К вечеру дождь

И все же я думаю — «как», «куда», и все остальное — это в крови у них у всех, у ребят. Они же все с улицы, где «матка-матка, чей допрос», где любой пацан сам знает, что хорошо, а что плохо, и вон тот «может», а этот нет. В крови. Разве можно обучить, например, любви? У кого что в крови, тот так и любит.

Впрочем, думаю я, и Семеныч тоже прав. Все-таки рваный бег это рваный бег.

7

Игра с «Ангарой», Ангарск.

Наш состав был:

Голкипер (вратарь) — Саша Литвиненко.

Беки (защитники) — Минеев, Чупов, Александров, Метла.

Хавбеки (полузащитники) — Ружевский, Беркутов, Шупеня.

Форварды (нападающие) — Сомов, Махотин, Маштаков.

Да, Маштаков на сей раз играл в нападении. Видать, и тренер Сычугин приустал уже без гола. Не о турнирной таблице речь: сохранить бы веру.

Веру, что еще можем, что выигрываем, что будет еще на нашей улице праздник. Будет команда. Что нет, что не пробники мы.

И было два момента. Один, когда Маштаков бил и промазал по пустым воротам, сам пройдя перед тем в штрафную, обыграв двух. И потом еще Махотин Сережа с его же, Маштакова, подачи прошел по краю и ударил — один на один с вратарем — косо вдоль ворот. И промахнулся. Ага.

А те, «Ангара» — не промахнулись.

Опять нам — 0:3.

Игра шла в начале октября. Темнеет рано, а игры пока с семи часов. К концу второго тайма небо черно-синее, без звезд и потому будто неправдашное. Светят в поле два слабых редких прожектора, ребята бегают голубоватые, странные, как рыбы в аквариуме, и все орет, все руководит с трибуны одноглазый в черной тряпочке…

Саньков нынче не играет, его посадили отдохнуть, потому что в прошлую игру он сачковал. Но он не переживает. Знает, кошка, без него не обойтись. Смеется, шутит на нашей лавочке. Слышен весь матч его глухой сиплый голос-гул. «Ну ты резкий, — говорит он Махотину, когда того меняют, — прям как газировка!» И еще рассказывал, как у кого-то из его знакомых родилась дочка, что де у жены знакомого имя Аня, а у матери Маша. И потому, дескать, дочь свою знакомый решил назвать Маня. Мы сидели смеялись, хотя и проигрывали.

Еще мы спорили с Колей и больше с вратарем-дыркой, что теперь нет такого игрока, как Игорь Нетто, который когда-то на первенстве мира отбил мяч, поставленный уже на центр поля, отбил его на свободный. Постольку поскольку нашим засчитали тогда ошибочный гол. Мяч попал в ворота, но с задней стороны, через сетку. Сетка была рваная. Судья не заметил и гол засчитал. Гол был для нас решающим, от него зависела судьба сборной. Игорь Нетто, капитан, отбил его, уже засчитанный, кругленький, и зачеркнул фактически этим пинком нашу победу.

Ох, сколько людей тогда говорило, что дурак, что кто ж так делает и прочее, и прочее. А он отбил… Ибо не хотел  т а к о й  победы.

Кто из наших ребят, думал я, смог бы сделать так: Маштаков? Беркутов? Юра Нутиков?

Но ни Коля, ни в особенности вратарь-дырка со мной не соглашались. Да неужели ж не ясно вам, говорил я, что тот, кто в самом деле может пробежать стометровку за девять и девять, не согласится, чтоб ему засчитали это время, когда на самом деле он пробежит хуже. Нетто был игрок команды экстра-класса, она «тухлым» не питалась. Сейчас киевляне, к примеру, говорил я, тоже, поди, не согласились бы  т а к  выиграть.

Но ни Коля, ни в особенности вратарь…

Затем наши били штрафной, и вратарь-дырка сказал, что Маштак сейчас забьет. Я попросил сплюнуть и постучать по скамейке, но он не стал, и Маштаков не забил.

А потом вратарь сказал, что на прошлых сборах в Таджикистане за три недели потерял пятнадцать килограммов и что иногда люди там дотренировываются буквально до эпилептических припадков. Так, мол, они здорово там работают. И еще кивал, кивал, подлец.

А почему вы сами-то не тренируетесь? почему не бегаете по утрам кроссы? кто не дает-то вам? Почему вы сдохшие все к концу первого тайма? Почему вы ссылаетесь то на завод, не желающий брать вас под опеку, то на тренера (верней, на отсутствие его в первое время), то «базу хорошую» вам подавай… А сами-то, сами! Кто из вас бегает по утрам кроссы?

