Супермен (сборник)

Но до чего же бледная и измученная! Это была совсем не та жизнерадостная Флоренс, что выбегала на корт, улыбнувшись перед телекамерами. Но при виде усталой чемпионки кто-то сразу же зааплодировал, и аплодисменты усиливались, пока не стали оглушительными — и это смутило Флоренс, хоть ей было и не привыкать к шуму. Она взглянула вверх, увидела улыбающиеся лица и лишь тут сообразила, что все это адресовано ей. И, глядя на кричащие рты, она уже понимала, что крики эти — ради того, чтобы ободрить и поддержать ее, Флоренс Фарли. Улыбка появилась на ее губах, и сердце ее радостно забилось при виде этого бурного проявления человеческих чувств, этого доброго порыва многотысячной толпы. Да и кто смог бы спокойно слушать такой радостный гул, кого не тронуло бы такое дружеское приветствие! Флоренс мгновенно забыла о том, что она измождена, выжата до предела, ее многодневную усталость как рукой сняло, и она выбежала на середину корта, охваченная восторгом, какого не переживала уже так давно…

И на трибунах заметили эту перемену. Когда она выиграла жеребьевку и ступила на линию подачи, волна аплодисментов взметнулась вновь, и Флоренс долго не могла начать — просто из сочувствия к сопернице. Судья встал с кресла и поднял вверх обе руки, чтобы утихомирить трибуны, — но тщетно. Никто не обращал внимания, никто не заметил и того, что Флоренс, ожидая тишины, нервно била мячом о землю. Ее сопернице, стоявшей по ту сторону сетки, было куда как невесело — на ее глазах чемпионка Фарли, давно утратившая симпатии публики, вновь их обретала. А это вполне может повлиять на ход матча.

Так и случилось. Флоренс, к которой вновь вернулись ее энергия и необыкновенная точность движений, ударила справа — и соперница ее не добежала до мяча нескольких ярдов. И снова — гул на трибунах. «Ну, — говорили друг другу болельщики, — кто сказал, что Флоренс Фарли уже сдает? Неслабый удар, а?» Ничто на свете не смогло бы поддержать Флоренс так, как этот шум. Когда теннисистки поменялись местами, чемпионка сбросила свой легкий желтый свитер — и в тот же момент улетучились последние остатки ее усталости. Флоренс играла умно и точно, где нужно — нажимала, где нужно — хитрила. Болельщики смотрели как завороженные, и в каждом ее ударе видели новое свидетельство благородства и смелости девушки, которая «рискнула своим титулом и отправилась в такой дальний путь, чтобы навестить больную мать… или, кажется, тетку… нет, вы видели этот удар слева? Кто, кроме нее, так сможет?»

На следующее утро газеты сообщили: «Самая популярная чемпионка Америки, мисс Флоренс Фарли из Гринвуд-Хайтс, Нью-Йорк, вчера одержала блестящую победу, пятый раз подряд доказав свое право на высокий спортивный титул. Восторг десяти тысяч болельщиков не поддается описанию…»

Что ж, газеты не лгали.

Джеймс Т. Фаррел

Пэт Макги

I

Он мог не торопиться, время еще было, поэтому, взяв в гостиной утреннюю газету, он стал рассеянно ее просматривать. Все в нем было напряжено. Никогда не следует возвращаться в прошлое, а он вот решился. Не так легко смириться с мыслью, что пик твоей спортивной удачи уже позади. Что и говорить, это не радовало. Он был еще слишком молод, чтобы оглядываться назад и жить воспоминаниями. Он хотел верить, что судьба даст ему еще шанс. Временами ему казалось, что он снова в отличной форме и полон сил. Но тут же он сам себя осаживал, ибо знал, что это не так, и тогда снова впадал в состояние угрюмой подавленности. Прошлого не вернуть, сокрушенно думал он, и от этого тоскливо сжималось сердце.

