Апрельский кот

– Какой препарат? Наркотический? Ого! – живо заинтересовалась я, но Малдер хитро улыбнулся и покачал головой.

– Как часто у вас бывает бессонница?

– Иногда, – ответила я со всей возможной неопределенностью.

– Перефразирую вопрос. Как часто вы спите нормально? Сколько дней в неделю? Все семь? Шесть? Пять?

– Иногда, – упрямо повторила я.

– Ох… – И Игорь Вячеславович посмотрел на меня недовольным взглядом учителя, в очередной раз обнаружившего несделанное домашнее задание. Я огляделась, нашла валяющийся на полу пропуск и решительно направилась к двери. Уже стоя на пороге кабинета психолога, я обернулась к нему.

– Я бы взяла рецепт. Плохо сплю, – призналась я, и это было единственное слово правды, сказанное мною на этом сеансе.

– Я вижу, – кивнул он. – Но в этом случае я должен быть уверен, что вы придете снова. Даже если станете опять рассказывать мне сказки про несуществующих персонажей.

– О чем это вы? – фальшиво удивилась я. – Сказки?

– Про мужей и про белые волосы.

– Ах, эти… значит, вы не поверили?

– Ни единому вашему слову. Так вы придете?

– Не знаю. Может быть. Да. Наверное. – Я неуверенно улыбнулась. – Вы сказали, что я могу не приходить, если вы мне не поможете прямо сегодня.

– Что ж… – кивнул он, – был такой разговор. И все же я бы хотел, чтобы вы пришли на повторный прием. Считайте это моей личной просьбой. Вы же отзывчивый человек, да?

– Боже упаси, – замотала головой я. – Я черствый, бесчувственный человек, циничный до мозга костей.

– Да? Странно. А коллегу своего пораньше с работы отпускаете. В то время как доктор вам отгул дал и вы могли бы сами пойти домой, чтобы отдохнуть.

– Доктор? – удивилась я.

– Конечно, доктор. А кто я, по-вашему?

– Серьезно? Прямо реальный доктор с высшим медицинском образованием, дипломом и всем таким?

– А как же, – кивнул он.

– И с анатомией тоже? И с патфизиологией?

– Нет, все-таки вы презираете психологов не просто так! – воскликнул Игорь Вячеславович.

– Ладно, извините, – стушевалась я. – Просто… это странно. Сейчас психологи – каждый второй. Кругом консультанты.

– С этим я, кстати, даже спорить не буду. Правда ваша. Кто ни попадя собирает эмпирические данные, да еще не факт, что данные эти – корректные. А мы – профессиональные психотерапевты – потом отдуваемся. Знаете, а ведь Ленин говорил, что и кухарка может управлять государством. Думаете, не может?

– Он ошибался, ваш Ленин. И не только в этом, – улыбнулась я. Повисла неловкая пауза, во время которой Игорь Вячеславович явно ждал от меня чего-то. В конце концов я сдалась. – Ладно, Игорь Вячеславович, я приду, хоть и не понимаю зачем.

– По крайнем мере, сможете выспаться, – пожал плечами он.

– Тяжелый случай, – вздохнула я и пошла к двери.

– Постойте, – Малдер остановил меня, склонился к столу и принялся писать что-то. Он протянул мне бумажку, на которой неразборчивым почерком – прямо как у заправского врача – был выведен какой-то латинский термин.

– Это что?

– Рецепт. Только применяйте как экстренное средство. Не стоит злоупотреблять химией. Обычно я не применяю ее, но в вашем случае…

– Что, все так плохо? – усмехнулась я. – Пациенту поможет только топор?

– Сон – это важно, – покачал головой Игорь Вячеславович, а потом записал меня на следующий прием через два дня и выпроводил из своего кабинета, аккуратно намекая на то, что занят, ждет следующего пациента. Я вышла, дошла до конца коридора, дождалась лифта, доехала до нашего двадцать шестого этажа и только потом вспомнила, что забыла солнцезащитные очки в кабинете у психолога. Странно, что я об этом не подумала сразу. Потому что… вот ведь забавно, я совсем забыла, что у меня под глазом пылает этот дурацкий синяк. А все потому, что сейчас я чувствовала себя совершенно по-другому.

Я вернулась в кабинет, сунув нос туда, где уже другой пациент раскрывал душу, разглядывая рыбок. Схватила очки и испарилась так быстро, что меня, по большому счету, можно было принять за привидение.