Но вратарь-дырка сказал, не в этом дело, вот скоро будут сборы, тогда и… (в поле от своих ямок поднимались неудачники и солидно кивали головами: да, да, да. Тьфу! — думал я на них, разозлившись, забыв, что а я-то, а я-то, а я-то…).

«Ну а зачем же, если не за ради денег?» — спросил вратарь еще, когда заговорили мы о профессионалах. — «Зачем, скажите, они здоровье свое гробят?» Я не знал, что отвечать. Ну да, они, вот эти самые ребята, они бегали, пинали и делились на матки в две команды. Пинали и радовались, и жили, и это было настоящее счастье — футбол. А теперь вот их «выбрали», стали платить деньги, поощрять, приманивать, пугать отбором этих поощрений назад — и готово дело. Не футбол уже, а вроде работа. Не свобода, а угрюмый такой долг. Эх… Я не знал, что отвечать вратарю. Я видел, он совсем еще молодой паренек, наш этот запасной вратарь. Мальчик, получивший первую получку. И про деньги-то, подумал я, ему нравится говорить для солидности, для матерости мужчинской. А может быть, — кто знает! — может быть, уже и не поэтому.

Игра с «Амуром», Благовещенск.

0:4.

Четвертый гол нам вбили с пенальти.

Саша прыгнул в тот же угол, угадал, но не дотянулся, конечно… Хотя странно высоко подлетели его ноги кверху. Выше его головы.

И все как всегда решил первый гол.

На семнадцатой минуте от Минеева отлетел в наши ворота мяч дурак и так испортил всем настроение, что тут же за какие-то пять минут следом влетело еще два. Руки просто опустились.

А начинали хорошо. Гера Чупов, игравший сегодня в нападении, работал как в защите. Твердо и бесстрашно. И остро. А по краям ему помогали Махотин и Сомов. Гера, я узнал, не так давно из армии, поиграл немного за клубную команду, и его пригласили сюда. А Сомов, говорит, улыбаясь мне, Коля, бегает, между прочим, сто метров за 10,4. Я тоже улыбаюсь. Я знаю: Коля-то со мной согласен про Нетто, хотя он и спорил.

А Женя Шупеня, крепкий, большеголовый, не парень, а сжатый кулак, играл сегодня чуть сзади и раз сильно и хорошо пробил по воротам издали. Промазал только.

На трибуне сзади нас сидела молодая компания и пила пиво. И болела. То есть ругала матом наших игроков, свистела и острила, как острят только на футболе. За чужой счет. И грязно, и вызывающе. Пожилой мужик сзади сделал замечание. И один, с оловянным взглядом, повернулся к нему, заматерившись уже с  ж е л а н и е м. Мужик испугался: «Старика материть…» Хоть был и не старик. Напротив, он был толстый, с седыми косыми баками и одетый моложаво. Но тут подошел рыжий остренький милиционер и прислушался к разговору. Мужик сразу оживел. Погромче уже повторил: «Старика материть!…» И тот, с оловянным взором, тут же поменял лицо на простецкое, рабоче-крестьянское и начал оправдываться: «Вот, мы сидим, болеем, а тут…», — показывая рукой на «старика». А тут, дескать, лезут нас оскорблять. Но сзади встал еще один человек, парень в болоньевой куртке с виднеющейся из-под нее олимпийкой: «Я давно за тобой слежу, — сказал он, — как ты здесь материшься!» Он был, видать, чем-то вроде дружинника, и того, оловянного, увели.

Потом снова пошел дождь, стало холодно. А ребята все играли, все отблескивали их мокрые ляжки, а прожектор все так же реденько освещал поле. А они играли и играли. И только редко зарницами, всполохами молний — пас, еще пас, обход, финт, удар. И тогда полнота и счастье жизни. А потом снова, как роботы, — туда-сюда, пас, ошибка, отбой, аут… и то же все, то же…

Когда течет река, думаю я, когда нет живой, хорошей и даже пусть трагической жизни, начинается стояние, начинается болото, тление и медленная распадающаяся гибель. Так и тут, в футболе. Сколько тут всякого — сколько липы, приписок, делишек разного рода, сколько вокруг да около пьяни, ресторанных драк, перстней на пальцах в виде красоты. И страшно порою и тяжело, и кажется, правы те, смеющиеся над Игорем Нетто, ан нет… вон, глядишь, бегут они, принимают на грудь мяч, и ветер, и полнота, и ясно: есть, есть в футболе, и больше, может, чем где-либо еще, очистительная эта струя, и ничто не заменит ее тем, кто хоть разок восчувствовал ее сам. Даже и те, кто давно предал ее и этот ветер.