Супермен (сборник)

— Послушай, — сказал Комар, — тебе никто не велел знакомить меня с сестрой. А если ты такой болван, что не можешь на хлеб заработать, я тут ни при чем. Самое лучшее, держись подальше от меня.

— Дай сколько-нибудь денег, и я уйду.

В ответ на этот ультиматум Комар ударил справа, метя в узкую грудь шурина.

— Отвези это в подарок сестрице.

Герш кое-как поднялся на ноги и выбрался из комнаты, а Комар подумал: «Его счастье, что я не ударил слева, тогда он бы так скоро не встал. А если бы дал под ложечку, то и хребет сломал бы».

Всю эту неделю в Милуоки после каждого вечернего выступления компаньоны веселились. Вино лилось рекой, и Комар пил гораздо больше, чем позволил бы ему Том Гэйли. Мистер Гаррис не возражал: ему вино не вредило.

Комар танцевал с женой своего нового менеджера не реже, чем с Грэйс. Барахтаясь в объятиях толстого Гарриса, Грэйс твердила, что веселится, как никогда, но лицо ее было невесело.

Уже не раз в течение этой недели Комару казалось, что Грэйс вот-вот заведет ссору, на что он твердо рассчитывал. Но только в пятницу вечером она попалась на удочку. После утренника Комар с миссис Гаррис куда-то исчезли. Когда он появился снова, уже после вечернего выступления, Грэйс сразу вспылила.

— Ты что это затеял, говори? — начала она.

— Не твоя забота! — ответил Комар.

— Вот именно моя, моя и Гарриса. Брось лучше, а не то я с тобой иначе поговорю.

— Послушай, — сказал Комар, — что я тебе по закладной достался, что ли? Разговариваешь так, будто ты моя жена.

— Пока не жена, но буду женой. Завтра же буду.

— Вот именно. Около того, — сказал Комар. — Завтра будешь такой же женой, как послезавтра или через год. И вообще шансов маловато.

— Там узнаем, — сказала Грэйс.

— Вот тебе и правда не мешает кое-что узнать.

— Что ты болтаешь?

— То и болтаю, что я давно женат.

— Врешь!

— Ты думаешь так, да? Ну ладно, прогуляйся вот по этому адресу да познакомься с моей супружницей. — Комар нацарапал на бумажке адрес и протянул его Грэйс. Та смотрела на клочок бумаги невидящими глазами.

— Ну так вот, — сказал Комар, — я тебя не обманываю. Ступай туда и спроси миссис Майкл Келли, а если такой не найдешь, я на тебе женюсь завтра утром до завтрака.

Грэйс по-прежнему смотрела на клочок бумаги невидящими глазами. Комару показалось, что целый век прошел, прежде чем она заговорила.

— Ты мне врал все это время.

— А ты меня и не спрашивала, женат я или нет. Да и какая тебе к черту разница? Свою долю ты ведь получила?

Он направился к выходу.

— У меня свидание с Гаррисом и с его женой.

— Я тоже с тобой пойду. Теперь ты от меня не отделаешься.

— Отделаюсь, — равнодушно ответил Комар. — Я завтра уеду из города, а ты останешься здесь. А если я узнаю, что ты зря болтаешь языком, я тебя упрячу в больницу, там тебе заткнут глотку. Завтра утром можешь забирать свое барахло, и еще я тебе, так и быть, выделю сотнягу. Но больше чтобы я тебя не видел. И не вздумай сейчас шуметь, а то придется мне прибавить еще один нокаут к своему списку.

Вернувшись вечером, Грэйс узнала, что Комар и Гаррисы переехали в другой отель. А на следующий вечер, когда Комар уезжал из города, он опять был без менеджера, а мистер Гаррис — без жены.

За три дня до десятираундового матча Келли с молодым Милтоном в Нью-Йорке редактор спортивного отдела газеты «Ньюс» поручил Джо Моргану написать о чемпионе две-три тысячи слов для иллюстрированного воскресного выпуска.

В пятницу Джо Морган зашел в тренировочный зал. Комар, как ему сообщали, делал пробежку, зато его менеджер, Уолли Адамс, был налицо и в полной готовности дать какие угодно сведения о величайшем боксере нашего времени.

— Давайте, что у вас имеется — сказал Джо, — а потом уж я попробую что-нибудь из этого сделать.

Уолли перевел свою фантазию на третью скорость.

