Супермен (сборник)

— Сто двадцать.

— У меня на шестьдесят фунтов больше, Мэсден. Значит, здесь верх мой. Пойдем дальше. Рассмотрим физические данные. Для начала скажу о себе. Защитник университетской футбольной команды, занявшей первое место среди всех студенческих команд штата десять лет назад. Не намного хуже в качестве форварда в баскетболе. Показатели значительно выше средних в теннисе, плавании и других видах спорта. Более того, я и сейчас по крайней мере час в день уделяю тренировкам, что позволяет мне до сих пор сохранять спортивную форму. Я ни одной унции не прибавил в весе за время после выхода из колледжа. Свидетельствует это о чем-нибудь, как вы думаете? Ну а из вас какой атлет, Мэсден?

Молодой человек, сидевший напротив Даки, еще больше побледнел. Он был сейчас как натянутая струна. Похоже, он собирался что-то сказать, но слова застряли у него в горле, и он опять лишь провел языком по губам.

— Тогда я скажу вам, каким вы мне представляетесь, Мэсден. У вас вид человека, страдающего от хронического недоедания. Не думаю, чтобы вы в самом деле когда-нибудь голодали, но вы росли без присмотра, а потому ели что придется и когда придется. Худоба у вас прямо-таки патологическая. Теперь прибавьте к этому влияние дурных привычек. Курить вы, верно, начали лет с девяти-десяти. Я заметил, какие у вас желтые, протравленные никотином пальцы. Одному богу известно, что вы теперь курите, только ли табак или что-нибудь покрепче. И пьете вы, видать, тоже. Готов спорить на что угодно, что вы пьете больше, чем я. Так посмотрите же на меня, Мэсден, и посмотрите на себя. Как по-вашему, кто из нас выглядит мужественнее?

Теперь молодой человек нахмурился. Брови его почти сошлись на переносице. Он неотрывно смотрел на Даки, будто надеялся уничтожить того тяжелым, беспощадным взглядом.

— Но мы не обсудили еще самого важного фактора, — сказал Даки. — Я говорю о смелости, готовности к борьбе, к риску. Вы были, конечно, очень храбры, когда переступили порог этой комнаты. Ваша храбрость происходила оттого, что в руке у вас был нож, а я, как вы полагали, безоружен. Но насколько вы храбры теперь? Мне думается, что за последние несколько минут храбрости у вас поубавилось. Одно дело петушиться, грозя зарезать безоружного, и совсем другое — знать, что кто-то может сильно попортить твою собственную драгоценную шкуру. Такой вариант, пожалуй, не столь заманчив, а, что скажете?

— Вы берете меня на испуг! — взорвался обретший вдруг дар речи Рик Мэсден.

— Вы так думаете? Что ж, это очень легко проверить, Мэсден. Попробуйте чуть привстать — и вы сможете убедиться наверняка.

И снова наступило молчание, на сей раз особенно тягостное, гнетущее, исполненное непримиримой враждебности. Мэсден не шевельнулся.

— Конечно, — опять заговорил Даки, — не следует упускать из виду еще одно обстоятельство. Я имею в виду мотив. Хоть вы и не самый большой храбрец на свете, у вас есть достаточно серьезные основания завязать драку. Если вы убьете меня, вы достигнете своей цели завладеете моими деньгами, машиной и чем еще захотите. С другой стороны, если вы будете убиты, ваше положение будет, в сущности, не хуже, чем до того, как вам удалось бежать.

В блеклых, водянистых глазах Мэсдена появилось некое подобие надежды.

— А что эта драка даст вам, мистер? — не без ехидства полюбопытствовал он.

— Правильный вопрос, — признал Даки. — Пожалуй, я мог бы просто дать вам все, что вы требуете. Этим я лишь несколько осложнил бы задачу полиции и на день-другой или на неделю-другую отсрочил вашу поимку. И возможно, я имел бы надежду, что, получив желаемое, вы оставите меня в покое, разве что свяжете. Но в том-то и суть, что я вам не доверяю. Вы дрянной, испорченный молокосос, вам доставляет удовольствие мучить людей, издеваться над ними. Может быть, вы ограничились бы избиением, однако я не исключаю и того, что, поскольку вам все равно уже придется отвечать за убийства, вы прирезали бы заодно и меня. Не представляю, что, кроме страха, способно удержать вас от преступления. А в данном случае вам уже терять нечего.

