Страница 74 из 208
— Есть какие-нибудь новости про Иеремию? — спросил он, надеясь услышать, что того освободили.
— Да, есть, и, увы, не слишком хорошие. Его собираются депортировать в числе других пятисот евреев. Кемаль-паша грозится вообще выгнать всех евреев из империи. Ты сам видишь, нас не спасло даже то, что некоторые готовы были поддержать Блистательную Порту в этой абсурдной войне. Они депортировали даже одного человека, который вложил немало сил и средств в дело поддержки империи. Да, и еще мне сказали, что Бен Гуриона тоже депортировали.
— И что же нам теперь делать? — спросил Ахмед, на плечи которого так внезапно свалился весь груз ответственности за работу карьера.
— А что, по-твоему, мы можем сделать? Завтра Кемаль-паша может точно так же депортировать нас, как он поступил с Иеремией, Луи и многими другими. Яков настроен искать какие-то варианты, он верит британцам. Говорит, что если они выиграют эту войну, то решат будущее нашей земли.
— Не знаю... Быть может, Яков и прав. Так вы собираетесь просить их о помощи? — спросил Ахмед.
— О помощи? Скорее уж они заинтересованы в нашей помощи. Многие евреи уже воюют на их стороне. Как видишь, наш народ раскололся на два лагеря: одни служат в армии султана, а другие перешли на сторону французов и британцев.
— А русские евреи?
— Да, мне никогда не забыть Россию-матушку, откуда я родом, — ответил Самуэль с оттенком грусти.
— Мы должны всё это пережить...
— Мы постараемся, Ахмед, мы постараемся. Мы с Йосси Йонахом ходили в полицию по поводу Иеремии, и там нас самих чуть не арестовали. Ты ведь знаешь, что Рахиль, мать Йосси — сефардка. Она всегда с большой признательностью относилась к Османской империи, позволившей им обосноваться в Салониках после того, как сефардов изгнали из Испании католические монархи. Такова наша судьба: на протяжении веков нас изгоняли, депортировали, преследовали... А в империи Рахиль всегда чувствовала себя в безопасности и своего сына воспитала в преданности султану. Теперь Йосси утверждает, что его мать в большей степени турчанка, чем еврейка. Однако сейчас Рахиль стала чужой в собственной стране. Даже подумать боюсь, что бы сказал обо всем этом старый Абрам...
— Все мы — чужие в нашей стране, и не забывай, что Кемаль-паша не щадит и арабов: что ни день — то новые виселицы возле Дамаскских или Яффских ворот.
— Ты прав, друг мой, все мы страдаем под этим игом. Боюсь, Ахмед, что прежний мир, в котором мы жили, теперь рушится, и все мы теперь — пешки в чьей-то игре. И неважно, кто победит в этой войне: Германия с Турцией или Антанта: мир все равно уже не будет прежним.
— Ты вернешься во Францию? — спросил Ахмед.
— Нет, не вернусь, если, конечно, меня тоже не депортируют. Но даже если это случится, я все равно вернусь сюда. Я не могу вечно скитаться в поисках родины; мое место здесь, и моя задача — возродить родину моих предков.
— Понимаю, ты ведь еврей.
— Иногда я задаюсь вопросом: а так ли это хорошо — быть евреем? Долгие годы я боролся со своей сущностью, хотел быть таким, как все, мечтал сбросить с себя это бремя, которое превращало меня в изгоя. Ты даже представить не можешь, как я старался вытравить из себя все, что было во мне еврейского. Все мои несчастья имели одну причину: еврейское происхождение. Моя семья погибла во время погрома, я потерял мать, бабушку, сестру и брата... Кто, пережив такое, захочет быть евреем? Вот и я не хотел.
— Ты не должен роптать на Всевышнего. Он знает, что делает.
— Ты считаешь, я могу простить его за то, что он допустил, чтобы какие-то мерзавцы убили мою семью лишь потому, что они были евреями?
— Друг мой, воистину неисповедимы пути Аллаха.
— А впрочем, мне не хотелось бы обременять тебя своими тревогами накануне свадьбы Айши. Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном. Вот например, я еще не видел Мухаммеда.
— Он приезжает завтра. И я надеюсь, что все обойдется...