— Сущий младенец, вот он что такое, совсем еще мальчуган. Понятно? Знать не знает, что такое дурные привычки. Спиртного в рот не берет. От одного запаха сивухи захворал бы. Благодаря воздержанной жизни и сделался тем, что он есть. Понятно? И при этом скромен и застенчив, как девочка. Такой тихий, просто воды не замутит. И говорить о себе ни за что не станет, для него легче, кажется, в тюрьму сесть. Его ничего не стоит вогнать в форму, потому что он всегда в порядке. Одна только беда с ним — его никак не заставишь бить этих недоносков, с которыми его выпускают на ринг. Боится, как бы не изуродовать человека. Понятно? Оттого он так и рвется в драку с Милтоном, что слышал, будто Милтон ему по плечу. На этот раз Комару, может, удастся развернуться хоть немножко. А то в последних двух матчах он все время только и делал, что держал себя в руках, боялся, как бы не убить кого. Понятно?

— Он женат? — спросил Джо.

— Ну, еще бы не женат, поглядели бы вы, как скучает по своим ребятишкам. Его семья проводит лето в Канаде, и он прямо рвется к ним. Жена да ребятишки для него дороже всех денег в мире. Понятно?

— Сколько у него детей?

— Не помню, четверо или пятеро, кажется. Все мальчики, и все — вылитый папа.

— А его отец жив?

— Нет, старик умер, когда Комар был еще мальчишкой. Зато имеется мать, замечательная старуха, и младший братишка, там, в Чикаго. Про них он первым долгом вспоминает после каждого матча, про них и про жену с детишками. Посылает старухе тысячу долларов после каждого матча. Собирается купить ей новый дом, как только получит деньги за эту встречу.

— А как его брат? Тоже будет боксером?

— Обязательно. Комар говорит, что ему еще двадцати лет не минет, как он будет чемпионом. У них вся семья боксеры, честные, прямые люди, золото, а не народ. Понятно? Один тип в Милуоки — не хочу называть фамилии — предлагал как-то Комару хорошие денежки за то, чтобы он ему поддался, и Комар так его отделал еще до матча, что он в тот вечер не смог выйти на ринг. Вот он какой. Понятно?

Джо Морган слонялся по залу, пока не вернулся Комар со своими тренерами.

— Это репортер из «Ньюс», — сказал Уолли, представляя журналиста. — Я ему рассказал всю твою семейную историю.

— Подходящий материал он вам дал? — спросил Комар.

— Да, он, что называется, историограф, — сказал Джо.

— Ну-ну, не выражайтесь, — с улыбкой сказал Уолли. — Позвоните нам, если еще что понадобится. А в понедельник вечером глядите в оба. Понятно?

Очерк в воскресном номере «Ньюс» прочли тысячи любителей спорта. Он был отлично написан и вызывал неподдельную симпатию к личности боксера. Мелкие ошибки, допущенные в жизнеописании Комара, не вызвали протестующих писем в редакцию. Хотя их заметили кроме Уолли Адамса и самого Келли трое читателей. Эти трое были Грэйс, Томми Гэйли и Джером Гаррис. Но замечания, которые они высказали, не годились для печати.

Ни миссис Келли в Чикаго, ни миссис Келли в Милуоки даже не знали о том, что в Нью-Йорке есть газета «Ньюс». А если бы они и знали о существовании «Ньюс» и о том, что в этой газете напечатано целых два столбца о Комаре, ни мать, ни жена не смогли бы ее купить. Воскресный номер «Ньюс» стоит пять центов.

Без сомнения, очерк Джо Моргана был бы более точен, если бы вместо Уолли Адамса он проинтервьюировал Элен Келли, Конни Келли, Эмму Келли, Лу Герша, Грэйс, Джерома Гарриса, Томми Гэйли, Хэпа Коллинза и двух-трех барменов из Милуоки.

Но редактор спортивного отдела вряд ли пропустил бы очерк, построенный на подобном материале.

— Допустим, что все это так, — сказал бы он. — Но попробуй мы это напечатать, с нас же голову снимут. Публика не хочет знать ничего дурного о Келли. Он — чемпион!

Синклер Льюис

Скорость

В два часа ночи под единственным фонарем на Главной улице провинциального городка в Небраске, который должен был бы в это время давно уже спать крепким сном, собралась плотная толпа людей; они переговаривались, смеялись и то и дело поглядывали на запад, где улица терялась в бескрайней тьме прерии.