– Надо же, ты вернулась? – ахнул Саша Гусев, скользнув по моему лицу удивленным взглядом, ибо я очки на нос надевать не стала. Решила проверить кое-что. – Это тебя кто, психолог или Крендель?

– Крендель, – буркнула я, и Саша рассмеялся. И все. Никаких больше разговоров. Никаких вопросов. Стоило ли так волноваться. Надо же!

– Ну и? – спросил он, глядя на меня в нетерпении, как пес, которого давно уже должны были вывести на прогулку.

– Что – ну и?

– Отпускаешь ты меня или нет? А то твой доктор сказал, что у тебя отгул.

– Отпускаю, – кивнула я, и Саша выдохнул с явным облегчением. – Ты что, ни дня без тренировки не можешь прожить?

– О, это нужно только попробовать, Фая. Так что, психолог-то толковый? Будет хоть какая-то польза от его сеансов?

– Знаешь, Сашка, а ведь, что странно, – да. Есть от его сеанса польза.

– Серьезно? – и Саша сделал круглые глаза, словно был потрясен до глубины души. – И какая? Ты поняла, что счастье в труде?

– Я хоть выспалась, – брякнула я, и Гусев расхохотался. Я тоже посмеялась, глядя на его удаляющуюся фигуру с громадной зеленой сумкой, заброшенной на плечо. Но говорила я это не в шутку, а совершенно серьезно. Единственное, что могло мне помочь сегодня, – это если бы мне дали хоть немного поспать. После этого так называемого сеанса я чувствовала себя несоизмеримо лучше, и меня не покидала мысль, что Игорь этот Вячеславович усыпил меня не случайно, а намеренно. Вся эта тихая музыка, вкрадчивый голос, тихий смех… Возможно ли? Я посмотрела на рецепт и улыбнулась. Люблю химию в нужных пропорциях. В самом деле, у нашего «Муравейника», кажется, хватило ума нанять по-настоящему хорошего специалиста.

Знаешь же, что не хочешь. Вот и не делай

Маша Горобец добралась до меня только под конец рабочего дня. Все потому, что у них там, в бухгалтерии, конец года, сдача годовой отчетности на носу. Это ведь только для бухгалтеров конец года наступает в марте, верно? Маша была взмыленной, словно целый день не документы проверяла, а пахала, обрабатывала целину, причем лично, без всякого там коня.

– Ну вот где тебя носило? – набросилась на меня она, мирно дремлющую в своих солнцезащитных очках. Маша бросила мне на стол дань – коробку конфет. – На вот, нам их уже складывать некуда. А я тебя целый день искала. Постников кричит, что ты приперлась пьяная, с синяком под глазом и что тебя уже уволили. Сашка говорит, у тебя отгул. А ты тут сидишь. Господи, а ты чего в очках-то? Так это правда? Тебя кто побил-то? Это он, что ли? Охренеть. Он что, совсем сдурел?

– Стоп-стоп-стоп, сколько выводов, и все – без всяких вводов. Это меня не он.

– Не он? – опешила Маша. – А кто?

– Бандитская пуля, – вздохнула я.

– Как ты?

– Все очень плохо, – привычно буркнула я, но Машка даже слушать меня не стала.

– Ладно, дай я посмотрю, – бросила она мне и потянула ручонки к моему лицу.

– Нет уж, спасибо, – засопротивлялась я, но Машу разве ж остановишь.

– Все сама, да? Феминистки даже лучше, чем ты. Ну ты что, глаза хочешь лишиться, а? Ты хоть чем-то прикладывала? Так, руки убери, горе ты мое. Нет, ну что такое? Точно не он?

– Никакая я не феминистка. И да – точно, это не он, – покачала головой я. – Но – из-за него.

– Я так и знала! – всплеснула руками Маша. В нашем отделе уже никого не было, тихо жужжали компьютеры, где-то вдали без устали звенел телефон, но мы уже давно привыкли отфильтровывать посторонние звуки. – А ты что? Почему ни одной проблемы не проходит мимо тебя? Неужели нельзя было не лезть?

– Ты мне хоть слово дашь вставить или дальше продолжишь эту аудиоатаку? – возмутилась я, пытаясь увернуться от пристального изучения моих синяков. Вернее, синяка. Маша была единственной, кто, говоря это «он», имел в виду правильного плохого парня. То бишь Сережечку, мужа моей сестры Лизаветы, решившего устроить нам с нею праздник Восьмое марта. Устроил, ничего не скажешь. Я до сих пор в себя прийти не могу. Впрочем, могло быть и хуже.