Снова помрачнев и насупившись, молодой человек исподлобья с ненавистью и неприкрытой злобой смотрел на Даки.

— И, помимо всего прочего, Мэсден, вы мне до крайности отвратительны. Вы подонок, настоящий подонок. Вас необходимо уничтожить, и ради такого благого дела я, если придется, рискну всем, даже жизнью.

Рик Мэсден, не отваживаясь, правда, вскочить, в бессильной ярости заерзал на стуле, крутя правой рукой нож.

— Значит, будем драться на ножах, мистер?

— Непременно будем, как только вы попытаетесь встать.

Мэсден схватил свою рюмку, одним глотком осушил ее теперь уже до дна и скорчил гримасу, когда обжигающе крепкий напиток попал в горло. Затем, набравшись храбрости, с вызовом крикнул:

— Ну, давай, папаша! Начинай!

— Я не говорил, что первый начну, — возразил Даки. — Я только предупредил вас, что будет, если вы решите начать.

Теперь оба замолчали надолго. Они сидели друг против друга, держа руки на столе. У Мэсдена в правой руке был нож. У Даки в руках ничего не было. Однако Мэсден, поглядывая украдкой на письменный стол, неизменно натыкался глазами на кинжал и поспешно переводил взор опять на противника. Секунды текли, складываясь в минуты.

Мэсден первым нарушил молчание:

— Ну что вы упрямитесь? Почему не хотите дать мне немного денег, какую-нибудь одежду и ключи от машины? Она ведь застрахована, и, значит, вы ничего на этом не потеряете. Ну, как? Идет?

— Нет, разумеется.

Мэсден пожевал губами, сказал задумчиво:

— Что же дальше, папаша? Так и будем сидеть? Вы говорите, что опрокинете стол, как только я попытаюсь подняться. Затем вы схватите кинжал, и мы кинемся друг на друга. Так что, будем драться или будем сидеть? Я бы поднялся…

Внезапно он что-то сообразил, и глаза его трусливо забегали. В какой-то момент он чуть было даже не встал, но не смог преодолеть страха перед открытой схваткой с грозным противником и только процедил сквозь зубы:

— Понятно! Теперь мне понятно! Вы ожидаете приятелей, которые должны прийти играть в карты. И вы стараетесь задержать меня до их прихода.

Даки все тем же спокойным, ровным тоном отозвался:

— И, по-моему, у меня это неплохо получается. Скажете нет, Мэсден? Вы угадали: с минуты на минуту ко мне придут.

— Не дождетесь! Я вам все равно помешаю!

— Что ж, пока у вас есть еще выбор. Можете встать, после чего я тут же опрокину стол и схвачу кинжал. Эта возможность попытать счастья у вас еще сохраняется.

— Так что же, я должен, как дурак, сидеть и ждать… — Он весь дрожал, растерянный, охваченный страхом, не знающий, на что решиться.

— Впрочем, можно, конечно, найти и другой выход, Мэсден.

— Какой? — встрепенулся трусливый налетчик.

— Если мы схватимся, я ведь тоже как-никак рискую. А я без крайней необходимости не любитель рисковать. Поэтому я готов пойти с вами на сделку: вы оставляете меня в покое, а я позволяю вам бежать. Но только с пустыми руками — это непременное условие.

Рик Мэсден, утративший почти всю свою самонадеянность, только пробормотал:

— Слушаю, папаша.

— Так вот. Пока в руках у вас этот нож, я не чувствую себя в безопасности. Предположим, вы вскакиваете. Почем я знаю, что вы намерены делать, бежать или напасть на меня? Значит, я вынужден на всякий случай опрокинуть стол. А тогда, хотим ли мы того или нет, схватка становится неизбежной. Улавливаете?

— Как будто да.

— Все дело, таким образом, в ноже. Вы стремитесь бежать отсюда. Я охотно обойдусь без драки, если только не должен буду ради этого чем-то поступиться. Но до тех пор, пока у вас в руке нож, я ни в чем не могу быть уверен. Поэтому единственное, что я могу вам предложить, — это бросить нож на середину стола.

— Что?!

— Тогда мы очутимся в равном положении — ни у одного из нас не будет в руках оружия.

— Ну да! Вы футболист. Вы все можете…

— Между нами стол. Это даст вам достаточную фору, чтобы оказаться за дверью, прежде чем я смогу схватить вас.