Стреляй, я уже мертв (ЛП)

— Бен Гурион в Тель-Авиве провозгласил создание государства Израиль, — пояснил один из них.

Сначала все пали духом. но потом их переполнили ярость и негодование. Весь день они отражали атаки врага. Но теперь они боролись уже не против кучки еврее, а против целого государства.

Лишь с наступлением темноты Вади смог пробраться к своему дому. Аниса в это время как раз меняла на плече Мухаммеда окровавленную повязку. Вади встревожился, взглянув на побелевшее лицо отца.

— Не волнуйся, пулю я уже извлекла, — успокоила его Аниса.

Он не стал спрашивать, что случилось. Мухаммед тоже воевал, как и он сам, и Аллах пока хранил их обоих.

— Бен Гурион объявил о создании государства Израиль, — сообщил Вади.

— А Трумэн и Сталин его признали, — добавил Мухаммед.

— Итак, мы остались одни, — в голосе Вади прозвучали глубокая усталость и безмерное разочарование. Самые сильные государства бросили их на произвол судьбы...

— Женщины должны уехать, — заявил Мухаммед, едва Аниса закончила бинтовать его плечо.

Айша и Аниса возразили, и даже Сальма, всегда такая благоразумная, их поддержала.

— Вот-вот начнется новая война, и вам нужно перебраться в безопасное место, — объяснил Мухаммед. — Мы не сможем сражаться, зная, что вы в опасности.

— Отец прав, — поддержал его Вади. — Я отвезу вас в Иерихон, к моей сестре Найме, и попрошу ее мужа Тарека, чтобы он при первой возможности переправил вас в Амман. В королевстве Абдаллы вы будете в безопасности.

Сальма поняла, что дальше возражать бесполезно, и на следующий день начала паковать вещи. «Не стоит брать слишком много, — уговаривала она себя. — Мы ведь скоро вернемся».

— Нам помогут, — сказал Мухаммед, глядя на сына.

— Кто? Кто нам поможет, отец? До сих пор мы только и делали, что совершали ошибки, но Омар Салем и его друзья оставались слепыми и глухими и видели лишь то, что им хотелось. Фавзи аль-Кавукджи проиграл эту битву.

— Он великий полководец, — сердито ответил Мухаммед.

— Но до сих пор этого не показал, — ответил Вади, сумев выдержать взгляд отца.

— Ирак, Сирия, Египет, Трансиордания — все они нам помогут. Я знаю, Абдалла поклялся, что не допустит потери Иерусалима, — ответил Мухаммед.

— Но ты знаешь также, что Абдалла не прочь расширить свое королевство. Как думаешь, удовольствуется ли он тем, что дали ему британцы? Человек, под началом которого я сражался, не так давно женился на бедуинке с того берега Иордана. Так вот, он сказал, что Абдалла хочет увеличить свое королевство.

— Этот человек лжет, — произнес вконец расстроенный Мухаммед.

— С чего бы ему лгать? Семья его жены всей душой предана Абдалле, а ее брат принадлежит к кругу самых доверенных людей короля. Оба говорят, что король принял эмиссара Бена Гуриона — ту самую женщину, имя которой иногда мелькает в газетах, Голду Меир. Кроме того, ты же и сам знаешь,что отец Абдаллы, эмир Хусейн-ибн-Али, шариф Мекки, соглашался с тем, что евреи тоже должны иметь свой дом в составе большого арабского государства.

— Вот именно: в составе большого арабского государства, — подчеркнул Мухамммед. — Но он ни за что бы не позволил евреям создать свое собственное.

— Отец, Абдалла защищает интересы своего королевства, и все остальные страны тоже защищают собственные интересы.

— Даже если и так — ни Абдалла, ни остальные арабские лидеры не вправе бросить нас на произвол судьбы. Это стало бы их позором, им никогда этого не простят. Так что не сомневайся: они нас не бросят.

— И сколько людей они пришлют на подмогу?

Мухаммед печально взглянул на Вади, прежде чем дать ответ.

— Это не имеет значения. Бывают в жизни мгновения, когда единственный способ спастись – это умереть или убить. Таков наш долг. Так мы и поступим.

— Хорошо, отец, так и поступим.

Сальма, Айша и Аниса плакали, прощаясь с Мухаммедом, который, несмотря на ранение, решил в ту же ночь вернуться к своим товарищам. Вади тоже, хотя и задавался вопросом, как и когда сможет отвезти женщин в Иерихон. Он не хотел спорить с отцом, и сам считал, что так будет лучше, только не знал, как это сделать.