— Ты имеешь в виду Марину и Касю? Не беспокойся, они не станут скандалить на свадьбе Айши. Да, Марина очень страдала, когда ее разлучили с Мухаммедом. Они вместе росли, потом полюбили друг друга, и им было очень нелегко признать, что у них нет будущего.
— Я очень ценю Марину; более того, я и сам не желал бы для Мухаммеда лучшей жены, но при этом я знаю, что, даже если вы... если вы не слишком верите в своего Бога или, во всяком случае, не исполняете всех необходимых обрядов, она никогда не примет ислам.
— Ты прав, не примет. Но, по крайней мере, мы с тобой понимаем всю боль ее отчаяния, это ведь для нее первый настоящий удар судьбы. Вот видишь, какой на самом деле бред — эта самая вера, которая разлучает двух молодых людей и не дает им быть вместе. Когда-нибудь настанет день, когда эта помеха навсегда исчезнет, и я надеюсь, что я доживу до этого дня.
— Мухаммед тоже страдает, — хмуро ответил Ахмед.
— Я знаю. И вот что я тебе скажу, Ахмед. Мне кажется такой глупостью, что люди убивают друг друга только лишь потому, что считают, что их Бог лучше, чем чей-то еще.
— Мы с тобой не враждуем.
— Ты прав, это христиане не терпят евреев, хотя и мусульмане тоже депортировали сефардов. Вы тоже не позволили им остаться самими собой. В общем, нам пытались навязать свои истины и убивали за них, но по крайней мере иудеи и мусульмане способны уважать друг друга и жить в мире, хотя и вы и не позволяете нашим молодым людям влюбляться. Но мы хотя бы не убиваем друг друга.
Ночная мгла уже давно окутала Святую землю, а они все еще беседовали, куря одну сигарету за другой. Ни один так и не уснул до утра.
Но вот наступил день, полный ароматами праздника. Айша излучала красоту и скромность. Марина, Кася, Дина и Саида помогали ей облачаться в свадебное платье.
Мухаммед и Марина вполне вежливо поздоровались, но тут же стали избегать друг друга. Мухаммед сразу присоединился к гостям, а Марина не отходила от группы женщин. Заметив, как нервничает Айша, Марина взяла ее за руку, стараясь успокоить.
Дина с большой ответственностью занялась свадебными приготовлениями, заручившись помощью своего брата Хасана, как всегда щедрого. Она хотела произвести как можно лучшее впечатление на семью Юсуфа Саида. Она знала, как много значит для Юсуфа мнение его матери. Дина попросила Саиду оказать особое внимание этой женщине, чтобы та ни в чем не нуждалась. Что же касается Лейлы, то Дина вынуждена была признать, что ее невестка, когда пожелает, может быть весьма обходительной; так что Дина поручила ее заботам сестер Юсуфа.
Она с беспокойством смотрела на побледневшую Айшу, опасаясь, что та расплачется прямо во время церемонии. Она не выглядела счастливой, но Дина утешала себя тем, что в этом нет ничего страшного, все невесты перед свадьбой нервничают. Да и сама Дина, когда ее выдавали за Ахмеда, умирала от страха, а теперь она даже представить не может, что у нее мог быть другой муж. Они были счастливы все эти годы, и счастье омрачила лишь смерть детей. Дина еще оплакивала маленького Измаила другого ребенка, родившегося мертвым, и которого ей не позволили даже увидеть.
Но все прошло, как положено, и теперь ее дочь стала женой Юсуфа. Дина огляделась и с облегчением вздохнула, увидев, как женщины окружили Айшу. Мать Юсуфа держалась с ней очень ласково, а Марина ни на шаг не отходила от подруги. Как все-таки жаль, что эта еврейка никогда не примет ислам! Она была бы хорошей женой Мухаммеду.
За праздничной трапезой гости неустанно болтали и казались очень довольными. Дина без устали подносила все новые блюда, жадно вслушиваясь в обрывки разговоров. Кое-кто из гостей негромко переговаривался, вспоминая о повешенных арабах и высланных евреях. Дина невольно поморщилась: она не желала в такой день обсуждать подобные вещи, пусть даже всех интересующие.
Дина улыбнулась, когда вошли музыканты, которых нанял Хасан, чтобы развлечь гостей.
— Ты с ума сошла! — прошипел Ахмед. — Как тебе в голову взбрело нанять музыкантов?