Ураган

Стонер до дна осушил стакан с водой — губы у него пересохли — и вернулся к докладу.

— Цифры подтверждают мою глубокую уверенность, что мы получим хорошие барыши, не эксплуатируя тружеников, не разоряя плантаторов-одиночек и не убивая конкурентов. Мои адвокаты представят эти цифры на ваше рассмотрение.

И возвысив голос:

— Главная пружина дела — заменить нынешних правителей Компании, жертвующих всем ради прибыли, такими людьми, которые используют нашу огромную финансовую мощь, чтобы укрепить нашу власть там, где она день за днем уходит из наших рук. Я призываю к разумной политике, и она обеспечит наше будущее, не уменьшая дивидендов. Вы еще никогда не думали о такой перемене политики. Другие акционеры тоже: они не знают, каково положение на местах. Итак, завербуем как можно скорее новых приверженцев из их числа, и когда мы будем в большинстве…

Роскошный автомобиль бесшумно катил по одной из автострад, ведущих из центра Нью-Йорка за город. Лиленд рядом с мужем, который быстро вел машину, откинулась к дверце и, бросив Лестеру вызывающий взгляд, сказала:

— Я должна поговорить с тобой начистоту… Да, лучше знай, что я о тебе думаю… Я возвела тебя на пьедестал, но пьедестал рухнул. Ты такой бессовестный лицемер, что я не знаю, как можно терпеть тебя хоть день, хоть миг… На плантациях ты иной раз спал на земле, с пеонами… Там мы ничего лишнего не тратили… Лишнего? Да и самое необходимое часто было роскошью! Ты поссорился с Макарио из-за лоскута шелка, который он купил в управлении для своей жены… Ты хотел разыграть перед этими бедными людьми роль простака… Комедиант…

Городские огни, как хвост кометы, озаряли поле. Лиленд была уязвлена молчанием мужа — в ответ на ее обвинения у него в лице не дрогнула ни одна жилка, а зеленые глаза не отрывались от серой ленты шоссе. Но Лестер молчал, глотая слезы.

После долгой паузы он спросил, не поворачивая головы:

— Позволено будет узнать, кого ты предпочитаешь: пуританина с плантаций или светского человека из НьюЙорка?

— Циник!

Лестер снова умолк, а она больше не могла сдерживаться. Крупные слезы потекли по ее щекам. Она не шевелилась, словно была частью сложного механизма этого большого, бесшумного автомобиля. Лишь когда она высморкалась в кружевной платочек, стало ясно, что она плачет.

— Некоторые траты, хотя кажутся мотовством, на самом деле разумны — например, когда нужно получить заем, какой я получил у банкиров. Этот долгосрочный заем позволит нам создать предприятия по переработке бананов и других сельскохозяйственных продуктов.

Лиленд подняла голову. В мокрых от слез глазах вспыхнули искорки, и она сказала чуть слышно:

— Прости меня, Лестер, я жалкая дура, да еще этот город вышиб меня из колеи. У меня расшалились нервы, оттого что Нью-Йорк вовсе не похож на тот образ, который я себе создала, на тот город, о котором мечтала… Этот город будто нарочно создан, чтобы высасывать из людей все соки, до тошноты… чтобы сожрать всех нас… Бесчувственный, безобразный гигант! — И прижавшись к мужу:- Любовь моя, ты бесподобен! Ты так прекрасно играешь роль то светского человека, то отшельника, то банкира из Сити, то помещика из тропиков, что трудно сказать, какая тебе больше удается. Для меня ты все роли играешь восхитительно, все у тебя выходит талантливо. Я сейчас потому расстроилась… любимый… что… мне показалось, ты разрушаешь в моей душе прекрасный образ человека, которому все удается.

— Мы уедем; мне тоже здесь невмоготу — я считаю дни, словно узник перед побегом. Как подумаешь, что есть моря, горы, вулканы, озера, безбрежные реки с ароматом спелых плодов, а здесь тысячи людей от рождения до смерти закупорены в серых зловонных домах и учреждениях…

Адвокаты-близнецы снова предстали перед Мидом (для них — Стонером) как один и тот же образ в двух зеркалах — Альфред и Роберт, Роберт и Альфред. Мид зашел попрощаться и подписать кое-какие важные бумаги. Под гарантию его подписи ему предоставили заем в полмиллиона долларов. Надо было также оформить завещание. Единственная и полноправная наследница всего его имущества — Лиленд Фостер де Стонер, а в случае ее кончины — общество «Мид — Кохубуль — Лусеро — Айук Гайтан».

Когда Лиленд вошла в кабинет адвокатов, все встали.