Ночную тишину прерывали быстрые шаги — кто-то направлялся к дому. Мухаммед взвел курок винтовки, Вади последовал его примеру, велев женщинам спрятаться в другой комнате.

Они услышали стук в дверь и чей-то шепот. Вади с винтовкой в руках открыл дверь и шагнул назад, обнаружив за ней Изекииля и Марину. Но он не пригласил их войти и даже не опустил оружие.

— Убери оружие, — спокойно сказала Марина, мягко отстраняя Вади и проходя в дом.

Мухаммед поднялся ей навстречу, не сводя с нее напряженного взгляда. Женщины, едва услышав голос Марины, тоже вышли. Аниса и Сальма стояли молча, и лишь Айша сделала шагнула к подруге.

— Я пришла, чтобы сказать, что вам нечего бояться, — произнесла Марина.

— Мы уезжаем из Иерусалима. Едем к моей племяннице Найме, — ответила Айша; голос ее звучал вполне искренне, хотя Аниса смерила ее неодобрительным взглядом.

— Вам не нужно никуда уезжать, никто вас не тронет, — заверила Марина.

— А то, что нас гонят с нашей земли — по-твоему, этого недостаточно? — в голосе Вади прозвучала горькая ирония.

— Это ваш дом и, насколько мне известно, никто не требует, чтобы вы его покидали, — сказал Изекииль, делая шаг навстречу Вади.

— Мы сражались весь день — я и мой отец, — ответил Вади. — И готовы сражаться хоть до конца жизни, лишь бы избежать того, что, видимо, уже неизбежно.

— Израиль уже стал реальностью, — сказал Изекииль. — Вам лучше смириться с этим и понять наконец, что мы вам не враги.

Теперь он стоял прямо напротив Вади, их разделяли всего несколько сантиметров. Оба глядели друг другу прямо в глаза.

— Мы не согласны с разделом и никогда с ним не согласимся, — вставил Мухаммед. — Никто не имеет права отнимать нашу землю.

— Но это также земля наших предков, — возразила Марина. — И мы всегда считали, что вполне можем разделить ее с вами. Разве вы не помните, как мы вместе мечтали построить общее государство? Это еще вполне возможно.

— Ты же сама знаешь, что нет, — возразил Мухаммед. — Так что не пытайся обмануть себя и меня. Ты говоришь так, будто ничего не случилось, как будто не было всех этих лет вражды и ненависти. Ты говоришь как социалистка; так когда-то говорила твоя мать Кася. Но ваши мечты дали свои всходы, и сегодня вы провозгласили свое государство. Мне больше нечего тебе сказать.

Всех потрясло, как Мухаммед разговаривает с Мариной.

— Все могло быть иначе, — ответила Марина. — Жизнь могла повернуться совсем по-другому. Но что вы сделали для того, чтобы она сложилась по-другому? Ничего, ровным счетом ничего, разве что упорно отказывались признать наше право жить здесь. Я приехала сюда совсем маленькой девочкой, когда Палестина была не более чем задворками Османской империи. Ты прав, моя мать была социалисткой, как и Самуэль; она тоже считала, что Палестина станет такой, какой ее захотят видеть арабы и евреи.

— Быть может, твоя мать и Самуэль действительно так думали, но вот ваши лидеры всегда преследовали лишь одну цель: отхватить Палестину себе, — ответил Мухаммед.

— Мы всего лишь искали место, где могли бы жить, — голос Марины прозвучал тихо, словно у нее уже не было сил дальше спорить с Мухаммедом. — И мы хотели вернуть все на круги своя, возвратившись на то место, откуда когда-то ушли наши предки.

— Не стоит ворошить прошлое, в этом нет никакого смысла, — подал голос Вади. — Речь о том, что сегодня Бен Гурион провозгласил государство Израиль.

— Мы пришли не для того, чтобы спорить, — ответил ему Изекииль. — Мы пришли, чтобы сказать, что вам не о чем беспокоиться, вы не должны уезжать, это по-прежнему ваш дом и ваша земля.

— Мы не нуждаемся в вашем разрешении, — заявил Мухаммед. — И вы не вправе указывать, остаться нам или уехать. А теперь я прошу оставить нас одних, нам нужно собрать вещи...