Супермен (сборник)

— Долларов восемьдесят.

— Восемьдесят? Это — как мертвому припарки. Я дам тебе чек на три сотни. И ты сию же минуту сядешь в такси и стрелой помчишься в аэропорт Рузвельта. Прямо сейчас, понял?

— В аэропорт Рузвельта? — Дейва смутило такое распоряжение.

— Да, в аэропорт. И нечего на меня так смотреть. Сделай, как я говорю. Езжай как можно быстрее в аэропорт и возьми нам билеты на первый же сегодняшний рейс до Фэрфилда.

— Подожди, Флосси, ты что, хочешь туда лететь? И вернуться назад к завтрашнему матчу? Но это же тебя доконает, ты не поспишь и получаса! Что же будет завтра — ведь ты наверняка проиграешь!

— Слушай, Дейв, не спорь со мной. Еще мама устроит мне сцену… Я лечу к тете Сузи. Сегодня же вечером. Прими это как факт.

— Хорошо, Флоренс, — смиренно сказал Дейв. Он уже пять лет обожал эту девушку, но за последние пять секунд его восхищение ею сделалось просто беспредельным: он понял, что она собирается рискнуть самым дорогим в ее жизни — спортивным титулом. Он и раньше догадывался, что она способна на такой поступок, но убедился в этом лишь теперь.

— В Фэрфилде, — продолжала Флоренс, — мы возьмем такси до Милвилла. Непременно узнай, во сколько самолет вылетает и во сколько он будет в Фэрфилде — да, и дай туда телеграмму, чтобы на аэродроме нас ждало такси. Я с утра ничего не ела. Сейчас останусь здесь — умоюсь, переоденусь и пообедаю. А ты позвони мне прямо сюда, в клуб. Все понял?

Да, Дейв все понял. И побежал ловить такси. Но с аэродрома он позвонил лишь через час, и голос его звучал разочарованно.

— Знаешь, Фпоренс, плохи наши дела. Последний самолет до Фэрфилда вылетел еще до того, как я сюда приехал. Ближайший рейс — завтра в восемь утра.

— Ничего страшного. Закажи внеочередной рейс.

— Внеочередной рейс?

— Ну да.

— То есть ты хочешь, чтобы я нанял отдельный самолет, который вылетел бы туда сегодня вечером?

— Ага.

Дейв привык получать от Флоренс распоряжения, в том числе и самые необычные, но тут он утратил на несколько мгновений дар речи.

— Подожди немного, — сказал он наконец и, переговорив с кем-то, сообщил: — Они дадут отдельный самолет, если ты оплатишь перелет туда и обратно. И еще они говорят, что не любят садиться в Фэрфилде ночью, потому что тамошний аэродром не приспособлен для ночной посадки…

— Неважно. Я согласна. Скажи им, что мне непременно нужно туда попасть.

— Подожди секунду… Ну-у… Они говорят, что это обойдется нам в четыре с половиной сотни! Ты дала мне чек на триста долларов. Хочешь, чтобы я выписал им свой чек еще на сто пятьдесят? Ты уверена, что тебе так уж необходимо туда лететь?

Флоренс уже устала от всего этого. Она начала терять терпение.

— Да, конечно, — отрезала она. — Договорись с ним, Дейв, я тебе это доверяю. А я схвачу такси и через час буду на аэродроме. И чтобы самолет к этому времени был готов. И ты тоже приготовься.

Чемпионка мира повесила трубку и направилась в гардероб, где держала небольшой чемоданчик с самым необходимым — на случай всяких неожиданностей. А сегодняшние события и впрямь застали ее врасплох.

Вскоре она уже сидела рядом с Дейвом в самолете, который быстро уходил в сумеречное небо, и смотрела вниз, на плоский ландшафт Лонг-Айленда… Что за странный порыв, почему она вдруг бросилась на помощь к этой больной старухе? Миссис Фарли, мать Флоренс, задала ей этот вопрос в самом взволнованном и раздраженном тоне. Да, сперва миссис Фарли не одобряла увлечение дочери теннисом, но теперь она уже не могла спокойно отнестись к тому, что Флоренс рискует званием чемпионки. Дейв вопросительно глядел на Флоренс и тоже ждал, что она объяснит ему, зачем понадобился такой бросок сквозь ночную тьму. Конечно, и он понимал, что, устремившись в этот полуночный полет над тремя штатами, его Флосси ставит под угрозу свой титул и будущее. Что же она могла им ответить? Что?

