всей вероятности, будет очень тихой… У меня нет времени на визиты, так как в этом году, после того как я закончил „Коронационную мессу“, я всё еще не смог приступить к новой работе, а потому не собираюсь понапрасну растрачивать свои дни. Если я не занимаюсь в день четыре-пять часов композицией, у меня портится настроение и я начинаю сомневаться в своем праве на существование в этом мире»[638].
Лист и впрямь жил так, как описывал в письме. За исключением нескольких новых знакомых, чаще всего он общался лишь с Грегоровиусом и Джованни Сгамбати и писал новое духовное произведение — «Реквием» (Requiem), посвятив его памяти своих умерших детей.
У него осталась единственная дочь, и мысли о ее будущем рвали ему сердце. Летом Лист уехал в Тиволи, на романтическую виллу д’Эсте, но красота, окружавшая его, не способствовала душевному успокоению. Из Германии доходили тревожные слухи.
Основательно отдохнув зимой и весной 1868 года, Вагнер в середине мая прибыл в Мюнхен для подготовки премьеры «Нюрнбергских мейстерзингеров» на сцене придворного театра. Свой 55-летний юбилей Вагнер отпраздновал в присутствии Людвига II, отношения с которым были восстановлены. Наконец, 21 июня с триумфом прошла премьера «Мейстерзингеров». (В этот же день в Риме Лист играл в Библиотеке Ватикана для папы Пия IX.)
Вернувшись в Трибшен сразу же после премьеры, Вагнер возжелал тихой семейной идиллии. Козима не заставила себя долго ждать — приехала к нему и письмом сообщила Людвигу II о «любимом Рихарде»: «Он хорошо себя чувствует в Трибшене и вносит правку в биографию»[639].
В сентябре 1868 года Вагнер и Козима отправились в первое совместное заграничное путешествие — в Италию. Вернувшись в Германию, они 14 октября расстались в Аугсбурге: Козима поехала в Мюнхен обсуждать с Гансом фон Бюловом обстоятельства развода, а Вагнер — на свою «малую родину», в Лейпциг, а оттуда в Трибшен.
К осени Лист возвратился в свое прибежище в Санта-Франческа-Романа. Известие, что развод Козимы, а следовательно, и ее переход в лютеранство неминуемы, явилось для него тяжелым ударом. Его гнев, разочарование и отчаяние выплеснулись в письме от 2 ноября 1868 года — последней безнадежной попытке спасти дочь:
«Куда ты идешь? В чем ты пытаешься меня убедить? В чем! Всё мертво для тебя, кроме одного человека, которому, как ты надеешься, ты нужна, только лишь потому, что он говорит, что не может обойтись без тебя? Увы! Я предвижу, что очень скоро эта необходимость превратится в обременение, и, находясь в его власти, ты обязательно сама почувствуешь обиду и раздражение, вопреки тому, что он говорит сейчас. Хотя ты, возможно, и хочешь жить только для него, но это вряд ли будет возможным, поскольку смертельным ядом пропитана та основа, на которой вы стремитесь построить свое благополучие. Господь да хранит меня от того, чтобы ошибочно осуждать вас. <…> Ты легкомысленно растрачиваешь жизненно важные и святые силы своей души, упорствуя во грехе. Это разбивает мое сердце! Ты говоришь об одиночестве своих детей. Как ты собираешься решать эту проблему? Известность В[агнера] и его крайне зависимое положение от материального благополучия работает против твоих благонамеренных планов. После того скандала я сомневаюсь, чтобы вам было разрешено жить в Швейцарии или Германии. Возможно, вам придется искать убежища в Америке. Помощь вашего королевского друга и благодетеля (Людвига II. — М. З.) может в любой момент иссякнуть, и тогда жизненные трудности и позорные финансовые проблемы будут следовать за вами по пятам, как собака. Даже если вы будете достойно справляться с ними, что из того? А как насчет ваших детей? Чему вы научите их?.. Смогут ли они понять, что следует называть зло добром, день — ночью, а горькую пищу — сладкой? Да, дочь моя, то, что ты собираешься сделать, есть зло перед Богом и людьми. Все мои убеждения и опыт протестуют против этого, и я прошу тебя, во имя твоих материнских чувств, отказаться от своего рокового плана и опасных заблуждений и не приносить себя в жертву заклятому идолу. Вместо того, чтобы отрекаться от Бога, пади на колени перед Ним; Он есть Истина и Милосердие; призови Его всей душой, и Он дарует исцеление через покаяние, просветив твое сознание. Это Гансу ты необходима; это от него ты не можешь отказаться. Ты вышла за него замуж без принуждения, будучи свободной, с любовью — и его поведение по отношению к тебе всегда было таким благородным, что с твоей стороны не может быть ничего, кроме „gegenseitige Übereinstimmung“[640], в чем ты однажды поклялась ему. Какое безумие просить его сейчас расписаться на законных основаниях в твоем бесчестии! Ты необходима также своим четверым детям, которые в первую очередь заслуживают твоего внимания. <…> Ты не должна оставлять благороднейшего из мужей; ты не должна вводить в заблуждение своих детей; ты не должна идти против меня и бездумно бросаться в пропасть морального и материального страдания; и наконец, ты не должна отрекаться от Бога…»[641]
Но все увещевания были напрасны. 16 ноября Козима с дочерьми приехала в Трибшен. Не дожидаясь официального развода с Гансом фон Бюловом, она приняла решение окончательно переехать к Вагнеру. Козима вновь ожидала ребенка, зачатого во время путешествия по Италии. Но тревога Вагнера за ее здоровье всё чаще уступала место полному безоблачному счастью от сознания того, что наконец-то он в 55 лет обрел настоящую семью и душевный покой. Рождество и Новый, 1869 год он встретил в атмосфере любви и надежды на будущее — в отличие от несчастного Листа, чье сердце разрывалось от тревоги за дочь и жалости к Гансу фон Бюлову. 12 декабря он писал Гансу: «Дорогой мой мальчик… я непрерывно думаю о Вас, одобряю Вас, дивлюсь Вам и люблю всей душой… Об одном только надо Вам лучше заботиться: о здоровье; очень прошу, думайте о нем немного больше… В первые дни января я поеду отсюда прямо в Веймар»[642]. Потеряв дочь, Лист, как ему казалось, обрел сына, но это не могло его утешить…
Несмотря на личное горе (а возможно, и под его влиянием), Лист продолжал оказывать поддержку молодым талантам. Так, в конце декабря 1868 года он написал письмо основоположнику национальной норвежской музыки Эдварду Григу (Grieg; 1843–1907):
«Сударь! Мне очень приятно сообщить Вам о том искреннем удовольствии, какое я испытал, читая Вашу [скрипичную] сонату оп[ус] 8. Она свидетельствует о сильном, глубоком, изобретательном, превосходном по качеству композиторском даровании, которому остается только идти своим, природным путем, чтобы достигнуть высокого совершенства. Льщу себя надеждой, что у себя на родине Вы пользуетесь успехом и поощрением, которых Вы заслуживаете. Впрочем, и за ее пределами Вы в них не будете нуждаться. Если Вы приедете в Германию этой зимой, то я сердечно прошу Вас остановиться на некоторое время в Веймаре, чтобы нам познакомиться поближе. Благоволите, сударь, принять уверение в моем искреннем уважении и почитании.