— Уж эти мне сборы… Перед дорогой всегда думаешь, не забыть бы чего… В последнюю минуту делаешь покупки… — Извинившись, она обратилась к мужу: Нам пора, не правда ли?

Адвокаты Досвелл поцеловали руку Лиленд, а руку Лестера Мида (для них — Стонера) дружески потрясли, и через минуту дверь кабинета закрылась за спиной супругов — бесшумно, автоматически, как ранее отворилась.

— Как ты ведешь дела со своими адвокатами, когда их невозможно отличить друг от друга?

— А я встречаюсь только с обоими сразу. Когда звоню по телефону, чтобы условиться, всегда говорю, что хочу видеть обоих. И покамест я побиваю рекорд среди всех их клиентов, так как, войдя в кабинет, правильно называю их по именам.

— У меня такое чувство, что рассвета не будет, что я не уеду завтра. Я бы здесь жила, только став миллионершей…

— А ты уже миллионерша…

— В таком случае я остаюсь…

— Ты наследница одного из самых крупных акционеров «Тропикаль платанеры», и твоя ежемесячная рента не ниже… подставь любую цифру… не меньше ста тысяч долларов.

— Буду, буду миллионершей — общество «Мид — Кохубуль — Лусеро — Айук Гайтан» поглотит «Тропикаль», и тогда наши акции будут самыми солидными.

— Не забудь только поставить на место томик Шекспира. Это ты еще успеешь… — послышался смех Лестера. Он повторял «это ты еще успеешь», когда автомобиль въезжал в темный сад особняка.

Лиленд удивилась, заметив, что везде горят яркие огни — в гостиных, на лестницах, в портиках, галереях и других местах дома, который показался ей дворцом.

— Твои друзья вернулись. Я рада такому сюрпризу. Мне обидно было бы уехать, не познакомившись с ними. Нам следовало приехать раньше, сразу после визита к адвокатам, тогда мы дольше наслаждались бы обществом хозяев дома.

Все эти слова Лиленд беспечно роняла, пока супруги выходили из машины.

Дамы в вечерних туалетах и мужчины в смокингах подошли поздороваться с прибывшими. Они звали Лестера не Мид, а Стонер. Удивленная Лиленд подумала, что их так радушно принимают, спутав с кем-нибудь, и попросила мужа объяснить, что они господа Мид, а не Стонер.

Но еще больше она растерялась, встретив здесь адвокатов-близнецов. Да и вообще праздник ей был не в праздник — ведь она считала, что люди, которые так добры и так радушны, принимают ее за какую-то другую женщину. Она даже стала подозревать мужа в чемто недобром. Не выдает ли он себя за другого? Женщинам немного надо, чтобы начать дурно думать о муже. Потом, узнав правду, Лиленд была подавлена. Когда несколько часов назад Лестер сказал ей, что она миллионерша, Лиленд сочла это шуткой, и совсем неожиданно выяснилось, что он говорил серьезно. Но после первого бокала шампанского туча рассеялась и уступила место веселью. Лиленд смеялась с братьями Досвелл — как трудно будет их различать теперь, когда они стали ее друзьями; смеялась с самыми серьезными пайщиками «Тропикаль платанеры», которые поддерживали Стонера в его борьбе за пересмотр финансовой политики Компании; смеялась с дамами, которые поздравляли ее и находили очаровательной. Лиленд даже вызвала улыбку у важной особы из государственного департамента, рассказав, как ее муж выдавал себя за Швея, «Все для шитья», и Лиленд закатилась хохотом — «аха-ха-ха», — который все еще шумел у нее в ушах, словно струя воды, льющейся из нагретой лейки.

Лестер отвел ее на террасу. Она опьянела от бокала шампанского?.. Опьянела от веселья?

Вместо ответа Лиленд обняла мужа за шею, поцеловала его и сказала:

— Я пьяна тобой…

Камерный оркестр исполнял любимые пьесы Лиленд. Когда после танцев супруги вернулись на террасу, Лиленд уже не смеялась.

— Я плачу… — пробормотала она с мокрым от слез лицом.

Они были одни. Гости рассеялись, как исчезают посторонние, даже друзья, когда остаются с глазу на глаз влюбленные, словно пара в раю. Да, гости, которых оценивали в унциях золота сообразно с числом их акций в Компании, разбрелись. Ушел старичок с насмешливым взглядом из-под седых бровей, с бакенбардами и бородкой, с пухлыми руками, сложенными на животе, — один из инициаторов плана новой финансовой политики «Тропикаль платанеры». В отличие от более умеренных коллег, он стоял за коренные перемены и даже за социализацию фирмы.