Открытие себя (сборник)

– Да что знакомые, Вольтампернов, – услышал я свой голос и не сразу понял, что это произнес дубль. – Это, Валек, Нобелевская премия!

„А и верно: Нобелевская! Портреты во всех газетах… И Ленка, которая сейчас относится ко мне несколько свысока – конечно, она красивая, а я нет! – тогда поймет… И посредственная фамилия Кривошеин (я как-то искал в энциклопедии знаменитых однофамильцев – и не нашел: Кривошлыков есть, Кривоногов есть, а Кривошеиных еще нет) будет звучать громоподобно: Кривошеин! Тот самый!..“

Мне стало не по себе от этих мыслей. Честолюбивые мечтания сгинули. Действительно: что же будет? Что делать с этим открытием дальше? Я захлопнул журнал.

– Так что: будем производить себе подобных? Устроим демпинг Кривошеиных? Впрочем, и других можно, если их записать в машину… Черт-те что! Как-то это… ни в какие ворота не лезет.

– М-да. А все было тихо-мирно… – Дубль покрутил головой.

Вот именно: все было тихо-мирно… „Хорошая погода, девушка. Вам в какую сторону?“ – „В противоположную!“ – „И мне туда, а как вас зовут?“ – „А вам зачем?“ – Ну и так далее, вплоть до Дворца бракосочетаний, родильного дома, порции ремня за убитую из рогатки кошку и сжигаемой после окончания семи классов ненавистной „Зоологии“. Как хорошо сказано в статье председателя Днепровской конторы загса: „Семья есть способ продолжения рода и увеличения населения государства“. И вдруг – да здравствует наука! – появляется конкурентный способ: засыпаем и заливаем реактивы из прейскуранта Главхимторга, вводим через систему датчиков информацию – получаем человека. Причем сложившегося, готового: с мышцами и инженерной квалификацией, с привычками и жизненным опытом… „Выходит, мы замахиваемся на самое человечное, что есть в людях: на любовь, на отцовство и материнство, на детство! – Меня стал пробирать озноб. – И выгодно. Выгодно – вот что самое страшное в наш рационалистический век!“

Дубль поднял голову, в глазах у него были тревога и замешательство.

– Слушай, но почему страшно? Ну, работали – точнее, ты работал. Ну, сделал опытную установку, а на ней открытие. Способ синтеза информации в человека – заветная мечта алхимиков. Расширяет наши представления о человеке как информационной системе… Ну и очень приятно! Когда-то короли щедро ассигновали такие работы… правда потом рубили головы неудачливым исследователям, но если подумать, то и правильно делали: не можешь – не берись. Но нам-то ничего не будет. Даже наоборот. Почему же так страшно?

„Потому что сейчас не Средние века, – отвечал я себе. – И не прошлое столетие. И даже не начало двадцатого века, когда все было впереди. Тогда первооткрыватели имели моральное право потом развести руками: мы, мол, не знали, что так скверно выйдет… Мы, их счастливые потомки, такого права не имеем. Потому что мы знаем. Потому что все уже было.

…Все было: газовые атаки – по науке; Майданеки и Освенцимы – по науке; Хиросима и Нагасаки – по науке. Планы глобальной войны – по науке, с применением математики. Ограниченные войны – тоже по науке… Десятилетия минули с последней мировой войны: разобрали и застроили развалины, сгнили и смешались с землей пятьдесят миллионов трупов, народились и выросли новые сотни миллионов людей – а память об этом не слабеет. И помнить страшно, а забыть еще страшнее. Потому что это не стало прошлым. Осталось знание: люди это могут.