Но сегодня, когда он решил побывать на стадионе в Джексон-парке он снова ощутил прежнюю уверенность в себе. Но, увы, ненадолго. Он рассеянно листал газету. Дойдя до спортивных новостей, он пробежал глазами репортаж о футболе. Почему он не перешел в одну из университетских команд, а продолжал играть за родной колледж? О нем, как о новой звезде футбола, знала бы вся страна, а не только футбольная Лига католических колледжей. Это самая большая ошибка в его жизни. Правда, он мог бы исправить ее потом, когда окончил колледж. Почему он не сделал этого? Испугался жестокой конкуренции? Впрочем, потом все равно было уже поздно. Да, лучшие годы прошли, а ведь ему только двадцать пять. Двадцать пять, и все позади. Эта мысль испугала его. Просматривая спортивную хронику, он морщился словно от боли.

Репортаж о матчах Лиги католических колледжей показался мало интересным. Ни одного знакомого имени. Разумеется, он всегда болел за команду колледжа Св. Девы Марии, его альма матер и желал ей успеха. Неплохо было бы увидеть среди прочих и свое имя. Пэт Макги. Но теперь он всего лишь несостоявшаяся надежда американского футбола. Безрадостные мысли снова одолели его.

Отбросив газету, он испуганно взглянул на часы. Только половина второго. Как тянется время. Ему не терпелось поскорее очутиться в Джексон-парке. Правда, он может выехать пораньше и совершить нечто вроде прогулки по парку, но особой охоты сделать это именно сегодня у него не было. Иногда он любил такие прогулки. Ему нравилось ехать в машине, просто ехать, без какой-то определенной цели, чувствовать, как крепко его руки держат руль, а машина послушна каждому их движению, потому что в его руках сила и уверенность. В такие минуты тяжелые мысли куда-то улетучивались. Он ехал, глядя перед собой, уверенный и спокойный, чувствуя, как через руки, держащие руль, в его тело переливается мощь и энергия движущегося автомобиля. Тогда в голове рождались неясные, но приятные мысли и, не успев запечатлеться в памяти, тут же исчезали. Он мог бы, наконец, заехать в контору фирмы и справиться у старшего торгового агента, нет ли чего-либо новенького для него, например клиента, который хотел бы посмотреть машину. Впрочем, у него никогда не лежало сердце к этой работе. Поэтому он не сдвинулся с места и ждал, когда придет время ехать в Джексон-парк.

Подняв брошенную на пол газету, он принялся за комиксы. Колонки комиксов были слишком короткими, и он с досадой пожалел, что только завтра удастся прочитать продолжение. Отложив газету, он встал и включил радио. Джазовая музыка всегда настраивала его на сентиментальный лад. Лицо его разгладилось.

Каждый, кому довелось бы впервые увидеть Пэта безошибочно угадал бы в нем спортсмена. Он был ловок и свободен в движениях, весил не более ста восьмидесяти двух фунтов, крепкого сложения, широкоплеч, с мускулистыми сильными ногами и хорошо развитым торсом. Его светлые волосы были коротко острижены, в голубых глазах на широком открытом лице было дружелюбие и живой интерес. Его слишком белая кожа была склонна к покраснению, несколько пальцев на крупных руках были характерно искривлены. Он выглядел моложе своих лет — ему никто не дал бы больше двадцати одного года.

Когда часы показали без пяти два, Пэт стремительно поднялся. Он тряхнул головой и часто заморгал глазами, словно сбрасывая с себя сонное оцепенение. Джазовая музыка всегда приводила его в состояние полузабытья. Схватив пальто и шляпу и крикнув матери на кухню, что уходит, он вышел из дома.

Студебекер новой марки принадлежал фирме. Пэт включил зажигание и отъехал от тротуара. Чувство власти над машиной напоминало ему знакомое состояние спортсмена, берущего старт. У 76-й улицы он пересек железнодорожный переезд Иллинойс Сентрал и свернул к Джексон-парку. Тут же вспомнилось, как школьником он не раз проделывал этот путь на трамвае по 63-й улице, держа под мышкой учебники и сверток с завтраком. Тогда всю дорогу до школы его голова была забита мыслями о предстоящих играх — в бейсбол, баскетбол или же в футбол. А сколько раз его мальчишеское воображение рисовало ему картину, как, став взрослым, он опять едет в родной колледж, только теперь уже не на трамвае. Странно, что именно сегодня все получается так, как он когда-то мечтал, хотя жизнь его сложилась совсем не так, как хотелось бы.