А вот что. Да, это правда, в детстве, в Милвилле, она ненавидела тетю Сузи, Сузи-мучительницу, которая изводила ее «Розой и кольцом». Правда, что тетя Сузи отнюдь не гордилась достижениями племянницы, а в письмах и при встречах всегда укоряла Флоренс за то, как та «мотается по белу свету». И, несмотря на все это, сейчас Флоренс не могла не отправиться в Милвилл. И не только потому, что она уже несколько лет выполняла роль мужчины, кормильца семьи. Читая телеграмму, Флоренс вдруг подумала: «Ведь я совсем позабыла про тетю Сузи…» Когда-то Флоренс жила в Милвилле, она была родом из этого городка, затерявшегося среди полей, и потому знала, понимала и ценила взгляды тети Сузи. А та, никогда не выезжавшая из Милвилла, не могла понять взглядов племянницы. Мысль о потере титула чемпионки (а вместе с ним — и многих тысяч долларов в год) как-то не пришла Флоренс в голову, во всяком случае она не стала долго размышлять на эту тему. В ее душе что-то шевельнулось, и она поняла, что сейчас должна быть в Милвилле, рядом с этой несчастной старой девой. Тут была затронута такая струна, что у Флоренс, по сути, не оставалось выбора. Ну что ж, с легкой горечью думала она, за много лет это мой первый поступок, первое свободное, внезапное решение ведь уже так давно я забочусь только о том, чтобы победить на очередном чемпионате…

Гудел мотор, за стеклом иллюминатора сгустилась тьма, а Флоренс вспоминала худое обветренное лицо тети Сузи, ее одинокую фигуру на крыльце ее домика; домик тоже стоял одиноко, и краска на его стенах выцвела. Грустная это была картина, и мысли Флоренс тоже стали безрадостными. Она со стыдом подумала, что до сих пор не сделала и малейшего усилия ради того, чтобы эта суровая женщина смогла ее понять. Она, Флоренс, редко писала своей тете, мало о ней думала, мало заботилась. Не так уж трудно отправить открытку, черкнуть пару слов из Парижа, Берлина или Лондона — но нет, у чемпионки не находилось времени и на это. А теперь все, теперь уже поздно — тетя Сузи, тяжело больная, лежит в больнице Милвилла. А может, уже и не в больнице.

Флоренс сунула руку в карман — да, телеграмма была там. Текст ее бы простым и в то же время мучительно красноречивым, но самым трогательным и многозначительным было то, что телеграмма состояла ровно из десяти слов — в этом была вся тетя Сузи. Одинокая, в час горьких мучений, она все же не сумела забыть, что за каждое слово сверх десяти придется платить уже дороже.

Прошел час, два, три — самолет все летел сквозь тьму. Для Флоренс Фарли это были невеселые часы: она размышляла обо всех своих грехах и упущениях. Наконец самолет приземлился — посадка была не слишком удачной, но хорошо, что они вообще сумели сесть, ведь уже начинал моросить дождь, а пилот плохо знал фэрфилдский аэродром. Флоренс и Дейв зашлепали по лужам к поджидавшему их такси и вскоре уже ехали к Милвиллу. Дорога вилась между холмами.

Больница теперь располагалась в новом здании. Старое, что на Элм-стрит, двухэтажное и коричневатое, год от года обраставшее пристройками, было уже продано, и, благодаря стараниям одной нью-йоркской корпорации, удалось выстроить из кирпича большую новую больницу. Уродливая и мрачная, она стояла посреди голого поля. Несмотря на поздний час, в нескольких окнах первого этажа и в одном окне второго горел свет.

Сидевшая в приемном покое старшая сестра услышала шум мотора и вышла в холл им навстречу вместе с дежурной сестрой в белом колпаке — словно полковник в сопровождении младшего по чину офицера, готового выполнить любой его приказ. Старшая сестра приветствовала Флоренс и Дейва, а молодая сестра изумленно смотрела, как незнакомку провели прямо в новый и чистый приемный покой. Это была комната с претензией на уют, но Флоренс сразу ощутила в ней отвратительную атмосферу больничной безликости. Ну да, подумала она, вот и столик с допотопными романами и старыми журналами — чувствуйте себя как дома…

— Она держится, — сказала старшая сестра. — Пока мы не можем сообщить вам ничего определенного. Доктор сейчас у нее, наверху.

— Вы получили мою телеграмму?

— Да, мисс Фарли. Мы уже перевели вашу тетю в отдельную палату, как вы просили. Что же касается специалиста… а вот и доктор Фолкнер! Доктор, это мисс Флоренс Фарли.