Первооткрыватели и исследователи – всего лишь специалисты своего дела. Чтобы добыть у природы новые знания, им приходится ухлопать столько труда и изобретательности, что на размышление не по специальности: а что из этого в жизни получится? – ни сил, ни мыслей не остается. И тогда набегают те, кому это «по специальности»: людишки, для которых любое изобретение и открытие – лишь новый способ для достижения старых целей: власти, богатства, влияния, почестей и покупных удовольствий. Если дать им наш способ, они увидят в нем только одно «новое»: выгодно! Дублировать знаменитых певцов, актеров и музыкантов? Нет, не выгодно: грампластинки и открытки выпускать прибыльнее. А выгодно будет производить массовым тиражом людей для определенного назначения: избирателей для победы над политическим противником (рентабельнее, чем тратить сотни миллионов на обычную избирательную кампанию), женщин для публичных домов, работников дефицитных специальностей, солдат-сверхсрочников… можно и специалистов посмирней с узконаправленной одаренностью, чтобы делали новые изобретения и не совались не в свои дела. Человек для определенного назначения, человек-вещь – что может быть хуже! Как мы распоряжаемся вещами и машинами, исполнившими назначение, отслужившими свое? В переплавку, в костер, под пресс, на свалку. Ну и с людьми-вещами можно так же“.

– Но ведь это там… – Дубль неопределенно указал рукой. – У нас общественность не допустит.

„А разве нет у нас людей, которые готовы употребить все: от идей коммунизма до фальшивых радиопередач, от служебного положения до цитат из классиков, – чтобы достичь благополучия, известного положения, а потом еще большего благополучия для себя, и еще, и еще, любой ценой? Людей, которые малейшее покушение на свои привилегии норовят истолковать как всеобщую катастрофу?“

– Есть, – кивнул дубль. – И все же люди – в основном народ хороший, иначе мир давно бы превратился в клубок кусающих друг друга подонков и сгинул бы без всякой термоядерной войны. Но… Ведь если не считать мелких природных неприятностей: наводнений, землетрясений, вирусного гриппа – во всех своих бедах, в том числе и в самых ужасных, виноваты сами люди. Виноваты, что подчинялись тому, чему не надо подчиняться, соглашались с тем, чему надо противостоять, считали свою хату с краю. Виноваты тем, что выполняли работу, за которую больше платят, а не ту, что нужна всем людям и им самим… Если бы большинство людей на земле соразмеряло свои дела и занятия с интересами человечества, нам нечего было бы опасаться за это открытие. Но этого нет. И поэтому, окажись сейчас в опасной близости от него хоть один влиятельный и расторопный подлец, – наше открытие обернется страшилищем.

Потому что применение научных открытий – это всего лишь техника. Когда-то техника была выдумана для борьбы человека с природой. Теперь ее легко обратить на борьбу людей с людьми. А на этом пути техника никаких проблем не решает, только плодит их. Сколько сейчас в мире научных, технических, социальных проблем вместо одной, решенной два десятилетия назад: как синтезировать гелий из водорода?

Выдадим мы на-гора свое открытие – и жить станет еще страшнее. И будет нам „слава“: каждый человек будет точно знать, кого и за что проклясть.

– Слушай, а может… и вправду? – сказал дубль. – Ничего мы не видели, ничего не знаем. Хватит с людей страшных открытий, пусть управятся хоть с теми, что есть. Вырубим напряжение, перекроем краны… А?

„И сразу – никакой задачи. Израсходованные реактивы спишу, по работе отчитаюсь как-нибудь. И займусь чем-то попроще, поневиннее…“

– А я уеду во Владивосток монтировать оборудование в портах, – сказал дубль.

Мы замолчали. За окном над черными деревьями пылала Венера. Плакала где-то кошка голосом ребенка. В тишине парка висела высокая воющая нота – это в Ленкином КБ шли стендовые испытания нового реактивного двигателя. „Работа идет. Что ж, все правильно: 41-й год не должен повториться… – Я раздумывал над этим, чтобы оттянуть решение. – В глубоких шахтах рвутся плутониевые и водородные бомбы – высокооплачиваемым ученым и инженерам необходимо совершенствовать ядерное оружие… А на бетонных площадках и в бетонных колодцах во всех уголках планеты смотрят в небо остроносые ракеты. Каждая нацелена на свой объект, электроника в них включена, вычислительные машины непрерывно прощупывают их «тестами»: нет ли где неисправности? Как только истекает определенный исследованиями по надежности срок службы электронного блока, тотчас техники в мундирах отключают его, вынимают из гнезда и быстро, слаженно, будто вот-вот начнется война, в которой надо успеть победить, вталкивают в пустое гнездо новый блок. Работа идет“.